Мы сегодня покорим это небо
Как мы не могли столько лет,
Или рухнем сгоревшей кометой
Сжигая дотла нашу жизнь.
Так что дергай рычаг и держись.
Наши ослепли небеса, но
Я всё вижу свет в твоих глазах.
Ты увидишь, как в небо уходят корабли,
Как закат торжественно печален.
Там, внизу на земле, мы это видеть не могли,
Мы сами себя не замечали.
А на море белый песок,
Дует тёплый ветер в лицо,
Можно даже неба коснуться рукой.
Буду очень-очень скучать,
Буду о тебе вспоминать,
Даже если ты далеко-далеко.
Птицы видят в стекле продолжение неба. Натыкаются и умирают.
Настоящее звёздное небо исчезло с появлением врат. То, что мы видим сейчас, всего лишь подделка.
Full many a glorious morning have I seen
Flatter the mountain tops with sovereign eye,
Kissing with golden face the meadows green,
Gilding pale streams with heavenly alcumy,
Anon permit the basest clouds to ride
With ugly rack on his celestial face,
And from the forlorn world his visage hide,
Stealing unseen to west with this disgrace:
Even so my sun one early morn did shine
With all triumphant splendor on my brow;
But out alack, he was but one hour mine,
The region cloud hath masked him from me now.
Yet him for this my love no whit disdaineth:
Suns of the world may stain, when heaven's sun staineth.
Я наблюдал, как солнечный восход
Ласкает горы взором благосклонным,
Потом улыбку шлет лугам зеленым
И золотит поверхность бледных вод.
Но часто позволяет небосвод
Слоняться тучам перед светлым троном.
Они ползут над миром омраченным,
Лишая землю царственных щедрот.
Так солнышко моё, взошло на час,
Меня дарами щедро осыпая.
Подкралась туча хмурая, слепая,
И нежный свет любви моей угас.
Но не ропщу я на печальный жребий, -
Бывают тучи на земле, как в небе!
Быть небом, этого не зная
И перелётным быть как стая,
И, поднимаясь над землёй,
Быть пылью, мудрой и простой,
И быть, как время – быстротечным,
И быть, как ветер – бесконечным.
Когда, подняв свой взор к высоким небесам,
Я вижу этот месяц молодой,
Встаёт передо мной изогнутая бровь
Той, с кем один лишь раз
Мне встретиться пришлось!
Иль в небе нет луны?
Или весна — не та,
Не прежняя весна?
Лишь я один
Как будто бы всё тот же.
Однажды раввин Нахман смотрел из окна на рыночную площадь и увидел одного из своих учеников, некоего Хайкеля. Тот имел вид очень озабоченный. Нахман окликнул его и пригласил войти в дом и поговорить.
— Скажи мне, Хайкель, – начал разговор Нахман, – видел ли ты сегодня небо?
– Нет, рабби, мне было не до того.
– А улицу, Хайкель, видел ли ты улицу сегодня?
– Да, рабби.
– И что же ты видел, расскажи мне.
– Ну, я видел людей… лошадей… телеги. Я видел торговцев, которые расхваливали свой товар и размахивали руками… Спорящих по какому-то поводу крестьян… Бегающих туда-сюда мужчин и женщин…
– Эх, Хайкель, Хайкель, – удрученно покачал головой Нахман, – и через пятьдесят лет, и через сто на этом месте будет улица, и будет рынок. Другие экипажи будут возить других людей, другие торговцы будут размахивать руками, а другие крестьяне будут спорить между собой. Но ни меня, ни тебя, Хайкель, уже не будет. Так скажи мне, какой смысл во всей этой беготне, если у тебя нет времени просто взглянуть на небо?
Во время дождя везде пахнет небом.
Почему небо выглядит столь одиноким?
For me, only the sky is the limit.
Предел для меня — только небо.
For once you have tasted flight you will walk the earth with your eyes turned skywards, for there you have been and there you will long to return.
Испытай один раз полет, и твои глаза навечно будут устремлены в небо. Однажды там побывав, на всю жизнь ты обречен тосковать о нем.
— Слушай, Тимон, ты никогда не гадал, глядя на небо, что там за яркие точки?
— Нет, Пумба, я не гадаю, я знаю!
— Правда?! И что это?
