Цитаты авторства Дмитрий Геннадиевич Евстафьев

Первый признак вранья — это постоянное появление новых сущностей.

Ну и последнее, что я хочу сказать. Мы думали, что борьба за историческую память — это борьба за прошлое. Ничего подобного. Это борьба за будущее. Потому что посмотрите, как в Белоруссии,  на Украине, в других постсоветских республиках, и в той же Европе, как происходит переформатирование на базе пересмотра истории. А что такое история? Ведь история — это то, что расставляет на свои места понятия добра и зла. А ничто так ярко не расставило на свои места добро и зло, как Вторая мировая война и, в нашем случае, Великая Отечественная. Поэтому им вот это надо сломать. И после этого они могут делать добро злом, а зло — добром. И после этого они могут жить в состоянии сиюминутности зла, в сиюминутности вранья. Сегодня соврал, а завтра — бум, кнопочку ресепт, всё стёрлось, и можно дальше по новой. Вот это страшно.

А напоследок я скажу. Мораль в политике — это прежде всего не врать. Не врать себе. Не врать своим партнерам.  Не обещать партнерам того, что вы не можете выполнить. Не отрицать свою историю. Проблемы США начались в тот момент, когда они начали врать союзникам.  Это проблема доверия и уважения. Потому что вранье во внешней политике, это нагромождение вранья — это черная дыра. Она затягивает государство. Вы посмотрите, в каком мире мы начинаем жить. Мы начинаем жить в мире тотального вранья. И весь вопрос о будущем России и будущем российской моральной или аморальной внешней политике — это вопрос о том, мы сможем выйти из этой пирамиды вранья или нет. Мы сможем сказать, что мы не такие? Мы сможем цепляться за это международное право, которого нет? Или мы будем самыми прилежными учениками, выучившими урок по предмету, который уже давно отменили?

Я вам скажу так — убийство не обнуляемо.  Люди, замешанные в убийстве, ничего хорошего в дальнейшем никогда не создадут. Никогда. Речь идет об убийстве, не об одном, а о нескольких. Вы правда считаете, что люди, которые могли быть (давайте дождемся решения суда) замешаны в убийствах, могут завести вас в какое-то светлое будущее? Вы правда в это верите? Вот я — нет.

Давайте посмотрим на наше журналистское сообщество. Если тебя не процитировали за рубежом, особенно военную журналистику, ты в общем не до конца журналист. А экспертное сообщество? Если тебя не цитируют западные агентства, ты и не эксперт. Ты — пропагандист. А научное сообщество? Если ты не публикуешься на иностранном языке, да ты и не ученый. Ты так, мусор. А откуда это идёт? А посмотрите пожалуйста методички наших министерств. Посмотрите методички по наукометрике  наших так называемых университетов и научно-исследовательских учреждений. Да там за статью на иностранном языке про спаривание китов вы можете получить гораздо больше очков в наукометрической системе, чем за фундаментальное исследование. <...> Вся эта наукометрика, основанная на приоритете иностранных изданий, это не такая безобидная вещь. Причем она не безобидна в технических дисциплинах, в естественных, и она очень не безобидна в гуманитарных дисциплинах. Поэтому чтобы требовать чего-то от них, надо навести порядок у себя дома. Надо вот эту научную «компрадорщину» зачистить под корень. Почему публикация в российских СМИ, в российских научных журналах ценится меньше, чем публикация во второстепенных мало-читаемых иностранных изданиях? Почему требование публиковаться на иностранном языке включено в качестве обязательного? Мы кого здесь растим? И зачем? Мы растим людей, которых пошагово будут вовлекать  в иностранные сети? В иностранные спецслужбы?  Зачем мы их здесь растим, хотел бы я знать.
— Международный рейтинг. Одна их задач высшей школы — максимально подняться в международном рейтинге. [реплика Александра Хинштейна]
— Я думаю, рыба тухнет с головы. Надо очень серьезно пройтись по нашим министерствам. И посмотреть, кто и зачем пишет эти инструкции. И я думаю, нас ждут очень интересные открытия.

