Литература – не есть книги.
Что такое литература? Это искусство рассказывать истории. Те истории, через которые люди понимают, как им должно жить.
Литература умрет?
Нет. Литература никогда не умрет, сколько будет жить человечество, столько будет жить литература. Она может становиться примитивнее. То есть если люди будут скатываться в австралопитеков, значит, и литература будет скатываться в творчество австралопитеков.
Но умереть она не может.
Потому что вам, мне, вашим детям, вашим правнукам – всем нужно знать, как, собственно, жить. Что делать со своими эмоциями? Как быть счастливым? Или – как взаимодействовать с окружающими. Как вообще общаться?
Людям нужны такие «маячки». Поэтому с литературой всё нормально.
Книги вымирают.
Я прошу ответь мне на один вопрос, прошу:
«Жить, чтоб была память или скоротечно?
Искусство в одном миге или всё же в бесконечности?»
Но кончается время слова
Искусство любви за ним обращается в ремесло.
То, что несло тебе фортуну
Тает, растворяется во рту.
Искусство — это проверенное временем красота и изящество. Вечная красота. Вот настоящее искусство.
If thou survive my well-contented day,
When that churl Death my bones with dust shall cover,
And shalt by fortune once more re-survey
These poor rude lines of thy deceasd lover,
Compare them with the bett'ring of the time,
And though they be outstripped by every pen,
Reserve them for my love, not for their rhyme,
Exceeded by the height of happier men.
O then vouchsafe me but this loving thought:
'Had my friend's Muse grown with this growing age,
A dearer birth than this his love had brought
To march in ranks of better equipage:
But since he died, and poets better prove,
Theirs for their style I'll read, his for his love.
О, если ты меня переживёшь,
Когда давно истлеет тело это,
И как-нибудь случайно перечтёшь
Нескладный стих поклонника-поэта, -
Сравни его с стихом позднейшим века,
И, хоть он много будет превзойдён,
В нем чтя не рифмы, — сердце человека,
Который был тобой порабощен, -
Утешь меня, любовно помышляя:
«Когда б стихи покойника могли
Идти за веком, дружбу воспевая,
Они бы лучших слогом превзошли.
Но раз, что умер он, я чту искусство
У стихотворцев века, в нём же — чувство».S’il n’était rien de bleu que le ciel et la mer,
De blond que les épis, de rose que les roses,
S’il n’était de beauté qu’aux insensibles choses,
Le plaisir d’admirer ne serait point amer.
Mais avec l’océan, la campagne et l’éther,
Des formes d’un attrait douloureux sont écloses
Le charme des regards, des sourires, des poses,
Mord trop avant dans l’âme, ô femme! il est trop cher
Nous t’aimons, et de là les douleurs infinies:
Car Dieu, qui fit la grâce avec des harmonies,
Fit l’amour d’un soupir qui n’est pas mutuel.
Mais je veux, revêtant l’art sacré pour armure,
Voir des lèvres, des yeux, l’or d’une chevelure,
Comme l’épi, la rose, et la mer, et le ciel.
Когда б лишь небеса да море голубели
Желтела б только рожь, и только б купы роз
Бездушной красотой наш взор ласкать умели,
— Я знаю, наш восторг не знал бы горьких слёз!..
Но есть иная жизнь, есть Красота — иная, -
Улыбка горькая, в слезах поникший взор,
Милей, чем синева морей, небес простор
Нам образ женщины... Любя и обожая,
Мы обрекаем дух на вечные страданья
Но между песнями под говор струн живой
Любви отвергнутой пленяют нас рыданья!..
Спаси ж, искусство, нас, как панцирь боевой,
Чтоб милый образ мы любили без страданья,
Как синеву небес, цветов благоуханье!Искусство не должно опускаться до уровня общества. Искусство должно тянуть общество вверх.
Иногда наука больше искусство, чем наука. Многие люди не понимают этого.
Самая подходящая одежда для молодой рыжей девушки — наряд леди Годивы.
Пошлости в искусстве полно. Если раньше любой намек на эротику был табуирован, то сейчас порнография стала практически обыденным явлением. Также нормальным стало насилие и его смакование. <...> Нужно было постепенно довести людей до того, что болевой порог изменился, и мы, не жмурясь, смотрим на простреленные головы. Пошлость кроется и в том, что кино стали оценивать не по художественной составляющей, а по количеству зрителей. Если фильм посмотрели тридцать миллионов — значит, он априори хороший, а если миллиард — вообще шедевр. Если колбасу едят тоннами, она хорошая, если у блогера миллион лайков — в него впихивают рекламу. А о чем этот блогер пишет, какая разница… Лайки стали современным критерием значимости.
Искусство обладает фантастическим качеством: оно дает вам осознание без формулировки. Посмотрите, например великий фильм «Все остается людям».
Не жизнь будет содержанием искусства, а содержанием жизни должно быть искусство, ибо только с этим условием жизнь может быть прекрасной.
— Это и есть трагедия?
