В отличие от науки церковь во всяком случае тщательно изучала другие системы верований.
— У меня никогда не получалось хорошо играть с мячом.
— Играть с мячом совсем не сложно. Все просто: потенциальная энергия сталкивается с массой и превращается в кинетическую, и мяч взлетает в воздух.
— Что?..
Не думай, что наука не может чего-то объяснить. Ищи законы в том, чего не понимаешь. Непрестанные усилия этих поисков и зовутся «наукой».
Применяя науку медленно, но верно, ты всего добьёшься.
Давайте посмотрим на наше журналистское сообщество. Если тебя не процитировали за рубежом, особенно военную журналистику, ты в общем не до конца журналист. А экспертное сообщество? Если тебя не цитируют западные агентства, ты и не эксперт. Ты — пропагандист. А научное сообщество? Если ты не публикуешься на иностранном языке, да ты и не ученый. Ты так, мусор. А откуда это идёт? А посмотрите пожалуйста методички наших министерств. Посмотрите методички по наукометрике наших так называемых университетов и научно-исследовательских учреждений. Да там за статью на иностранном языке про спаривание китов вы можете получить гораздо больше очков в наукометрической системе, чем за фундаментальное исследование. <...> Вся эта наукометрика, основанная на приоритете иностранных изданий, это не такая безобидная вещь. Причем она не безобидна в технических дисциплинах, в естественных, и она очень не безобидна в гуманитарных дисциплинах. Поэтому чтобы требовать чего-то от них, надо навести порядок у себя дома. Надо вот эту научную «компрадорщину» зачистить под корень. Почему публикация в российских СМИ, в российских научных журналах ценится меньше, чем публикация во второстепенных мало-читаемых иностранных изданиях? Почему требование публиковаться на иностранном языке включено в качестве обязательного? Мы кого здесь растим? И зачем? Мы растим людей, которых пошагово будут вовлекать в иностранные сети? В иностранные спецслужбы? Зачем мы их здесь растим, хотел бы я знать.
— Международный рейтинг. Одна их задач высшей школы — максимально подняться в международном рейтинге. [реплика Александра Хинштейна]
— Я думаю, рыба тухнет с головы. Надо очень серьезно пройтись по нашим министерствам. И посмотреть, кто и зачем пишет эти инструкции. И я думаю, нас ждут очень интересные открытия.
Иногда наука больше искусство, чем наука. Многие люди не понимают этого.
Информация в чистом виде ‒ это не знание. Настоящий источник знания ‒ это опыт.
— Наши отношения предполагают долговременность? Я жду подтверждения достоверных эмпирических данных.
— Прости, но сначала я должна пересмотреть свои девичьи грёзы о любви. Подтверждение?... Достоверные данные?... М-м-м, ладно. Скажи: велика ли вселенная?
— Бесконечна.
— Откуда ты знаешь?
— Но все данные на это указывают.
— Но это не доказано?
— Нет.
— Ты сам не видел?
— Нет.
— С чего же ты уверен?
— Я не уверен, я верю.
— М-м-м. С любовью точно так же.
В докладе «Христианское происхождение науки» (1964), посвященном памяти А. Койре, Кожев обращается к определению взаимосвязи между господствующей теологией эпохи и допущением «математизации» материи. Он показывает, как языческая теология, сохранявшаяся в ядре философских учений античности и отчасти Средневековья, препятствовала «количественной» интерпретации природы. Скачок в развитии «математического естествознания» Кожев связывает, в частности, с христианизацией языческой философии и науки (но не в лице представителей схоластики, а в лице Декарта, Канта и др.).
Вы должны разбирать все научно, оригинально, конкретно, вы понимаете?!
Желание знать... Любопытство... Это и есть движущая сила всей науки.
Чем больше науки, тем умнее руки.
Дураку и грамота вредна.
— У меня научный вопрос: гомосапиенс вымерли, потому что они были гомосексуалистами?
— Джо, гомосапиенс — это люди.
— Но я ведь их не осуждаю...
Эксперт — это человек, который совершил все возможные ошибки в очень узкой специальности.
Извините, но если я захочу петь про Господа, я пойду в церковь. Причина того, почему я не хожу в церковь, в том, что большинство церквей не особенно задумывается о людях с нетрадиционной ориентацией. Или о женщинах. Или о науке.
Наука изобрела лекарство от большинства наших болезней, но так и не нашла средства от самой ужасной из них — равнодушия.
Время быстрое или медленное, в зависимости от восприятия. Теория относительности так романтична. И так печальна.
— Чем занимаешься?
— Наукой. Тебе не понять.
И я поняла, что куда больше подхожу для того, чтобы целоваться на солнце с юношей, чем для того, чтобы защищать диссертацию...
Если я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я предусмотрительно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами. Но если бы я затем сказал, что коль моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. Тем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в эпоху просвещения или же инквизитора в более ранние времена.
Когда наука бессильна — появляется Бог.