Хорошо, что мы вернулись от оперативно-контрразведывательной деятельности к Альфреду Коху, поскольку на мой взгляд это гораздо более важно. Потому что это действительно манифест, и это оправдание предательства, как маленького, так и большого. Это фактически оправдание себя самого, как человека определенного поколения и определенной генерации. И в этом смысле конечно всё, что происходит вокруг дела Сафронова — это не про журналистику и не про контрразведку. Это про ответственность. Но где ответственность — там и идеология. А давайте посмотрим, какая у нас идеология. Мы же сами очень многих людей загнали в такой коридор принятия решений, когда предательство в той или иной степени для них становится естественным.

Мы действительно не понимаем, какой серьёзный шаг мы сделали, проголосовав за поправки. И я хотел бы защитить чиновничество. Общество должно понять, что и на нём тоже — новый уровень ответственности. <...> Очень многое зависит от поведения каждого из нас. Ведь мы составляем эту страну. Мы только-только делаем первые шаги в новый мир. И вы посмотрите, как катастрофически сократилось количество сфер, в которых можно двигаться без понимания смысла движения. В технологиях можно двигаться без понимания того, зачем ты движешься? Нет. В информационном обществе? Нельзя. Социальное развитие перед пандемией уже становилось бессмысленным. Развитие культуры  вообще заходило куда-то не туда. Я думаю, что одна из главных битв за образы будущего будет в сфере культуры. Не в экономике, не в технологиях, а именно в сфере культуры. Умы должны думать о смыслах нашей деятельности и об идеях, с которыми мы идём. Да, они для нас, и более никому подходить не будут. Но для себя мы должны думать, зачем мы развиваем экономику? Только ли для безграничного потребления? Зачем мы развиваем те или иные технологии? Зачем мы развиваем инфраструктуру? И это — вызов на ближайшие 10-15 лет. А США — пусть сами с собой разбираются. Это их дела. Но если честно, конечно то, как развиваются дела в США — для меня очень неожиданно. Потому что это — тотальный кризис. Не государства, а уже государственности. И если с кризисом государства США бы справились, а с кризисом государственности… Фактически им не за что зацепиться. У них нет того спасительного якоря Великой Победы, который был у нас и который нас вытянул, в том числе и через Бессмертный полк. А у них такого нет.  Потому что в их истории действительно нет Великой Победы.

А главный вопрос, на который не смогла ответить глобализация — а что есть прогресс? Вначале глобализация довольно внятно отвечала на этот вопрос — это демократия, институты и потребление. Потом она начала отвечать на этот вопрос менее внятно. Она начала говорить, что это доступ к безграничному информационному обществу, верификация человека и доступ к кредитному потреблению. Это уже начало нравиться меньше. Но кончилось это тем, что нам на полном серьезе, в том числе и в этой студии, начали рассказывать о том, что символ прогресса — это однополый брак. И тогда стало совсем всё скучно. И пока каждый для себя не ответит на вопрос, что есть прогресс, рассуждать о какой-то новой глобализации, образе будущего, доступного всем, бессмысленно. В этом вся проблема. США жили последние сто лет в достаточно цельном образе будущего, в котором США были безусловным гегемоном и могли определять стандарты. Но ведь Трамп прав. Какой стандарт может определять страна, в которой детям действительно с детства начинают вдалбливать, что вся история Америки — это история ужаса, рабства, репрессий. Но это же правда. И Трамп прав.

Кстати, я категорически возражаю о каком-то особом пути России. Это не особый путь, это нормальный путь развития. У каждой страны, которая претендует на что-то в этом мире, даже в прошлом мире, был особый путь, основанный на своей традиции, на своей истории, на своей культуре. У Америки до определенного времени был свой путь, свои традиции, своя история. И в тот момент, когда вы отказываетесь от своего пути, вы становитесь ничем.  Все стандартизированные модели развития сейчас обнулились. Сейчас очень многим и очень многое придется писать с чистого листа. Проблема не в том, что глобализация предлагала какие-то ложные ценности. Некоторые люди считали их подлинными. И это их право. Проблема в том, что глобализация вела мир к миру вообще без ценностей. Нам начинали объяснять, что ценность ничего не значит. Что самое главное в мире — это потребление.

Мысль о том, что человек уже устарел, в либеральном консенсусе присутствует. Замечательные наши давосские друзья честно написали, что для того, чтобы среднему еврочеловеку быть конкурентноспособным в новом мире информационных технологий,  нужно вживлять в себя чипы. Причем это никакая не конспирология, не жидкое чипирование, <...> это официальное издание давосского форума, где люди честно написали, чего они ждут от человечества.  Поэтому ничего удивительного в том, что рано или поздно был бы поставлен вопрос о старении человека как биологического вида. Опять же Юваль Ной Харари об этом говорит. Говорит, что должно быть две расы, одна раса высшая, а другая — пониже. Рано или поздно они бы дошли и до разделения функционального: кому-то что-то, а кому-то ничего. В чём здесь проблема?