— Трагедия, моя юная леди, это когда благородное искусство, предлагающее символическое видение мира и основанное на взаимодействии написанного текста и индивидуальности актёра, мысль и живая жизнь сплетаются в особом ритуале, благодаря которому человеческий дух поднимается на небывалые высоты трансцендентальной святости. Поняла, девочка моя?
— Нет.
— Эй, Сквидвард, ты понимаешь, о чем это кино?
— Это искусство — его никто не понимает!
Ты Эпона — богиня изобилия и плодородия. Со спелыми и сочными плодами, — Дэниел недвусмысленно посмотрел на мою грудь, — я хотел сказать, на фотографиях тебе пойдут образы с фруктами и плодами.
Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы всё, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нём оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником. Первый пройдёт, и его как не бывало, но садовник будет жить не одно поколение.
Я только тем и занимаюсь, что порчу свои картины. И потом говорю «сделал, что хотел».
Лондонские туманы не существовали, пока их не открыло искусство.
Все проходит — любовь, искусство, планета Земля, вы, я. Особенно я...
Все, что я вижу пришло в упадок: религия — модная замена вере, искусство — болезнь, любовь — иллюзия.
Искусство — это то, что расцветает всего за секунду до того, как испарится навсегда.
У чувака пошла кровь из носа и он просит тридцатку?
За прошлый и этот год умерли несколько моих друзей-коллег, которым было за сорок и пятьдесят. У смерти нет порядка. Действительно начинаешь думать, что смерть стоит за плечом. Когда мне становится плохо на душе, я начинаю бояться смерти. Но когда приходит вдохновение, становится все равно.
Мириться с восьмичасовой скукой — это искусство. Искусство — витать мыслями в другом месте, пока медленно истекут секунды.
Каждое из пяти чувств заключает в себе искусство.
Это ложь. Красивые фотографии незнакомых грустных людей. Эти довольные собой идиоты, любители искусства, говорят о чудесном зрелище, но людям на снимках невесело, одиноко, а благодаря этому мир выглядит таким красивым, что выставка успокаивает, а значит она враньё... И все в восторге от этого вранья.
Одна картина способна изменить жизни. Ты можешь показать людям их душу.
Одно нужно иметь: либо от природы легкую душу, либо душу, облегченную искусством и знанием.
Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет, здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, а на искусство начихать — самое высшее мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно... Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод... Зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину.
Разгул — это, конечно, искусство, такое же, как поэзия, и для него нужны сильные души.
Зачем ребёнка учить писа́ть? Не на компьютере набивать, а писа́ть? В одном из Древних Китаев, люди, которые претендовали на то, чтобы занять положение высокого государственного чиновника, должны были сдавать два экзамена: каллиграфия и стихосложение. Мудрая цивилизация, потому что они понимали, что это другой тип сознания, другой тип умений. Компьютер стихи не пишет. То есть «розы-мимозы» он напишет, но Бродского он не напишет. Это другой тип ментальности, очень важный, который никто на планете не умеет кроме нас. Искусство — не десерт. Искусство — это другой тип жизни, это другой тип когнитивной деятельности.
Любовь к красоте — это вкус. Создание красоты — это искусство.
Великое искусство рождается в ограничениях.
Массовое искусство всегда похоже на порнографию. Его задача — возбудить, удовлетворить и забыть. В настоящем искусстве так не происходит. Ты посмотрел и только потом начинается настоящий внутренний процесс. Помолчать после восприятия большого произведения искусства — это величайшее наслаждение. Счастье для режиссера, когда зритель уходит с желанием с кем-нибудь поговорить об увиденном.
Хорошее искусство позволяет вам входить в его сферу под множеством углов и выходить с многообразием взглядов.
Прошлое отретушировано и всегда выглядит лучше настоящего, погрязшего в суете. Но большая часть сегодняшнего искусства обязательно исчезнет. Останутся лишь сливки. Так оно и должно быть, иначе мы бы уже по уши погрязли в мусоре.
Финансовая деятельность — то же искусство, сложнейшая совокупность действий людей интеллектуальных и эгоистичных.
Искусство рождается на зыбкой границе между действительным и вымышленным.
Искусство существует не для того, чтобы потакать низменным мотивам, низменным интересам и низкому профилю культуры. Сама культура существует для того, чтобы поднимать этот уровень.
Мы долгое время это отрицали, боялись самого слова «идеология», но ведь если нет своей идеологии — значит приходится заимствовать чужую. Это как армия: не хотите кормить свою, кормите чужую. Идеология — это часть существования государства. Не знаю, хорошо это или плохо, но это факт.
<...>
Любое искусство — это и есть идеология. Поскольку вы явно отрицательно относитесь к коммунистической идеологии, вы все к ней и примеряете. Но христианство — это тоже идеология. Искусство Ренессанса — тоже идеология, оно базировалось на христианских сюжетах. Идеология — это наличие идей, вот и все. Искусство — часть мира идей. Априори в искусстве идеология уже заложена. Поэтому, конечно, если государство дает деньги на кино, оно выступает заказчиком. Что вас смущает? Микеланджело свою Сикстинскую капеллу писал с обнаженными фигурами. По заказу писал. А потом кардинал сказал: «Одень». И он написал одежду. Заказ есть заказ.