Я всегда была атеисткой. Как сказал один мой знакомый, надо либо думать, либо верить. Я же предпочитала думать. Бога нет до тех пор, пока это нельзя будет доказать математическим путем. И точка.
Забавно, что мы, ученые, которым не нужен бог, стоим к нему ближе, чем кто-либо ещё.
Искусство войны — это наука, в которой не удается ничего, кроме того, что было рассчитано и продумано.
— Я вот большой поклонник гомеостаза. Ты знаешь, что это?
— Конечно, нет.
— Ну, разумеется, нет. Гомеостаз — это способность системы сохранять постоянство своего внутреннего состояния и устойчивость физиологических функций организма, таких, как температура или ph.
— Худшая сказочка на ночь, что я слышала.
— Дело в том, что я не люблю перемен. Поэтому, несмотря на твои чувства, я хочу, чтобы ты продолжала встречаться с Леонардом.
— ...
— И еще, раз уж у нас зашел такой разговор — ты стала пользоваться другим шампунем. Мне не нравится этот новый запах... Прошу, прекрати это безумие и вернись к зеленому яблоку.
... Девочки больше интересуются людьми, мальчики — вещами и абстрактными правилами. И это различие проявляется в науках, которые они склонны выбирать: женщин больше в науках, связанных с жизнью и социальных, мужчин — в технических и физике.
В отношении Вселенной существует максима, которую я люблю повторять своим студентам: то, что не запрещено явно, гарантировано проявит себя.
Все, не только земля, но и человеческий труд, и человеческая личность, и совесть, и любовь, и наука, — все неизбежно становится продажным, пока держится власть капитала.
Вспомни тот научный эксперимент. Группе людей показывали фотографии из их детства. Девять снимков были реальными, а один подделкой. Их детские силуэты поместили в луна-парк, где они никогда не были. 80% узнали себя на снимках сразу, они приняли подделку как реальность. 20% не смогли вспомнить такого. Учёные попросили взять рисунки с собой, подумать дома, может, вспомнят. И когда они вернулись, тоже вспомнили эти снимки, какой это был чудесный день в парке с родителями, они вспомнили совершенно сфабрикованный опыт.
— Леонард, скажи мне, согласен ли ты с антропным принципом?
— Интересный вопрос. Ну, с одной стороны, я всегда...
— Ты ведь даже не знаешь, что это... Антропный принцип утверждает, что если мы хотим объяснить — почему наша вселенная является именно такой, то ответ будет — потому что иначе не сможет возникнуть разумная жизнь, которая сможет задать сам вопрос. Например, так же блестяще, как это делаю я в настоящий момент.
— Я знаю, что такое антропный принцип.
— Конечно, знаешь, я же только что тебе его объяснил.
Воображение предсказывает то, что наука открывает.
Женщинам необходимо облегчить путь в науку — как и пути во всех иных направлениях. Однако, поймите меня правильно, на возможные результаты этого я смотрю с некоторым скепсисом. Имею в виду некоторые препятствия, заложенные в женской натуре самой Природой, из-за которой мы не можем применять к женщинам те же стандарты и ждать от них того же, что и от мужчин.
В обычном мире мы обычно шутим, что нельзя быть «немножко беременной». Но в квантовом мире дело обстоит еще хуже. Женщина в нем существовала бы как сумма одновременно всех возможных состояний ее тела: она была бы одновременно небеременной, беременной, девочкой, старухой, девушкой, деловой женщиной и т. п.
Индивидуумы не вечны, они преходящи. Хромосомы также уходят в небытие, подобно пачке карт, полученных каждым из игроков и отыгранных вскоре после сдачи. Но с самими картами при тасовке ничего не происходит. Карты — это гены. Гены не разрушаются при кроссинговере, они просто меняют партнеров и продолжают двигаться дальше. Конечно, они движутся дальше. Это их работа. Они — репликаторы, а мы — машины, необходимые им для того, чтобы выжить. После того как мы выполнили свою задачу, нас выбрасывают. Но гены — выходцы из геологического времени, они здесь навеки.
Незнание и невежество — вещи разные. Незнание начинается после науки, а невежество — до неё.
Для счастья важнее то, как часто мы испытываем приятное чувство, или, как говорят психологи, «положительный аффект», а не то, насколько сильно это чувство. Иными словами, хорошая новость — это прежде всего хорошая новость; насколько она хороша, уже не так важно. Значит, чтобы жить счастливо, нужно получать свои маленькие «положительные аффекты» как можно более регулярно. Множество просто хороших новостей лучше, чем одна отличная новость.
Скажу страшную вещь: науки политологии не существует. Политологами назвали себя капээсэсники, специалисты по истории КПСС. Они себя переименовали и все. А теперь это, видишь ли, наука.
Личные предпочтения — основа научных изысканий.
Круглая Земля, микробы, вызывающие болезни, субатомные частицы — когда-то всё это казалось причудами и никто не знает, когда сегодняшняя научная фантастика станет завтрашней научной реальностью.