А вечером прозрачна синева
Лоснится кашель сыростью осенний
И холодом омытая листва
Средь желтых луж бросает ярко тени
Ах молодость тебя нельзя забыть
Косой огонь вечерняя погода
И некуда идти и некого любить
Безделие и жалость без исхода
— Опять моросит?
— Мам, ты не замечала, что в безличных предложениях есть какая-то безысходность? Моросит… Ветрено… Темнеет… А знаешь, почему? Не на кого жаловаться. И не с кем бороться.
Пожалуй, не стоит слишком долго засиживаться, если ты не хочешь попасть в безвыходное положение.
Пока человек жив, ничего не пропало. Из любой ситуации всегда есть выход, причем не один, а несколько — и кто ты такой, чтобы оказаться первым человеческим существом во Вселенной, попавшим в действительно безвыходную ситуацию?!
Между мной и всем остальным миром — огромная пропасть. Такая широкая, что моим чувствам её не пересечь. Крики глохнут, и той стороны достигают лишь стоны и мычание.
Помогай, пока можешь… Делай всё, что в твоих силах…Но когда уже ничего не можешь сделать – забудь! Повернись спиной! Крепись! Жалость позволительна лишь в спокойные времена. Но не тогда, когда дело идёт о жизни и смерти. Мёртвых похорони, а сам вгрызайся в жизнь! Тебе ещё жить и жить…
Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И как преступник перед казнью
Ищу кругом души родной...
Вокруг искусственные лица,
Всё подделка,
И даже если хочешь утопиться -
Всюду мелко...
Часы бьют. Всех.
Напротив, на доме аккуратным белым по синему, прочёл, -
«Что бы ты ни делал, всё равно ты обречён».
Мы не властны над своими судьбами. Но сознавать это каждую минуту было бы слишком горько.
Эй, знаешь, в твоем возрасте я как-то влюбился буквально в старуху, в шестиклассницу. Мне было не по себе, я переживал, а потом понял, что ничего не поделаешь. Так вот. Когда ничего сделать нельзя, надо просто верить, что все наладится, и, к примеру, написать песню. Ведь волноваться и одновременно писать песню нельзя.
— Не бери его деньги, не печатай свои деньги, работай за деньги! Может мне сразу лечь и помереть?!
В очевидности того факта, что мир застрял где-то между безысходностью и катастрофой, можно запросто убедиться из окна обычной квартиры.
Когда лишаешься всего, любая мелочь, напоминающая нам о счастливом прошлом, может оказаться чрезвычайно ценной и необходимой.
Вы можете оставить своё жильё, выгрести и сжечь весь хлам, переехать из трущоб, отречься от собственной матери, купить новую одежду и машину – сменить всё своё окружение. Но что делать мозгу, мечущемуся как мышь в мышеловке?
Я хочу со щемящей надеждой посмотреть на небо. Я хочу написать тебе длинное прощальное письмо, оскорбительное, небесное, грязное, самое нежное в мире. Я хочу назвать тебя ангелом, тварью, пожелать тебе счастья и благословить, и еще сказать, что где бы ты ни была, куда бы ни укрылась — моя кровь мириадом непрощающих, никогда не простящих частиц будет виться вокруг тебя. Я хочу забыть, отдохнуть, сесть в поезд, уехать в Россию, пить пиво и есть раков теплым вечером на качающемся поплавке над Невой. Я хочу преодолеть отвратительное чувство оцепенения: у людей нет лиц, у слов нет звука, ни в чем нет смысла. Я хочу разбить его, все равно как. Я хочу просто перевести дыхание, глотнуть воздуху. Но никакого воздуха нет.
Ты попал между молотом и наковальней, понимаешь что это значит? Что у тебя нет выбора.
И снизу лед, и сверху. Маюсь между.
Пробить ли верх иль пробуравить низ?
— Значит, брат помер, да? Да уж, врагу не пожелаешь.
— Ему умирать не в первой. Хотя, в этом раз, похоже, все по-настоящему.
— И отец твой, и сестра тоже того...
— Все мертвы.
— Но мама хоть есть? Жива?
— Убита темным эльфом.
— Лучший друг?
— Сражен в битве.
— Вы в этом уверены?
— Нет, но я надеюсь на лучшее. Вынужден...