— Куча светлячков. Светлячки налипли на вон ту сине-черную штуку.
— Я смотрю на небо через твои глаза.
— А мне нет дела до неба, когда можно смотреть на тебя.
Жизнь в городах приучает смотреть разве что себе под ноги. О том, что на свете бывает небо, никто и не вспомнит...
Мне казалось, что даже небо плачет, заглядывая в окно моей комнаты...
Довольно только передвинуть стул на несколько шагов.
И ты снова и снова смотришь на закатное небо, стоит только захотеть...
Октябрь выдался удивительный. В прохладном воздухе витала острая горчинка, ощущался аромат сухой опавшей листвы. По улицам тихо и уверенно, как кошка, шла осень. Небо было высоким, прозрачно-голубым. Однако солнце с каждым днем остывало все больше, и город мало-помалу смирялся с приближением неизбежных холодов.
Осень время поэтов и задумчивых женщин, время, когда кренится чаша весов и необузданная ярость жизни идёт на убыль. Осенью оседает пыль. Пыль переживаний, бьющих по оголенным нервам, пыль безумных идей и почти начатых свершений. Осенью остывает небо. И вместе с ним остывает звериный рык страсти, становясь тихой умиротворённой нежностью.
А сейчас небо синее-синее, в нём пасутся овечки облаков, сделанные из сахарной ваты.
Хочется рухнуть в траву непомятую,
в небо уставить глаза завидущие
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать всё живущее.
Я — один. Вечер. Легкий туман. Небо задернуто молочно-золотистой тканью, если бы знать: что там выше? И если бы знать: кто — я, какой — я?
Небеса всегда были свободны. Никто не занимает их. Ни ты, ни я, ни даже Бог. Но пришло время заполнить эту невыносимую пустоту небес. Отныне… Я буду править ими.
В небесах — пусто. Чистые и прекрасные, но совершенно пустые небеса. Нельзя же представить себе, чтобы архитекторы и строители жили во всех тех домах, которые они создали.
После войны так долго нельзя было привыкнуть, что уже не надо бояться неба.
Cовременное небо или первоначальное небо... разница в том, что в современном небе постоянно воюют, хотя первоначально люди просто хотели парить в нём. Когда они увидят восход, посмотрят на птиц, они поймут, что это позорная страница в их истории. Думаешь, они продолжат воевать после этого?... Я так не думаю. Люди не любят позор. Этим они и отличаются от животных.
Тата говорила — ближе всех к небесам старики и дети. Старики потому, что им скоро уходить, а дети потому, что недавно пришли. Первые уже догадываются, а вторые еще не забыли, как они пахнут, небеса.
Если небо в душе, значит, небо в глазах...
Тот, кого ты любишь, это лезвие. Это скальпель, которым ты препарируешь собственную душу. Это разделочный нож, которым ты безжалостно отсекаешь в себе все лишнее, наносное, ставшее вдруг таким мелким и ненужным. Это бритва, которой ты вскрываешь грудную клетку, обнажая дрожащее сердце, жаждущее самого интимного прикосновения. И вскрыв себя, ты начинаешь бездумно кромсать это небо, чтобы по кусочкам дарить его тому, кого...
Душа — кабак,
а небо — рвань.
Поэзия — истрепанная девка,
а красота — кощунственная дрянь.
Родственные души есть на небесах. Встретить родственную душу на земле гораздо труднее.
Побег от себя похож на побег от неба. Можно возвести стены, загородится потолком, но оно как было над твоей головой, так там и останется. Точно так же в играх с собственной душой, можно вырастить любые иллюзии, разбить все зеркала, но твое лицо все равно останется прежним.
— Вы знаете почему небо голубого цвета?
— Нет.
— Потому что я не люблю красный и покрасила его в голубой.
Надо мною
столько неба -
одному не удержать!
Я хочу, чтоб все на свете
вышли в поле подышать!
Серость — это не дождливое небо, это даже не мокрый асфальт, это в голове красок не хватает.
Пожалуйста, Небо, не надо больнее, я жить без него не могу, не умею...
Когда два человека смотрят на небо с разных концов земного шара, где-то там высоко их взгляды непременно пересекаются. Возможно, они еще не знают, что им предстоит быть вместе, но это лишь вопрос времени. Поэтому никогда не опускайте головы и не переставайте верить!