На могильной плите сына выбила: «Помните, люди: он погиб ради жизни живых». Теперь я знаю, что это неправда, не ради жизни живых он погиб. Сначала обманули меня, потом я помогла обмануть его. Мы все так умели верить! Я твердила ему: «Люби Родину, сынок, она тебя никогда не предаст, не разлюбит». Теперь я хочу другие слова написать на его могиле: «За что?!»
— Это не твоё дело — злиться на бабушку.
— Но что я могу поделать, если всё равно злюсь. Как можно быть такой чокнутой? И почему мне никто не рассказывал, как всё было на самом деле? И почему теперь, когда я всё знаю, я всё равно так безумно по ней скучаю?!
Автор. Ещё не проснувшимся утром длинный, как автоматная очередь, звонок.
— Послушай, — начал он, не представившись, — читал твой пасквиль… Если ещё хоть строчку напечатаешь…
— Кто вы?
— Один из тех, о ком ты пишешь. Ненавижу пацифистов! Ты поднималась полной выкладкой в горы, шла на бэтээре, когда семьдесят градусов выше нуля? Ты слышишь по ночам резкую вонь колючек? Не слышишь… Значит, не трогай! Это наше!! Зачем тебе?
— Почему не назовёшь себя?
— Не трогай! Лучшего друга, он мне братом был, в целлофановом мешке с рейда принёс… Отдельно голова, отдельно руки, ноги… Сдёрнутая кожа… Разделанная туша вместо красивого, сильного парня… Он на скрипке играл, стихи сочинял… Вот он бы написал, а не ты… Мать его через два дня после похорон в психушку увезли. Она убегала ночью на кладбище и пыталась лечь вместе с ним. Не трогай это! Мы были солдатами. Нас туда послали. Мы выполняли приказ. Военную присягу. Я знамя целовал…
— «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас; ибо многие придут под именем Моим». Новый Завет. Евангелие от Матфея.
— Умники! Через десять лет все стали умники. Все хотят чистенькими остаться. Да пошли вы все к… матери! Ты даже не знаешь, как пуля летит. Ты не стреляла в человека… Я ничего не боюсь… Плевать мне на ваши новые заветы, на вашу правду. Я свою правду в целлофановом мешке нёс… Отдельно голова, отдельно руки, но… Сдёрнутая кожа… Да пошли вы все к…! — И гудок в трубке, похожий на далёкий взрыв.
Всё-таки я жалею, что мы с ним не договорили. Может быть, это был мой главный герой, раненный в самое сердце?..
«Не трогай! Это наше!!» — кричал он.
А это тогда чьё?!
Часто охватывает отчаяние. Отчаяние бессилия слова. Ты видишь, что миф для многих, для большинства по-прежнему правдивее и сильнее фактов и самого инстинкта жизни, самосохранения. Когда я сижу за письменным столом, я стремлюсь не только записать, восстановить, воссоздать действительность — хочу прорваться словом куда-то дальше. Чтобы это была и правда времени, и какая-то догадка о человеке вообще. Прорваться дальше. Дальше слов… Это редко удаётся. А вот миф туда прорывается. В подсознание…
И когда мать, у которой государство забрало сына и вернуло его в цинковом гробу, исступлённо, молитвенно кричит: «Я люблю ту Родину! За неё погиб мой сын! А вас и вашу правду ненавижу!» — снова понимаешь: мы были не просто рабы, а романтики рабства. Только одна мать из тех ста, с которыми я встречалась, написала мне: «Это я убила своего сына! Я — рабыня, воспитала раба…»
Мы говорили о войне мало. Папа с мамой были убеждены, что такой страшной войны больше никогда не будет. Они долго в это верили. У нас с сестрой единственное, что осталось от войны, — покупали куклы. Я не знаю, почему. Оттого, наверное, что нам не хватило детства. Детской радости. Особенно страдала сестра, она была младше. Училась я в институте, сестра знала, лучший подарок для меня — кукла. У сестры родилась дочь, я приехала к ним:
— Что тебе подарить?
— Куклу…
— Я спрашиваю, что тебе подарить, а не твоей девочке.
— Я отвечаю — подари мне куклу.
Росли наши дети — мы дарили им куклы. Мы всем дарили куклы, всем нашим знакомым.