Посмотрите, как они последовательно развязывают себе и доктринальные, и технологические руки для ведения боевых действий в так называемой нижней части спектра: кибер-войны, частные военные кампании, противопартизанские действия, поддержка разного рода экстремальной оппозиции. Они готовятся к горячей войне. Другое дело, что они готовятся к этой войне пока ещё не с нами, и вероятнее всего к низко-интенсивной горячей войне. Но проблема в том, что они не понимают, что сдерживание как система — это вещь обоюдоострая. И она может выстрелить в обе стороны. Они-то думают, что стрелять будут только они. И вот это меня больше всего тревожит. Мы имеем дело с очень безответственной элитой в США, в которой выгорел экспертный потенциал. У них нет экспертов, которые могут объяснить политической элите, что это такое. И нет в политической элите людей, которые могут это услышать. Вот это беда.

Я бы обратил внимание не на то, как они подвигают ракеты средней дальности и меньше. Это опасная история. <...> Демонизация России происходит в гораздо большей степени, чем в период холодной войны. Почему? Потому что в период холодной войны холодная война — это была война, в которой никто горячим образом воевать не собирался. А если вы начинаете демонизировать противника в той степени, как это демонизируют нас, то мысль в голове, что придется воевать и горячим способом, у них начинает появляться.

Отчасти Сергей Борисович Станкевич прав, когда говорит, что есть определенные значимые красные линии, которые, если американцы их перейдут, будут прямой и явной угрозой. Проблема только в том, что американцы не знают про существование этих красных линий. Они действуют как будто вне их. Вот вы посмотрите трезвым взглядом на то, что они делают. Это попытка сыграть в Рейгана и в рейгановскую политику, доведение ситуации до какого-то уже преддверия взрыва, но без Рейгана, без рейгановской Америки, без рейгановских союзников, и без рейгановского Китая, который был одним из важнейших элементов сдерживания, а затем и развала Советского Союза на завершающем этапе. И в этом смысле эта политика, конечно, очень авантюристична.

Разделю два вопроса — вопрос о сдерживании и вопрос афганский. Афганская история с Талибаном и скальпами американских солдат представляется мне очень странной.  Я думаю, что это действительно какая-то игра американского разведсообщества, прикрыть свои дела и свои контакты с Талибан. Теперь по поводу сдерживания. Конечно, это сдерживание, при этом понимая, что это та политика, которую пытается проводить Америка. Понимают ли они, что сдерживание — это вообще-то очень серьёзная история. Это комплексная политика, которую те же самые американцы в годы холодной войны формировали пятнадцать лет, и которая включала в себя вагон и маленькую тележку всего, начиная с формирования военно-политического кулака и военно-стратегических возможностей, и кончая расшатыванием ситуации изнутри. Понимают ли США, и те люди, которые пытаются оперировать в США, что переход к политике военно-политического сдерживания России — это, извините, переход к игре в долгую. Это означает, что они признают, что свалить одним ударом эту власть у них не получится. И что надо переходить к долговременной осаде этой крепости. Я думаю, что они не понимают всех проблем, которые связаны с переходом к прямому сдерживанию.

И второй замечательный тезис о принуждении к диалогу.  Вот посмотрим на нашего друга Николая Васильевича Злобина. Как можно принудить Николая Васильевича к диалогу?  А никак. Чем закончилось наше принуждение Америки и Запада к диалогу? Разрывом с нами. Мы их принуждали, принуждали, говорили убедительно, но кончилось всё тем, что они из диалога, даже по минимальным вопросам, который был предложен в 2007 году, и разрыва, выбрали разрыв. Причем в максимально жесткой форме. Это последнее решение.

А теперь давайте посмотрим, когда советский человек остановился, ударившись в стену?  Он ведь не остановился в 1993 году,  когда в центре Москвы пылал парламент. И в 1996 году, когда мы маразматика избрали президентом. И даже в 1998 году он не остановился. Он остановился тогда,  когда у нас эти замечательные люди, рассказывающие про демократию, начали отрезать куски страны. В начале 2000-х.  Когда уже впрямую шел вопрос об отчленении от нас Северного Кавказа,  Татарстана и т. д.  Вот тогда мы уперлись в стенку.  И тогда упрется в стенку американский народ, когда встанет вопрос о территориальной целостности этой страны.  А раньше — нет. Под разговоры о том, какая Америка великая демократия, пол-страны разнесут.

