Ну что, Идолище Поганое, заценил масштаб трагедии?
Я думал, что моя жизнь — трагедия. Но сейчас понял, что это чёртова комедия.
— Друзья мои, и в трагических концах есть своё величие. Они заставляют задуматься оставшихся в живых.
— Что же тут величественного? Стыдно убивать героев, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных.
— Это и есть трагедия?
— Трагедия, моя юная леди, это когда благородное искусство, предлагающее символическое видение мира и основанное на взаимодействии написанного текста и индивидуальности актёра, мысль и живая жизнь сплетаются в особом ритуале, благодаря которому человеческий дух поднимается на небывалые высоты трансцендентальной святости. Поняла, девочка моя?
— Нет.
Жизнь — это трагедия, когда видишь её крупным планом, и комедия, когда смотришь на неё издали.
Любовь умирает. Величайшая трагедия жизни не в том, что люди смертны, а в том, что они не умеют любить.
(Любовь умирает. Величайшая трагедия жизни состоит не в том, что люди гибнут, а в том, что они перестают любить.)
Вашей трагедии хватит на пять комедий.
Трагедия не в том, что человек умирает, трагедия — когда человек умирает зря.
Трагедия не в том, что любовь проходит. Трагедия — это любовь, которая не проходит.
Бывают трагедии, которые люди постигают чувством, но не могут охватить разумом.
Война. Печальная вещь. Загоревшись однажды, огонь войны сжигает жизни, мечты и отношения дотла, оставляя после себя лишь горе... Из горя рождается трагедия. Трагедия приводит к рождению акумы...
Одна из величайших вещей, на которую способна трагедия, это наделение новым смыслом тех слов, которые мы используем каждый день: любовь, дом, семья, преданность и зависть.
Мы рождаемся с трагедией в сердце.
(Наверное, некоторые люди уже рождаются с трагедией внутри.)
Частенько подлинные трагедии в жизни принимают такую неэстетическую форму, что оскорбляют нас своим грубым неистовством, крайней нелогичностью и бессмысленностью, полным отсутствием изящества. Они нам претят, как все вульгарное. Мы чуем в них одну лишь грубую животную силу и восстаем против неё. Но случается, что мы в жизни наталкиваемся на драму, в которой есть элементы художественной красоты. Если красота эта — подлинная, то драматизм события нас захватывает. И мы неожиданно замечаем, что мы уже более не действующие лица, а только зрители этой трагедии. Или, вернее, то и другое вместе. Мы наблюдаем самих себя, и самая необычайность такого зрелища нас увлекает.
Мы и будущие поколения должны помнить человеческую жестокость и ненависть, которая правила теми, кто сдал своих соседей в руки врага, ненависть, которая толкнула их на убийство… Моя мечта – чтобы память об этом стала предупреждением миру и человечество никогда впредь не повторила той трагедии.
... Общество навязывает нам некий стандарт жизненного успеха, несоответствие которому воспринимается как трагедия.
Аморально строить свое благополучие на чужой крови. Любая антигуманная политика в конечном счете оборачивается не только крахом правителей, но и трагедией для всего народа.
– Знаете, что стоит дороже белого тигра? Содержание белого тигра.
<...>
– Какая трагедия!
– Убийство – всегда трагедия.
– Нет, я про тигра. Я бы купил его, если бы знал.
Настоящий трагизм жизни заключается в том, что старыми становятся слишком рано, а мудрыми слишком поздно.
Трагедия — инструмент для обретения человеком мудрости.
В юности я полагал свой удел трагическим, но со временем понял, что это просто естественное положение вещей.
Может быть, люди должны пережить трагедию, чтобы начать делать то, что любят.
(Наверное, нужно пострадать по-настоящему, прежде чем рискнешь заняться любимым делом.)
Трагедия происходит не с художником и не с машинистом поезда, а в уме художника или машиниста поезда.
История повторяется, первый раз как трагедия, второй раз как фарс.
История, по-видимому, только тогда и нравится, когда представляет собою трагедию, которая надоедает, если не оживляют ее страсти, злодейства и великие невзгоды.
Если, скажем, со мной в качестве главного героя будет написана история, это безусловно, будет трагедия.
Комедия – это история, в которой у хороших персонажей всё хорошо, а у плохих – плохо. Трагедия же – это такая история, в которой у хороших персонажей всё плохо, а у плохих – хорошо.