Первой не стало нашей изумительной мамы, потом не стало нашего папы. Мы ощутили, сразу почувствовали, что мы — последние. У той черты… У того края… Мы — последние свидетели. Наше время кончается. Мы должны говорить…
Мы думали, что наши слова будут говорить последними…
Война меняла их. Война формировала, потому что застала в возрасте складывания характера, взгляда на жизнь. Война заставляла их многое увидеть, многое из того, что лучше бы человеку вообще не видеть, тем более женщине. Война заставляла о многом подумать. О добре и зле, например. О жизни и смерти. О тех вопросах, на которые человек научается отвечать в какой-то мере, прожив жизнь. А они только начинали жить. И уже должны были отвечать на эти вопросы…
Когда моя жена спросила: «Как муж попал в Афганистан?» — ей ответили: «Изъявил добровольное желание». Такие ответы получили все матери и жёны. Если бы моя жизнь, моя кровь понадобились для большого дела, я сам сказал бы: «Запишите меня добровольцем!» Но меня дважды обманули: мне ещё не сказали правду, какая это война, — правду я узнал через восемь лет. Лежат в могилах мои друзья и не знают, что их обманули с этой подлой войной. Я иногда им даже завидую: они никогда об этом не узнают. И их больше уже не обманут…»
Рядовой, водитель.
Любой человек — всего лишь кучка секретов.
Как правило, псевдочитатель критикует всё новое и/или малоизвестное, что подпадает под его взор.
Не помню, сколько мы просидели в лесу… Не слышно стало взрывов. Наступила тишина. Женщины облегчённо вздохнули: «Отбили наши». Но тут… Среди этой тишины… Вдруг послышался гул летящих самолётов… Мы вскочили на дорогу. Самолёты летели в сторону границы: «Ур-ра!» Но что-то «не наше» было в этих самолётах: крылья не наши и гудели не по-нашему. Это были немецкие бомбардировщики, они летели крыло в крыло, медленно и тяжело. Казалось, что от них на небе нет просвета. Мы начали считать, сбились. Уже позднее, в хронике военных лет, я видела эти самолёты, но впечатление не такое. Съёмки делали на уровне самолётов. А когда на них смотришь снизу, сквозь гущу деревьев, да ещё глазами подростка, — жуткое зрелище. Мне потом часто снились эти самолёты. Но сон был с «продолжением» — всё это железное небо медленно падало на меня и давило, давило, давило. Просыпалась я в холодном потому, и снова начинал бить озноб. Ужас!
Потерять любимого человека гораздо хуже, чем умереть самому.
Пара секунд — это много или мало, чтобы понять, что сейчас ты умрешь?
Но лично я верю, что жизнь продолжает существовать и после смерти... И что души наши бессмертны и тоже продолжают жить.
... Даже если ты отказываешься верить в то, что жизнь существует не только на земле, постарайся понять, что печаль и горечь утраты — это то немногое, что оставляют нам близкие люди, уходя в мир иной. Они оставляют это нам и для нас.
Смерть обыграет их в нечет и чет,
И проигравшему — проще:
Вот под топор победитель идет,
Через притихшую площадь…
Ты победил или ты побежден -
Смерть твоей станет наградой:
За поединок карает закон,
Нет для обоих пощады.
Видел счастье много раз, ни разу не дотронулся.
Порою длительный смех сменяется на крик.
Я был Безумным прозван, но, покинув мир живых,
Я вижу злую истину отчетливей, чем вы.
Междоусобной пленники войны,
Наследственным безумием объяты,
Мы убиваем близких и родных
И ждем удара от родного брата.
А, вот и ты, нечаянный герой,
Прославленный в единственном сражение,
Увлекшийся опасною игрой,
Почивший в триумфальном унижение!
Что скажешь ты, о рыцарства оплот,
О дне того позорного удара,
Когда величие твое бетанский флот
Размазал по орбите Эскобара?
Поклон тебе, свидетель трех эпох,
Чей трон вознесся выше небосвода!
Ты был велик, ты был почти как бог -
Любимый деспот нашего народа.
Но почему омрачено чело?
Какая дума гложет твое сердце?
Венец всевластья давит тяжело,
И некому принять его в наследство…
I know I'll be alright, but I'm not tonight
I'll be lying awake counting all the mistakes I've made
Replaying fights
I know I'll be alright, but I'm not tonight
I'm on the mend, but I lost a friend...
Я знаю, что я буду в порядке, но сейчас это не так,
Я буду лежать без сна, считая все совершённые ошибки,
Прокручивая в голове ссоры,
Я знаю, что со мной всё будет хорошо, но сейчас мне плохо,
Я потерял друга, я потерял друга.And the moon is shining through my window, but I am not sleeping. but you will not return to me, the way I am waiting.
И светит луна мне в окно, но я не сплю.
а ты не вернёшься ко мне, пусть я и жду.Не забудь — не забывать нельзя!
Чтобы никто, чтобы никто никогда
Не смог поломать мои замки и ничего не забрал.
