Тех, кто решался на самострел, презирали. Даже мы, медики, их ругали. Я ругала:
— Ребята гибнут, а ты к маме захотел? Коленку он поранил… Пальчик зацепил… Надеялся, в Союз отправят? Почему в висок не стрелял? Я на твоём бы месте в висок стреляла…
Клянусь, я так говорила! Мне они тогда все казались презренными трусами, только сейчас я понимаю, что это, может быть, и протест был, и нежелание убивать. Но это только сейчас я начинаю понимать…
Для людей на войне в смерти нет тайны. Убивать — это просто нажимать на спусковой крючок. Нас учили: остаётся живым тот, кто выстрелит первым. Таков закон войны.
«Тут вы должны уметь две вещи — быстро ходить и метко стрелять. Думать буду я», — говорил командир. Мы стреляли, куда нам прикажут.
Я был приучен стрелять, куда мне прикажут. Стрелял, не жалел никого. Мог убить ребёнка. Ведь с нами там воевали все: мужчины, женщины, старики, дети.
Идёт колонна через кишлак. В первой машине глохнет мотор. Водитель выходит, поднимает капот… Пацан, лет десяти, ему ножом — в спину… Там, где сердце.
Солдат лёг на двигатель… Из мальчишки решето сделали… Дай в тот миг команду, превратили бы кишлак в пыль… Каждый старался выжить. Думать было некогда. Нам же по восемнадцать, двадцать лет.
К чужой смерти я привык, а собственной боялся. Видел, как от человека в одну секунду ничего не остаётся, словно его совсем не было. И в пустом гробу отправляли на родину парадную форму. Чужой земли насыплют, чтобы нужный вес был…
Хотелось жить… Никогда так не хотелось жить, как там. Вернемся из боя, смеёмся. Я никогда так не смеялся, как там…
Кто вообще решил, что убийство может быть благородным?
Любовь — в океане нечасто встретишь это слово. Оно рождается лишь в моей песне да на устах убитых мною принцев.
Вороны, семейство врановые, по-латыни corvidae, собирательное существительное. В народе олицетворяют убийство.
Я был Безумным прозван, но, покинув мир живых,
Я вижу злую истину отчетливей, чем вы.
Междоусобной пленники войны,
Наследственным безумием объяты,
Мы убиваем близких и родных
И ждем удара от родного брата.
— Меч — орудие для убийства людей. Кого ты собрался убивать?
— Врагов...
— И кто твои враги?
— Хальфдан, например...
— Слушай внимательно, Торфинн. У тебя нет врагов. Ни у кого их нет. Нет тех, кому можно вредить.
Это нужно решать людям. Именно поэтому у доминатора есть спусковой крючок.
Великие принципы, чести и морали. Вершить справедливость без этих принципов равносильно убийству. Однако убийство в имя этих принципов и есть справедливость.
Опять кто-то пришел убить меня?
Если ты убьешь кого-то, то ты словно навсегда останешься в другом мире. В мире, где ты совершил это убийство...
Я вам скажу так — убийство не обнуляемо. Люди, замешанные в убийстве, ничего хорошего в дальнейшем никогда не создадут. Никогда. Речь идет об убийстве, не об одном, а о нескольких. Вы правда считаете, что люди, которые могли быть (давайте дождемся решения суда) замешаны в убийствах, могут завести вас в какое-то светлое будущее? Вы правда в это верите? Вот я — нет.
Сейчас, когда мы говорим об убийствах, вспомнил одного священника, который приходил в наше подразделение. И он свое время говорил нам такую вещь. Он говорил: вы знаете, ребята, во время убийства гибнут двое: душой гибнет убийца, а телом гибнет жертва.
Есть наука криминология... <...> Модель поведения у человека не меняется. Это интересно. Есть известный криминолог, наш академик, академик Кудрявцев, он много трудился в советское время, у него, кстати, основная часть работ была посвящена личности преступника. Вы знаете, личность, структура личности, по большому счёту не меняется, особенно это касается убийц. <...> Здесь есть такая прекрасная богословская форма словесная: при убийстве погибают два человека — погибает тело убитого и душа убийцы.
Murder is always a mistake. One should never do any thing that one cannot talk about after dinner.
Убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чём нельзя поболтать с людьми после обеда.
— Скажите, вам разрешено убивать?
— Нет, мэм.
— Хм, жаль. Это было бы так кстати...
Слова ранят. Но после двенадцатилетних сражений в сенате я рад сообщить вам, что слова не убивают.
Всем, кто вот-вот умрёт: приветствую вас... и я сделаю это быстро.
Иногда достаточно задержать дыхание, чтобы отнять чужую жизнь.
Рано или поздно, я заберу все души. Я пожну достойных и отсею шелуху.
Подвох? Какой же ты недоверчивый. Если бы был подвох, я бы сказал, что двое из моих гостей — убийцы-людоеды. Хочешь совет? Если кто-то попытается тебя убить, убей его в ответ!
Атрокс убивал богов. Теперь пусть сразится с человеком!
Ты готов утопить мир в крови, чтобы её брызги достигли небес. Но помнишь ли ты, что смерть всегда порождает жизнь?
— Я убил человека, Рей! [...] Теперь и на моих руках кровь!
— Хорошо, что не твоя кровь.
Прекрасно понимал... Прекрасно осознавал, что, приблизившись к нему, буду убит. Я вовсе не питал иллюзий относительно своего выживания. Я думал только о ней. Результат — не имеет значения. Обязанностью Эмии Широ было её спасение. Возможно, лишь страх того, что Сэйбер погибнет, смог пересилить боязнь собственной смерти.
Ты подрезаешь ветки, когда я рублю под корень.
Ты умираешь — я живу. Вот и всё равновесие.
Тебя мама не учила, что адское пламя — детям не игрушка?
Слова Ноксуса — чистая ложь: обещали знания, но дали лишь кровь.
Раньше меня не покидало дурацкое чувство, что у меня есть предназначение и я должна вершить справедливость.
Я вышибала мозги людям, которые, по моему мнению, не заслуживали жить дальше. Но в конечном итоге я была лишь глупым ребенком — тем, кто делает для них rрязную работу.
И так до скончания века — убийство будет порождать убийство, и всё во имя права и чести и мира, пока боги не устанут от крови и не создадут породу людей, которые научатся наконец понимать друг друга.
Лягушка, канарейка и пиявка,
Огромный слон и мелкая козявка
Всяк человек, что на земле живёт,
Когда-то обязательно помрёт!..
Я понимаю! Что с того?
Не понимаешь — раз спрашиваешь: что с того?
Ну мы поторопили одного!
Поэт, монах, кондуктор и солдат,
Учёный, проститутка, депутат,
Моряк и повар, лекарь и посол, -
Ещё никто от смерти не ушёл!
Я понимаю! Что с того?
Опять спрашиваешь: что с того?
Ну мы поторопили одного!
Та угольщица — бедная девица,
И день и ночь должна была трудиться,
Грузила уголь нежною рукой.
Пусть отдохнёт. И вечный её покой!
Что говорить? Что говорить?
Она должна бы нас благодарить!
Ты сможешь убить? Если нет — беги.
Если человек решил убить тигра, это зовется спортом; а если тигр решил убить человека, это зовется кровожадностью.
— Убить всех людей, я должен убить всех людей...
— Эй!
— О, Фрай! Мне снился чудесный сон, и ты в нем был.
— Я никогда не ошибаюсь в таких вещах!
— Да нет, на той неделе ты думала, что Росс собирается тебя убить.
— Прости, но невозможно же было поверить, что он рассказывает такую скучную историю, просто чтобы рассказать.
— Ну, мы нашли нашу ведьму? Пойду нарою что-нибудь на бабулю, а ты в интернет, поднимай некрологи, все такое, вдруг она уже кого-нибудь отымела.
— Ясно.
— Не на порно сайты, а отымела — в смысле убила.
Ты что, не будешь убивать людей? Какой ты скучный...
Вы когда-либо задумывались над тем, кого именно мы убиваем? Это всегда люди, которые говорили нам жить вместе в гармонии и пытаться любить друг друга... Иисус, Ганди, Линкольн, Джон Кеннеди, Бобби Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, Марта Риверс, Малкольм Икс, Джон Леннон... Все они говорили: «Пытайтесь жить в мире друг с другом!»
— Можно я ее убью?
— Не на людях.