Жизненные цитаты

Мы здесь живёт в тепле и уюте, и нам так легко абстрагироваться от всего того ужасного и страшного, что творится за пределами нашего маленького мирка. Но когда я бываю в Лондоне, когда вижу, как просят подаяние на улицах десятки искалеченных солдат-инвалидов, то понимаю, что любая война влечёт за собой обнищание людей. Это, так сказать, ее неизбежный эпилог.
Помни, замужество — это ещё не конец в жизни женщины. В каком-то смысле это лишь начало. Главное — произвести на свет наследника и вести себя осмотрительно, и тогда жизнь женщины может быть даже очень интересной и разнообразной.
Нельзя требовать от своего супруга или супруги слишком многого. Никто не в силах дать другому человеку всего, в чем тот нуждается.
Эгоизм и материнство плохо сочетаются, и на этой основе нельзя построить прочные взаимоотношения с ребёнком. Ребенок всегда чувствует, когда «остается за бортом», а мать потакает своим эгоистическим желаниям.
Любое насильное убеждение человека в чём-либо встречает обратную реакцию, и если тебя заставляют хмуриться — то ты назло улыбаешься, такова людская природа, или «ген Свободы» по-научному. Клюев всей этой хрени не знал, но его личный «ген» это отменить не могло.
Существует множество форм и видов любви. Родительская любовь — это одно, любовь детей к своим родителям — это другое, любовь к другу или подруге, любовь к дорогому тебе человеку, любовь к животным... это все разные формы проявления любви.
Многие из нас возлагают на подростков слишком много ответственности, потому что так принято в обществе. Мы обычно больше переживаем за подростков-девочек, чем за мальчиков. Мальчик не может забеременеть, его не изнасилуют, как девочку, и поэтому мальчиком предоставляется больше свободы. Им разрешается позже приходить домой (если вообще время прихода оговаривается). Нам кажется, что мальчики выглядят сильными, ответственными и выносливыми, и мы обращаемся с ними так как, словно они действительно обладают всеми этими качествами.
Однако отпустить сына правильно и своевременно  не значит «отпустить вожжи» и разрешить ему делать всё, что ему вздумается, — просто потому, что он мальчик и может, как вы думаете, справиться с ответственностью. К сожалению, я наблюдаю слишком часто, как из лучших побуждений мамы доверяют сыновьям просто потому, что те «хорошие ребята». Мы забываем, что у нашего «хорошего мальчика» есть пара-тройка «плохих» приятелей. А дурное влияние неизбежно меняет жизнь хорошего мальчика.
В каждой любви много эгоизма. Во-первых, с ней связана неукротимая жадность, во-вторых, ослепление приводит к созданию нереального, идеализированного образа объекта чувств, а в-третьих, полученной взамен любовью мы постоянно подпитываем свой эгоизм. Мы переоцениваем себя.
Время играло с людьми. Как впрочем, и всегда, когда существовал человек  и время. Верующие становились безбожниками, чтобы выжить. А безбожники превращались в фанатиков, создав новый культ.
Нам было бы на 200% проще переживать с сыновьями их подростковый возраст, если бы не было телевизоров iPod или iPhone. Но их изобрели; эти устройства («антимамы») все время «говорят» детям вещи, противоположные тому, что говорят мамы. Проблема заключается еще и в том, что эти устройства разговаривают с детьми постоянно. Иногда они говорят полезные вещи, но чаще всего опровергают важные уроки, которые мы пытаемся преподать детям. Это очень сильное средство. 
Но мама всё-таки сильнее.
За время долгой практики старый врач не раз убеждался: в медицине с цифрами можно спорить. Те, кому не давали и двух месяцев, жили по десять лет. И наоборот: иногда самые простые операции заканчивались смертью пациента.
Сеть даёт удивительную возможность говорить то, что ты думаешь, и теми словами, что ты хочешь! Что в Реальности на уме, то в Сети на языке...
Я историю расскажу. Притчу. О Ханселе. Вот Хансель, вот тринадцатый век, когда прусов орден крестил. Хансель очень любит орден, очень любит Христа, меня – ландмайстера своего очень любит. Я даю ему людей и отправляю отстроить мне на соединении двух рек крепость. Это очень важное место, прибыльное, можно хорошее богатство поднять на одной переправе только. Проходит время. Я не могу каждый день с Ханселем созваниваться. Допустим переправа эта очень далеко в языческих землях. Там не только крепость отстроить нужно, там всю инфраструктуру продумать надо, налогообложение, пошлины – вот это всё. Еще и прусы дикие нападают, их тоже надо усмирять. И ничего тут во времени не отодвинешь, ты не скажешь диким прусам, что прут резать тебя – подождите, я тут сейчас с пошлинами разберусь, потом повоюем. Торговцам ты тоже не скажешь – эй, вы тут пока заморозьтесь, я с прусами разберусь, и до вас руки дойдут. Проходит пять лет, я, наконец, добираюсь до Ханселя. Что я вижу? Четыре дохлые свиньи, сопливых теток и чахлый частокольчик. Почему? А потому что у Ханселя всё – фюрер, всё – мы. Мы – орден, мы – фюрер, но не я, Хансель, сделаю. Потому что он научиться хотел. А его что-то и не научили – как это крепости строить, налоги организовывать, людей собирать, он же в орден учиться пришел, а его не научили. Предложений от меня товарищи ждут? Вы когда об организации шестидесяти миллионов говорите, не о фюрере думать надо и не о партии, и не о том, что вас когда-нибудь фея крестная научит. Своей башкой думать надо. И если мне кто из вас говорить будет: нам с тобой, Франц, так там планы должны быть или хотя бы зачатки планов, а не энтузиазм пусть твердый, но голый. Не «мы с тобой, а теперь ну-ка давай, я жду от тебя предложений». Вот такое у меня предложение – это первый шаг. Потому что если я буду что-то строить, то не таких людях, не на Ханселях. Ясно?
– Ты мне не ответил, Дик. Стал бы ты играть на свою любовь в карты?
– Это… Госпожа баронесса… Вы не смеете сравнивать…
– Отчего же? – Марианна села на кровати, не спуская взгляда с лежавшего юноши. – Любовь живёт в том, кто любит. Для неё нет разницы между коровницей, королевой и святой. А если есть, если мужчина готов взять приглянувшуюся ему женщину силой, за деньги, обманом, это не любовь. Это, Ричард Окделл, называется иначе. Не хочу знать, в кого ты влюблён, но если эта женщина потеряет всё, если ей, чтобы не умереть с голоду, придётся продавать себя, ты её купишь? Или поможешь, ничего не требуя взамен?
Деньги, власть, вседозволенность — не дают счастья. Как и религия или месть. Счастье — это иллюзия. Каждый сам для себя выбирает то, что дарует ему удовольствие и смысл жизни. И живёт этим, даже если считает себя несчастным.