Он чувствовал, что не может отвратить от себя ненависти людей, потому что ненависть эта происходила не оттого, что он был дурен (тогда бы он мог стараться быть лучше), но оттого, что он постыдно и отвратительно несчастлив.
Он вверг тебя в безысходность. А ввергнуть в безысходность молодую душу — преступление, которое страшней всех прежних его преступлений.
Если бы с молодостью уходило одно хорошее — то остальные возрасты человеческой жизни показались бы до того невыносимы, что всякий индивидуум перерезывал бы себе горло на тридцать втором году.
Раз уж корову подоили, сливки обратно в вымя не вернешь.
Как сберечь — нет ли средства, нет ли, нет ли, есть ли
в мире неизвестный узел, лента, шнур, крючок,
ключ, цепь, замок, засов, чтоб удержать
красоту, сберечь её, красоту, красоту, чтоб не уходила
бы от нас?
О, нельзя ль глубокий, страшный строй морщин этих
строгим взглядом отогнать
прочь? Вот взять и убрать мановением — этих скорбных,
тихих, горьких вестников, что день красы погас?
Нет, нельзя никак, о, нет, никак,
и недолго вам хвалиться красотой,
Сколько б ни измыслили прикрас.
И подъемлет уже мудрость скорбный вой:
Так начните же.
She seemed to read minds,
And I know we were out of time.
Breathe the way here with you,
Dream the same on the dew.
Breathe the same on her,
Take a moan on a man,
Breathe the shame on you,
Breathe the lie.
Old age.
Казалось, она читала мои мысли,
И я знаю, что наше время прошло.
Дышу вместе с тобой,
Мечтаю об ушедшей молодости.
Дышу вместе с ней,
Ворчу на людей,
Дышу позором,
Дышу ложью.
Старость.
Людям приходится плакать, иногда им только это и остаётся.
Я вообще-то не борец. Но если меня прижать в стенке, я любому проломлю голову.
Только сдаться — все остальное отсюда следует. Это все равно что плыть против течения — сколько ни старайся, оно относит тебя назад, — и вдруг ты решаешь повернуть и плыть по течению, и не бороться с ним.
Ничего не изменилось, только твое отношение к этому: чему быть, того не миновать.
Мне никогда уж больше не влиться в точный механический ритм, не плыть по зеркально-безмятежному морю. Мне — вечно гореть, метаться, отыскивать уголок, куда бы спрятать глаза — вечно, пока я, наконец, не найду силы и...
Но лишь в эпических трагедиях печаль безысходна. В реальной жизни трагичное и комичное настолько переплетены между собой, что, когда ты особенно несчастен, происходят смешные вещи, заставляющие тебя смеяться помимо собственной воли.
У нас, знаешь, принято считать, что наш народ пьёт от безысходности. Это ерунда! Он ещё и ест от безысходности.
Nothing can stop me now,
Cause I don't care anymore.
Nothing can stop me now,
Cause I don't care.
Nothing can stop me now,
Cause I don't care anymore.
Nothing can stop me now,
Cause just I don't care.
Теперь меня ничто не остановит,
Потому что мне теперь наплевать.
Теперь меня ничто не остановит,
Потому что мне наплевать.
Теперь меня ничто не остановит,
Потому что мне теперь наплевать.
Теперь меня ничто не остановит,
Потому что мне просто наплевать.
Как будто повезло — попутный ветер стих,
Мы будем всем назло живее всех живых,
Мертвее мёртвых, но прекрасней чем в кино.
Не говори мне — да, не говори мне — нет,
Нам на двоих с тобой сто сорок тысяч лет.
Предательский рассвет, назад дороги нет.
Если был на мели -
Дальше нету пути?!
Затравленный и прижатый к стене кот превращается в тигра.
Ни одной, даже самой маленькой катастрофы. Когда тебе плохо — катастрофы помогают. Землятресение помогает понять, что у тебя все не так уж и плохо.
Человек, дошедший до точки, уже не мечтает перевернуть мир.
Жизнь сегодня очень загружена. Столько стало людей вокруг, и каждый хочет себе место под солнцем. Раньше в поезде можно было найти свободное место, но сейчас это трудно... Когда моя жена умерла, ей досталось горизонтальная могила. Недавно я захотел купить себе место на кладбище, но мне предложили только вертикальное. Я провожу свою жизнь стоя в автобусах и поездах и вынужден буду стоять даже после смерти.