Но я так устал, и за собой ненависть всю ношу
И за спокойствием зрелым всем недовольного юношу я храню.
Шаг назад, неуверенно
И улыбку дурацкую резко сменит истерика.
Веришь ли, всё что имею — под глазами мешочки
И нацарапанных маркером пару странных стишочков.
Просто так случилось и никто не виноват,
Моё сердце билось ровно в такт твоим словам.
Я тебе открылась, знаешь, в этом не права.
Время искажалось, как кривые зеркала.
Я стал старше, наверно, раз даже вискарь
Не способен восстановить уставшие нервы.
And maybe I'll be better of without you.
You left me here with all my thoughts.
I'd write a zillion words or walk a million miles,
I'd sleep on broken glass just not to lose your smiles.
И может, мне будет лучше без тебя.
Ты оставила меня наедине со всеми моими мыслями.
Я мог бы написать тысячи слов или пройти миллионы миль,
Я мог бы спать на осколках стекла, только бы не забыть твоей улыбки.My heart weights minimum a ton
An army's feet pounding on my head.
Моё сердце весит минимум тонну,
Ноги целой армии колотят по голове.И в поисках родной души
Мы снова делаем попытку за попыткой.
Сколько слово «нет» ещё разрушит судеб?
Мы танцуем вдвоём под огнём фейерверков;
Может, это лишь сон, но так хочется верить.
Слышишь, звёзды поют гимны наших историй,
Если это лишь сон, я не буду с ним спорить.
Когда воротимся мы в Портленд
Нас примет Родина в обьятья.
Да только в Портленд воротиться
Нам не придется никогда.
I spent all of the love I've saved
We were always a losing game
Small-town boy in a big arcade
I got addicted to a losing game
Ooh, ooh
All I know, all I know
Loving you is a losing game.
Я подарил тебе всю любовь, что сберёг,
Но наша игра заранее была обречена на провал.
Парнишка из маленького городка в большой игре,
Но я увлёкся этой безнадёжной игрой.
Ууу, ууу,
Теперь я понимаю,
Что любить тебя — это безнадёжная игра.Baby, won't you take it back?
Say you were tryna make me laugh
And nothing has to change today
You didn't mean to say "I love you"
I love you and I don't want to, ooh
The smile that you gave me
Even when you felt like dying.
Малыш, ты не заберёшь свои слова назад?
Скажи, что ты хотел рассмешить меня,
Что ничего не изменится сегодня,
Что ты не хотел говорить «я люблю тебя».
Я люблю тебя, и я этого не хочу, у-у...
Ты дарил мне улыбку
Даже тогда, когда ты чувствовал, что умираешь.I've dug two graves for us, my dear,
Can't pretend that I was perfect, leaving you in fear,
Oh man, what a world, the things I hear!
If I could act on my revenge, then, oh, would I?
Some kill, some steal, some break your heart,
And you thought that I would let it go and let you walk,
Well, broken hearts break bones, so break up fast,
And I don't wanna let it go, so in my grave I'll rot.
Я выкопал две могилы для нас, дорогая,
Не могу притворяться, что был совершенным, я бросил тебя напуганной,
Боже, ну и мир, что я слышу!
Если бы я мог отомстить, сделал ли бы я это?
Кто-то убивает, кто-то крадёт, кто-то разбивает тебе сердце,
Ты думала, что я забуду и дам тебе уйти,
Что ж, разбитые сердца ломают тела, так что рви быстрее,
Я не хочу забывать, поэтому буду гнить в своей могиле.Вовек не посмею сказать откровенно
О том, как люблю я и как нелегко мне.
При встрече кивнув, ты забудешь мгновенно,
А я ничего больше в мире не помню,
А я ничего больше в мире не помню...
Судьба нас в неравном свела поединке,
Который зовётся несчастной любовью
В глазах у тебя равнодушные льдинки,
А я задыхаюсь от счастья и боли,
А я задыхаюсь от счастья и боли!
И трудно жить рядом, и страшно проститься,
Откуда я знаю, что лучше, что хуже
Живёшь ты под небом, где солнце и птицы,
А в небе моём тучи чёрные кружат,
А в небе моём тучи чёрные кружат...
А я ничего больше в мире не помню,
А я для тебя всё, что хочешь, исполню,
А ты для меня неприступная крепость,
Какая нелепость, какая нелепость!
И я уставши загадал
Что с угасшими глазами
Я однажды утону в закат.
И наконец-то увидишь как в людях умирают звёзды,
И мы потухнувши, замёрзли.
Знаю, ты хочешь влюбиться в меня,
но я закрылся и выбросил ключ.