Это всё от способностей зависит. Вот у меня один знакомый, тоже учёный — у него три класса образования, а он десятку за полчаса так нарисует – не отличишь от настоящей.
Учёные не верят ничему без серьёзных доказательств.
За учёного двух неучёных дают.
Эксперт — это человек, который совершил все возможные ошибки в очень узкой специальности.
— Скажите правду... Вы верите в Бога?
— Э-э-э... Я ученый.
Забавно, что мы, ученые, которым не нужен бог, стоим к нему ближе, чем кто-либо ещё.
Во всех известных мне случаях верующие физики и астрономы в своих научных работах ни словом не упоминают о Боге… Занимаясь конкретной научной деятельностью, верующий, по сути дела, забывает о Боге…
Я не могу себе представить настоящего учёного, который не обладал бы глубокой верой. Это можно выразить и так: нельзя верить в безбожную науку.
Религиозные люди любят обращать внимание на то, что Исаак Ньютон был верующим. Ну конечно был – он же жил до Дарвина. До Дарвина быть атеистом было, наверно, не так-то просто.
Я не хотел бы посвятить себя ни одному из существующих сообществ, кроме общества истинных ученых, в которое сейчас входит совсем мало людей.
А между тем это был ведь человек умнейший и даровитейший, человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке... ну, одним словом, в науке он сделал не так много и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается.
Есть ученые люди, а есть – мудрые. Ученые – это те, которые много знают. А мудрые, — которые понимают то, что они знают.
Интересно, сколько загадок остались нерешенными только из-за того, что ученые или слишком мало знали, или слишком верили в себя и возможности управления процессом созидания?
В науке человеку можно более, нежели в политике, сделать. Ибо наука область ума такова, куда власть имущие по дурости своей залезать боятся, дабы дурость ихняя пред учеными видна не была...
Ученый из неясного делает ясное. Поэт и из ясного умудряется сделать неясное.
Скиннер писал, что в возрасте двадцати трех лет прочел в «Нью-Йорктаймс мэгэзин» статью Герберта Уэллса, в которой тот утверждал, что если бы ему нужно было выбрать, чью жизнь спасать — Ивана Павлова или Джорджа Бернарда Шоу, — он выбрал бы Павлова, потому что наука более целительна, чем искусство.
Терпеть не могу учёных. Ненавижу тех, кто коллекционирует, классифицирует и дает названия, а потом напрочь забывает о том, что собрал и чему дал имя. С искусством тоже так. Назовут художника импрессионистом или кубистом или ещё как-то, уберут подальше в ящик и перестают замечать в нем живого человека, художника, личность.
Развратный ученый — это человек знающий, который сам себя угнетает, скупой богач — это человек несведущий, который сам себя пытает. Эти люди напрасно жизнь теряют, перед смертью они раскаиваются и сожалеют. Первый мучился, чтобы приобрести знания, но на деле применить их не сумел, второй мучился, чтобы нажить богатство, но воспользоваться им не успел.
В жизни ученого и писателя главные биографические факты — книги, важнейшие события — мысли.
Ничто так не воспитывает смирение, как наука. Ученые, насколько я могу судить, легче всего говорят «я не знаю».
— Ты же понимаешь, что речь идёт о столкновении частиц тёмной материи в открытом космосе!!!
— Конечно, я это понимаю. И кто ты такой, чтобы говорить мне о космосе???
— Я — астрофизик, блинский ёж! «Астро» значит «космос».
— «Астро» значит «звезда».
— Ну... Знаешь, что я тебе скажу. Если б мы сейчас спорили об этом на моём родном языке, я б надрал тебе задницу.
— Английский и есть твой родной язык.
Однажды на корабль грамматик сел ученый,
И кормчего спросил сей муж самовлюбленный:
«Читал ты синтаксис?» — «Нет», — кормчий отвечал.
«Полжизни жил ты зря!» — ученый муж сказал.
Обижен тяжело был кормчий тот достойный,
Но только промолчал и вид хранил спокойный.
Тут ветер налетел, как горы, волны взрыл,
И кормчий бледного грамматика спросил:
«Учился плавать ты?» Тот в трепете великом
Сказал: «Нет, о мудрец совета, добрый ликом».
«Увы, ученый муж! — промолвил мореход.-
Ты зря потратил жизнь: корабль ко дну идет».
Если ученый не может объяснить, чем он занимается, уборщице, моющей пол в его лаборатории, значит, он сам не понимает, чем он занимается.
— В космосе нельзя ничего поднять вверх. В космосе нет понятия «вверх».
— Ах так, а куда же каждый день поднимается солнце?
— Против такой-то уличной мудрости ну как попрешь.
— Профессор, вы можете подсоединить мою голову к боевому компьютеру?
— Я могу подсоединить что угодно к чему угодно, я же профессор!
Пока большинство ученых слишком заняты развитием новых теорий, описывающих, что есть Вселенная, и им некогда спросить себя, почему она есть. Философы же, чья работа в том и состоит, чтобы задавать вопрос «почему», не могут угнаться за развитием научных теорий. В XVIII в. философы считали все человеческое знание, в том числе и науку, полем своей деятельности и занимались обсуждением вопросов типа: было ли у Вселенной начало? Но расчеты и математический аппарат науки XIX и XX вв. стали слишком сложны для философов и вообще для всех, кроме специалистов. Философы настолько сузили круг своих запросов, что самый известный философ нашего века Виттгенштейн по этому поводу сказал: «Единственное, что еще остается философии, — это анализ языка». Какое унижение для философии с ее великими традициями от Аристотеля до Канта!
