Цитаты по тегу война

Мы говорили о войне мало. Папа с мамой были убеждены, что такой страшной войны больше никогда не будет. Они долго в это верили. У нас с сестрой единственное, что осталось от войны, — покупали куклы. Я не знаю, почему. Оттого, наверное, что нам не хватило детства. Детской радости. Особенно страдала сестра, она была младше. Училась я в институте, сестра знала, лучший подарок для меня — кукла. У сестры родилась дочь, я приехала к ним:
— Что тебе подарить?
— Куклу…
— Я спрашиваю, что тебе подарить, а не твоей девочке.
— Я отвечаю — подари мне куклу.
Росли наши дети — мы дарили им куклы. Мы всем дарили куклы, всем нашим знакомым.
Первой не стало нашей изумительной мамы, потом не стало нашего папы. Мы ощутили, сразу почувствовали, что мы — последние. У той черты… У того края… Мы — последние свидетели. Наше время кончается. Мы должны говорить…
Мы думали, что наши слова будут говорить последними…
В детстве решил: «вот ведь страшная жизнь!
Если скажет мама: «давай умрём»,
Я кивну,
Потому что жизнь — страшная, а смерть — лёгкая».
Пришла юность, но с ней пришли и тяготы жизни,
А смерти теперь ты ждёшь в страхе и смятении.
Мир, все люди тебе отвратительны,
И между «жизнью» и «смертью» стоит знак равенства.
Но после приходит зрелость
И с ней немного комфорта.
Смерть становится очень простым фактом,
Потому что теперь ты мужчина с жидкими волосами.
Смерть не тревожит,
Ты как бы боксёр с лишним весом, которого сняли с ринга.
Потом приходит молодёжь, разгоняет запах смерти,
И ты похлопываешь по плечу: «ну-ну, привет…»
Теперь я не жалею о смерти.
Перестал тревожиться о жизни.
Но и в том, и в другом случае это ошибка.
Вот вам урок смерти: насвистывая,
Ты останешься боксировать только с тенью.
Счастлив тот, счастлив тот,
В ком детство есть.
Когда нам двадцать лет, мы пляшем в самом центре жизни. Когда нам тридцать – бродим в пределах круга, очерченного жизнью. В пятьдесят – плетемся строго по краю, избегая смотреть как внутрь, так и наружу. А потом – и это привилегия детей и стариков – становимся невидимыми.
Знаете, что такое детство? Это рабство. Погонщики со скотом так не обращаются, как родители с детьми. Запирают, как вещи. Лепят, как статуи. И никогда не слушают.
Знаешь, выть хочется. Не плакать, не орать, а выть... Как же хорошо было в детстве, а? Лежишь, в облака смотришь, ни черта не думаешь, ну или думаешь там какие-то детские мысли свои. Ну дело даже не в этом, как-то всё вместе... А вот старики мои... Вот чего они хорошего в жизни видели, а? Где они интерес к друг другу находят, а? Сидят, какой-то дурацкий кроссворд  разгадывают и столько в этом воздуха, света, жизни. В детство, наверное, хочется... или в старость... Нет, в старость тоже не хочется, потому что страшно.
Странно... Мне страшно, но чувствую, что губы вот-вот расползутся в улыбке... Как будто я снова стала ребёнком. Голова просто переполнена мыслями о том, что я хочу сделать.
— Поэтому в детстве было так здорово. Ну потому что было понятно, что хорошо, а что плохо. Ну как вот: выучил ты уроки – молодец, бабушку через дорогу перевел – да умничка. Мячиком разбил стекло – плохой.
— Логично.
— А сейчас!? Сделал ты одной женщине хорошо, а другой от этого плохо.
— А вообще все делал для третьей, а ей все равно.
Моя мать умерла прежде, чем я добился успеха. Помню, мне было лет десять. Наша квартира на верхнем этаже. Дико холодно. Снизу, из проулка, меня окликают друзья, зовут прошвырнуться по улицам. А мать меня не пускает. Я страшно злился и орал на нее без умолку. Она сносила мои упреки. И тем самым спасла мне жизнь. Понимаете, всех тех ребят, которые тогда звали меня гулять, уже нет на свете. Она хотела, чтобы я не шлялся по улицам допоздна, а делал уроки. И именно благодаря этому я теперь сижу здесь и разговариваю с вами. Все очень просто, верно? Но мы так забывчивы...
В определенный момент жизни нам всем говорят, что пора завязывать с детскими играми, мы только не знаем, когда это произойдет. Кому-то это говорят в восемнадцать, а кому-то только в сорок, но говорят всем.
— Каким ты был в детстве?
— Я был гораздо лучше, чем сейчас. Я был счастливый, был открытый и любознательный, но я знал, что всё это закончится. Мне было грустно, когда я понял, что всё изменится и я стану другим. Скорее всего хуже. Это как ностальгия и меня это угнетает.
Забавно: когда ты маленький, ты веришь, что можешь стать кем угодно, кем захочешь. Твои мечты не знают границ. Ты веришь в волшебство, веришь в сказки и сказочные возможности. Но стоит тебе повзрослеть, и эта детская вера рассеивается как дым, а вместе ней ты начинаешь видеть перед собой жизненные реалии и с ужасом понимаешь, что ты не можешь осуществить все свои мечты. И тогда ты становишься скромнее, просишь у жизни меньшего или вообще прекращаешь мечтать.
Детство кончается, как только ты понимаешь, что умрешь.
Нам было десять. Сели ужинать вчетвером. Первый снаряд рванул двумя этажами ниже, и сразу дыра в полу. Огромная. Родители рухнули вниз, и всё здание начало рассыпаться. Схватил сестру, залез под кровать, и тут второй снаряд. Но тот не разорвался, а просто воткнулся в обломки, в метре от наших лиц. И на этом снаряде всего одно слово — «Старк».
Я был невероятно счастливым ребенком. Я все время кричал и пел. Просто не мог вовремя остановиться. Я был по-настоящему счастлив.
Нам кажется, что с возрастом мы начинаем понимать закономерности, но в действительности мы только утрачиваем воображение. Ребенком я воспринимал мир как волшебство. Конечно, у меня были обычные страхи, например, перед походом в школу, но они ведь были у всех, так что казались мне совершенно нормальными.