0
... всё, что произошло до этого, стало историей, <...> а всё, что произойдёт после этого — историей станет.
... всё, что произошло до этого, стало историей, <...> а всё, что произойдёт после этого — историей станет.
А сейчас ты еще раз расскажешь мне свою историю. А потом еще и еще раз. Ты будешь повторять одно и тоже на протяжении всей ночи. И тогда ты поймешь, что теперь все это всего лишь рассказ. Рассказ о прошлом. Осознав, что твои горести превратились в пустые слова, ты сможешь с легкостью плюнуть на все, что было, и обо все забыть. А потом спокойно решить, кем ты хочешь стать.
... убийство — один из элементов естественного отбора.
... в одиночку пьют только неудачники.
"If you don't know what you want, " the doorman said, "you end up with a lot you don't." Когда не знаешь, чего хочешь — беды не миновать.
... у вас нет власти над жизнью и смертью, разве что только тогда, когда вы заказываете в Макдоналдсе гамбургер.
You can forget me <...> But that doesn't mean I don't still exist. Можешь забыть меня <...>, но это не значит, что меня не существует.
Go ahead and cry if you have to. Вперёд, можешь плакать, если есть о чём.
Generations have been working in jobs they hate, just so they can buy what they don't really need. Поколения за поколениями люди работают на ненавистных работах только для того, чтобы иметь возможность купить то, что им не нужно.
Бренди мчала на такой скорости, которая допустима лишь в два тридцать ночи в открытой спортивной машине с заряженной винтовкой внутри и напичканным наркотиками заложником в багажнике.
Богатые люди в отличие от большинства знают: мосты не сжигают. Это транжирство! Мосты продают.
... зрители не хотят знать всей правды. Да, им хочется правды, но в строго отмеренных дозах.
Будущее превратилось из надежды в угрозу. Когда это произошло?
The theater of the mind. The bordello of the subconscious. Театр в мыслях. Бордель в подсознании.
Белки — это такие люди, которые пережевывают пищу, а потом забывают, что с ней делать дальше. Они забывают, что пищу надо глотать. Они выплевывают пережеванные куски и прячут их по карманам. Или убирают к себе в сумочку. На самом деле это не так симпатично и мило, как это звучит.
Бедность, говорит Инки, теперь это новая разновидность богатства. Анонимность – новая разновидность известности. – Катиться вниз по общественной лестнице, – говорит Инки, – теперь это новая разновидность успеха. Люди из высшего общества, говорит Инки, вот кто истинные бездомные. У нас может быть дюжина собственных домов – в разных городах, – но постоянного места жительства у нас нет, потому что мы вечно мотаемся с места на место. Вся жизнь – сплошные реактивные перелеты.
Беда со слабаками в том, что они вынуждают тебя действовать, а потом сами же тебя за эти действия ненавидят.
Бренди Александр, первоклассная красавица без комплексов и предрассудков, настоящая королева, лежит на полу, и из дыры в ее восхитительном жакете течет кровь. Жакет — от костюма, подделки под Боба Маки. Бренди купила его в Сиэтле. Юбка утягивает ее задницу так, что та походит по форме на сердце, которое так и хочется потрогать. Если я скажу, сколько стоит этот костюмчик, вы не поверите. Цена умопомрачительная! Жакет с баской, широкими лацканами и подплечниками. Однобортный, и обе полочки абсолютно одинаковые. Хотя сейчас в одной из них уродливая дыра, и из нее течет кровь.
А если ты никогда не дрался, то боишься всего на свете: боишься боли, боишься того, что не сможешь справиться с противником.
You wake up, and that's enough. Ты просыпаешься, и будь этим доволен.
Most of the laugh tracks on television were recorded in the early 1950s. These days, most of the people you hear laughing are dead. Большинство треков со смехом на телевидении было записано в начале пятидесятых. То есть, почти все люди, смех которых ты слышишь, сейчас мертвы.
А правда — она простая. Даже если однажды вечером ты читаешь жене и ребенку вслух. Читаешь им колыбельную. А наутро ты просыпаешься, а твоя семья — нет. Ты лежишь в постели, прижавшись к жене. Она еще теплая, но уже не дышит. Твоя дочка не плачет. Дом уже лихорадит от шума движения за окном, от воплей соседского радио, от горячего пара, заключенного в трубах внутри стены. Правда в том, что можно забыть даже этот день — забыть на те пару минут, пока ты завязываешь перед зеркалом галстук.
... Для них женщина — либо шлюха, которую надо трахать, либо заколдованная принцесса, которую надо спасать. Всегда — некий пассивный объект, предназначенный для достижения мужских целей.
А что, если реальность — всего лишь болезнь?
«Чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями...» — секс рядом с едой — в Библии это часто.
Брови Горана казались такими дикими и заросшими, как лесистые склоны Карпат, такими свалявшимися и колючими, что если присмотреться, не ровен час увидишь среди волосков хищные волчьи стаи, разрушенные замки и горбатых цыганок, собирающих хворост.
«Мона Лиза» Леонардо — всего лишь тысяча тысяч мазков краски. «Давид» Микеланджело — лишь миллион ударов молотом. Каждый из нас — миллион кусочков, правильно собранных в целое, не более того.
Безумие — теперь это новая разновидность здравого ума.
Беда с вечной молодостью заключается в том, что ты начинаешь откладывать всё на потом. Тянешь время.
What you don’t learn in art theory is how too big a compliment can hurt more than a slap in the face. От слишком громкого комплимента бывает больнее, чем от пощёчины.