Пусть учёный забудет, что он сделал, как только это уже сделано, и пусть думает о том, что он еще должен сделать.
Надо понять, что труд учёного – достояние всего человечества и наука является областью наибольшего бескорыстия.
Удельный вес науки в стране определяется не только средствами, отпускаемыми по государственному бюджету, числом исследовательских институтов, но прежде всего кругозором научных деятелей, высотой их научного полёта.
Наука имеет свои законы развития, не всегда совпадающие с практическими требованиями сегодняшнего дня. И ученый не может быть врагом современности, но и не может быть только в современности. Он должен быть впереди, иначе он будет лишь чиновником. Без современности — фантазер, без будущего — тупица.
Любовь к науке — это любовь к правде, поэтому честность является основной добродетелью ученого.
Когда-то кто-то сказал: «Исаак Ньютон вертится в гробу» в ответ на какую-нибудь простую ошибку по физике. Но если бы Ньютон услышал, что его тело вращается в гробу без воздействия внешней силы, то он бы... завертелся в гробу.
Экклесиаст сказал: «Кривое не может сделаться прямым и чего нет, того нельзя сосчитать». А между тем, основоположник научного прогресса Галилей полагал иначе. Он сформулировал главный догмат учёного так: «Измерить всё, что поддаётся измерению, а что не поддаётся — сделать измеряемым».
Настоящий ученый тратит в среднем лет двадцать на крупное открытие, которое доказывает, что безумие одних не составляет еще счастья других и что каждому в этом мире обязательно мешает присутствие ближнего.
В кругу учёных есть только два понятия: наука и мнение. Первая даёт точное познание о вещах, а последнее порождает невежество. Следовательно, священное должно сообщать только просвещенным людям, которые уже достаточно ознакомлены с началами и важностью таких предметов: но отнюдь не передавайте священного профанам, пока они не будут посвящены в таинства науки.
— Видите, тиранозавр не подчиняется правилам и общему распорядку в парке. Теория хаотичности.
— Я никак не могу понять эту теорию. Может, вы мне объясните?
— Теория относится к непредсказуемости в налаженных системах. Эффект бабочки. Бабочка может захлопать крылышками в Пекине, а в Центральном Парке вместо солнца польет дождь. Я, наверное, слишком быстро объясняю. Сейчас я вам продемонстрирую. Я кое-что упустил. Подайте мне стакан воды. Сейчас мы проведем эксперимент. Так и должно быть. Ничего, что машина дергается. Выпрямите руку. Допустим, что капелька воды падает на вашу руку. По какой траектории упадет капелька? На какой палец? Я бы сказал, на большой. Ага. Видите. Теперь замрите и не шевелитесь. Начну все сначала. Куда она покатится?
— По тому же пути.
— Назад. Все изменилось.
— Изменилось. Почему?
— Из-за незначительных отклонений, из-за колебаний вашей руки.
— Алан, посмотри...
— Количество крови расширяет сосуды... дефекты кожи...
— Дефекты кожи?
— Просто... микроскопические. Будущее невозможно предсказать. Вот это и есть теория непредсказуемости. Верно. [Доктор Грант покидает машину] Посмотрите, видите? Я снова прав. Никто не мог предсказать, что Доктор Алан неожиданно выскочит из машины.
— Алан? Алан! [Доктор Сеттлер тоже покидает машину]
— Вот еще одно наглядное доказательство. Видите, я остался наедине с собой и разговариваю сам с собой. Это теория беспорядочности.
... это неотъемлемый изъян всех учёных — как сохранить различие между вотчиной Господа и своей.
Микробиологи, изучая вспышку резистентного туберкулеза, не рассматривают версию о том, что такова воля Божья. Астрофизики, пытаясь разобраться в последовательности событий, в результате которых из газопылевого облака сформировалась Солнечная система, не рисуют между газопылевым облаком и Солнечной системой квадратик с надписью «А здесь произошло чудо». Метеорологи, не сумевшие верно предсказать путь урагана, не оправдываются тем, что воля Господня отклонила ураган с намеченного пути.
Наука не может просто приписать всему непознанному в природе божественное происхождение. Если бы это было возможно, никакой науки просто не было бы. Как говорит генетик из Чикагского университета Джерри Койн, «если история науки что-то нам показывает, так это то, что, прикрывая свое невежество Богом, мы ничего не добьемся».
Александр Филиппович задрал брови и приоткрыл рот. Потом вздохнул и сказал:
— Ладно, гордыня так же нелепа, как и скромность. Кто-то умный сказал, что порядочный учёный должен уметь объяснить свою теорию пятилетнему ребёнку. Допустим, я ребёнок — объясняйте.
<...>
— Ладно, — согласился Шустеров и полез в карман за сигаретой. Затянулся. — Есть на свете три гадких явления: парадокс Ольберса, красное смещение и реликтовый фон.
Александр Филиппович кивнул и сказал:
— А мне очень не нравится хабеас корпус и трирарка в синто.
— Это ещё что? — захлопал глазами Шустеров.
— Понятия не имею, — признался Александр Филиппович. — Потому и раздражает.
Наука должна быть весёлая, увлекательная и простая. Таковыми же должны быть и учёные.