Николай Васильевич (Злобин), если бы у вас был шанс, а у нас не было ядерного оружия, вы бы всю Россию превратили…
Я могу продолжить, Николай Васильевич? Или у нас театр одного актера?
Так вот если бы у вас был минимальный шанс, вы бы всю Россию превратили в радиоактивную пыль. И сказали бы: какой замечательный был проект, жалко не получилась демократия. Но пусть будет хоть так.  Хочу Вам сказать лично. Эта практика натравливания нас на китайцев уже не работает. Страна, которая погрязла в полной деградации, погрязла во внутриполитическом и внешнеполитическом безумии, называется США. А не Китай. И с безумцами мы дело иметь не будем.

(окончание)
 Ну и последнее что я хочу сказать. Это касается нас. У нас фантастический шанс. Впервые за тридцать с лишним лет у нас есть шанс сыграть и выиграть борьбу за то, чтобы восстановить свою роль как ядра Большой Евразии. Эта роль не направлена на экспансию. Эта роль направлена на восстановление нашей возможности развития в качестве основы макрорегиона. Это очень важно. И поправки, наше возвращение к нашим цивилизационным истокам создают для этого очень хорошие возможности.

Здесь для нас очень большая опасность. Я думаю, что на каком-то этапе мы придем к достаточно тяжелому для себя выводу о том, что нас на определенном этапе будет устраивать и мы будем заинтересованы  в сохранении Америки, как носительницы централизованного государства. Для меня лично это очень тяжелый вывод. Но тем не менее. Потому что оставаться один на один с Китаем, и, обезумевшей в своем глобализме и беспомощности, Европой — может быть очень опасно.

(продолжение)
 Что касается заявления Меркель — оно тоже очень симптоматично. Это же призыв — давайте спасем глобализацию без США!  Потихонечку, полегонечку Европа начинает списывать США как локомотив глобализации. Но может ли эта Европа заменить США в качестве локомотива глобализации?  Это даже не смешно. Там даже нет ядра! Ну что, эта брюссельская тусовка заменит собой Америку как военно-политическое и экономическое ядро? Нет! А вот в качестве чего они могут заменить Америку? Только в качестве одного — в качестве идеологического ядра. Вот здесь они готовы выдать куда более человеконенавистнические варианты идеологии глобализационного либерализма, чем выдавали США. Потому что брюссельская бюрократия в гораздо меньшей степени, чем даже аристократия побережья, вот эти американские глобализаторы, связаны с национальной культурой, национальной идентичностью. Американские глобализаторы вообще с ней никак не связаны, это люди мира.

(продолжение)
Второй момент, который мне кажется очень важным. Посмотрите, как быстро мы перешли в эпоху пост-экономики. Мы тридцать лет говорили про экономику. Экономика индикаторов исчезла из мира за 4 месяца. Как рукой сняло. Ни инвестиционного капитализма, ни финансового капитализма. В Америке спад 25% по году. Вы представляете? — годовой спад 25%!  Особенно с учетом того, какую долю в Америке занимает реальный сектор, это полный крах.
 И конечно, здесь начинается вопрос о том, во-первых, на какой основе они собираются спасать глобализацию, а во-вторых, собираются спасать коллективный Запад.

(продолжение)
Но хотел бы я сказать немножко о другом. Посмотрите на то, что происходит в мире. Какая удушливая и совершенно безнадежная атмосфера была в эпоху поздней глобализации, что вот эта вся феерия, которую мы наблюдаем, не только в США, но и в Англии, во Франции, вон в Германии что происходит, в этой милой пряничной Германии, с капусточкой, сосисочками, и хорошим пивом. Что там происходит? Какая же была удушливая атмосфера безнадеги, что то, что там происходит, воспринимается как альтернатива. Причем очень серьезными людьми. И это, конечно, очень страшно. Потому что те, которые хотят вернуться к нормальности поздней глобализации, вернут нас в еще более безнадежную альтернативу. Вот об этом мы должны думать.

