Когда люди верят в нечто, потому что боятся попасть в ад, — это просто чушь невменяемая. Но если родители вбивают ребёнку страх перед Богом, религия распространяется как вирус.
Все мы от природы пленники прерывистого сознания.
— А что случится, когда вы умрёте?
— Ну, или зароют, или сожгут.
— Забавно. Но без веры в загробную жизнь в чем же вы находите утешение во времена отчаяния?
— В человеческой любви и товариществе. Но в наиболее важные моменты я нахожу – нет, не утешение, это не совсем то – я нахожу силу в размышлениях о том, как это прекрасно быть живым и обладать мозгом, который, хотя бы и в ограниченных пределах, способен к пониманию смысла моего существования и наслаждению красотой мира и красотой продуктов эволюции. Великолепие вселенной и чувство собственной малости, которое даёт нам пространство и геологическое время, принижают нас, но в каком-то странно утешительном ключе. Приятно чувствовать себя частью большой картинки.
Религиозные люди любят обращать внимание на то, что Исаак Ньютон был верующим. Ну конечно был – он же жил до Дарвина. До Дарвина быть атеистом было, наверно, не так-то просто.
— Вы писали, что если Иисус существовал и пошел на смерть, как это описано в Библии, то у него, как вы выразились, съехала крыша.
— Нет никаких свидетельств, что у самого Иисуса съехала крыша, но вот доктрина, изобретенная впоследствии Павлом, – что Иисус умер за наши грехи – она совершенно безумна. Это же отвратительно: полагать, что творец вселенной, способный изобрести законы физики и процессы эволюции не нашел лучшего способа искупить наши грехи, нежели дать замучить себя до смерти!
— У вас есть верующие друзья?
— Нет. Не то чтобы я избегал таких людей – просто я вращаюсь в образованных, интеллектуальных кругах, а там религиозных людей обычно не встретишь. Я в хороших отношениях с некоторыми епископами и священниками, которые типа во что-то верят… или им просто нравятся музыка и витражи.
— Вас не волнует, что ваши оппоненты могут попытаться обратить вас к вере на смертном одре, как креационисты попытались поступить с Дарвином?
— Меня больше волнует эффект Энтони Флю. Флю был британским философом-атеистом, который на старости лет обратился. Думаю, он просто впал в маразм. И от этого-то никакой гарантии нет!
Ответственные родители должны передавать ребенку только научно доказанную информацию. Детям можно объяснить: вот это — эволюция. Эта птица — орлан-белохвост. Дерево в конце сада — береза. Конечно, нужно рассказать еще и то, что в мире есть люди религиозные и существует множество разнообразных верований. Но вот вбивать им в голову басню про то, что есть единственный в мире Бог, который за шесть дней все тут придумал и создал, — это настоящее злоупотребление статусом взрослого человека.
После сна длиной в сотни миллионов веков, мы, наконец, открыли глаза на шикарной планете, сверкающей цветами, богатой жизнью. В течение нескольких десятилетий мы должны будем закрыть глаза снова. Это ли не благородный, просвещённый путь посвятить наше короткое время под солнцем работе над пониманием вселенной и того, как мы в ней оказались? Вот как я отвечаю, когда меня спрашивают, зачем я утруждаюсь вставать по утрам с постели.
— Так что же делает нас людьми?
— Мы уникальные обезьяны. У нас есть язык. У других животных тоже есть коммуникативные системы, но куда более несовершенные. У них нет нашей способности говорить о вещах, которых нет в реальности. Это уникальные черты нашего развитого обезьяньего мозга, который, судя по имеющимся доказательствам, прошел лишь через небольшое количество мутаций.