Природа своим чередом живёт, ей на трагедии всё равно.
Есть нелюбовные трагедии и в природе: смерч, ураган, град. (Град я бы назвала семейной трагедией в природе).
— Единственная любовная трагедия в природе: гроза.
Жизнь напоминала спектакль, трагедию, какие можно увидеть на сцене: падение Илиона, разграбление Фив. Только теперь трагедия стала нашей жизнью, и в ней играли реальные люди из плоти и крови — актерами стали мы сами.
Но лишь в эпических трагедиях печаль безысходна. В реальной жизни трагичное и комичное настолько переплетены между собой, что, когда ты особенно несчастен, происходят смешные вещи, заставляющие тебя смеяться помимо собственной воли.
Только когда в жизни случается настоящее несчастье, начинаешь осознавать, какими ничтожными пустяками было все то, что раньше считалось трагедией.
В России власть может быть любой, кроме слабой. Слабая власть в России — всегда трагедия и кровь.
Герман честно пытался представить герцогиню Бастельеро в угаре возвышенной трагедии, то есть в состоянии, в котором благородная фрау может свести счёты с жизнью. Не получилось, о чем он честно и сказал Рине. Не добавив, правда, что куда лучше представляет её, топящей обидчика или изменщика. К примеру, некоего полковника госбезопасности, замеченного в компании примадонны Брийонской оперы.
Ты думаешь, что видел самое ужасное в своей жизни, то самое, что объединяет все твои кошмарные сны в невероятный ужас, существующий наяву, и утешение тебе только одно – хуже уже ничего быть не может. А если и может, то разум не выдержит и ты этого не узнаешь. Но худшее происходит, и разум выдерживает, и ты продолжаешь жить. Ты понимаешь, что вся радость ушла из твоей жизни, что содеянное тобой лишило тебя всех надежд, что тебе лучше было бы умереть... но ты продолжаешь жить. Понимаешь, что в аду, сотворённом собственными руками, но всё же живешь и живёшь. Потому что другого не дано.
В суициде может быть своя эстетика, но не зрительная — повествовательная. Красоту такого произведения искусства оценят не те, кто видел сцену смерти или обнаружил обезображенный труп, а те, кто услышал историю произошедшей трагедии.
Человек как руина — часто скорее печален, чем трагичен.
Возможно, то, что я сейчас испытываю, не что иное, как шок, ведь прямо у меня на глазах один из моих заклятых врагов выстрелил во второго моего заклятого врага.
Все вышло как нельзя лучше. Бабах — и конфликт разрешен. Этот давний конфликт и мое знакомство с Бренди Александр породили во мне странное чувство — желание трагедии.
То, что не убивает нас, однозначно делает нас сильнее. И эта идея – основная во всех фильмах о супер-героях. Эти истории существовали сотни лет. И потом трансформировались в это: «О, мои родители погибли, когда я был маленьким, теперь я стану супер-героем». Сколько раз вы это видели в кино? «Мою маму убили, и теперь я стану Бэмби и превращусь в крутого сильного оленя». Трагедия делает нас сильнее – это правда. Однажды я оказался рядом с детским психологом <...> и мы разговорились. У меня только что родился ребенок, и мы говорили о том, какие они восприимчивые, как любое сказанное слово может сломать им жизнь. Но она сказала: «Дети, у которых в жизни все хорошо, не становятся ничем особенным». И я тогда подумал «Ого!» Это говорит детский психолог. Так что я ей верю.
На самом деле нет. Есть много особенных людей, у которых в жизни все было хорошо. Но какая-то правда в её словах все-таки есть.
Это совсем не случайно, что первое слово в Западной литературе было именно «гнев». Гнев Ахиллеса. Теперь он понял, что это был гнев от того, что ты жив. От того, что у тебя нет выбора. .... «Илиада» — подлинная трагедия: когда ты вынужден драться на войне, которая тебе не нужна, когда тебя окружают редкостные болваны, которые не смогли даже разыскать Трою, когда ты не можешь забыть, что твоя мать тебя бросила за ненадобностью, а какой-то кентавр заставлял тебя есть кишки, когда у тебя нет ни выбора, ни вызова, а есть только уверенность, что ты еще нескоро вернёшься домой и что нет ничего, что могло бы тебя взбодрить.