Я хотел бы сказать, что я согласен с В. А. Никоновым. Единственно. У них (в Америке) ключевая фраза, это то, что происходит в России — это игра. Они не могут в силу своей внутренней ситуации ответить жестко. Они пока это воспринимают как игру. Они считают, что они это смогут отыграть назад. И этим обусловлены многие действия. Они слишком уверены в тех группировках в элите, которые они сформировали и контролируют. Что же касается поправки по обнулению, не моя цитата, но действительно, какой же ты будешь президент, если ты Путина на выборах не победишь? Зачем баллотироваться в президенты от какой-то оппозиции, если вы не можете победить Путина?  Если вы не победили Путина на честных выборах, то вы не настоящий президент, фикция. Победите Путина на выборах — и будете настоящим президентом.

Я всё-таки еще продолжаю верить в случайности. Но я не верю в массовые случайности. Могу сказать, что такой массовой скоординированной атаки на день Победы и вообще на наши исторические моменты я вообще не помню. Я думаю, что это была попытка апробировать технологию очень скоординировано. Второй момент. Это, конечно, очень не неожиданная вещь. Посмотрите. Это действительно власовцы. Это уже нельзя списать на 90-е. Это люди нулевых. Это люди, которые уже более-менее вкусно ели, уже более-менее жили в комфорте и значит, упустили мы именно тогда. Мы упустили это поколение в сытые годы. И вот об этом нам нужно задуматься. Потому что да, хорошо, что следственный комитет их нашел. Но как показывает опыт событий июля-августа 2019 года, испуг быстро проходит. Посмотрите на героев событий прошлогодней давности. Что с ними случилось? Да ничего. Многие из них, кстати, получили повышение. На новых должностях очень хорошо себя чувствуют. И готовятся к новым боям, как я понимаю, этим летом. И этот испуг видно, что неискренний. «Простите, меня, дяденька...» Ну что это? Ведь отпустят. Страшно не то, что он Гитлера «запостил», страшно то, что его отпустят. И вот это вопрос о предпосылках. Кого мы растим? Зачем мы растим? И кто их растит? Потому что у нас, к сожалению, мы видим, как патриотическое воспитание, особенно в школах, приобретает всё более и более начетнические формы. А параллельно идет жизнь с «Колями из Уренгоя». С этими неконтролируемыми нашими грантами по вывозу подростков. Не детей, подростков. Вывозу в США и промыванию им там мозгов. А вам не кажется, что с нами пытаются разыграть сценарий «Перестройка 2.0»? Ведь тогда было то же самое. «Убей в человеке прошлое, и делай с ним что хочешь». С людьми, у которых убито прошлое, убито понимание, что в 1941-45 годах речь шла не просто о победе одного государства над другим, а речь шла о жизни и смерти общества и народа. В тот момент, когда через политические манипуляции, через разного рода фальсификации вот это понимание убьют, с народом, у которого этого не будет, можно делать все что хочешь. И здесь встаёт вопрос: а на стратегическом целеполагании куда мы идем? Какое государство мы строим? Мы строим государство вечно воюющих башен? Мы строим государство, где правоохранительные органы начинают обращать на это внимание только когда берега потерялись совсем?

Америке нужно лобовое столкновение. <...> Совершенно очевидно, что мы присутствуем при формулировании некого нового консенсуса в американской элите, когда Китай столкнется с бипартийным консенсусом относительно того, что Китай должен быть тем, той силой, которая оплатит «перестройку» в Соединенных штатах. Это очень важно. Почему не удалась наша «перестройка»? Потому что за неё платили мы. За «перестройку» в любой стране должен платить кто-то другой. И это будет Китай. И я думаю, что в этом залог того, что к антикитайской кампании удастся подключить и европейцев, потому что европейцы будут счастливы, если не они будут оплачивать американскую «перестройку», если они будут вторыми.

Первая зарубочка. С нами никто ни о чем не собирается договариваться.  И вторая зарубочка. А может ли в России состояться прорыв экономический, социальный прежде всего, в том состоянии политической и экономической элиты,  или тех людей, которые себя таковыми считают, и которую сейчас мы наблюдаем?  И сами дадите на это ответ. Мы были готовы к ситуации конкуренции с Западом,  и мы ее в общем выигрывали. А вот готовы ли мы к конкуренции с Западом, когда целью будет полное разрушение  и России, и Евразии в целом?  Вот это меня гораздо больше пугает. И об этом нужно думать.