Цитаты из телешоу Соловьёв LIVE

Допустим, это так (была  провокация)... Нельзя исключать, что нашли какие-то подходы и это сделали. Тогда получается, что уже в понедельник (03.08) Лукашенко должен освободить наших граждан. Правильно? Извиниться пред ними, встретиться с ребятами, обнять их... «извините, ребята, подвели меня, я разберусь». Снять с должности председателя КГБ Белоруссии, и других силовиков, которые принимали во всем этом участие. Согласитесь, это было бы нормально. Это бы подтверждало, что они оказались в заблуждении, а не намеренно играли в эту игру. И встаёт вопрос: почему мы должны быть жертвой этой игры?
Для России самое важное — это национальные интересы России и россиян. Национальные интересы нашего государства. И если нам кто-то заявляет, что они наш союзник, как например замечательная братская, обожаемая мною, Армения, но при этом заявляет, что наши СМИ должны быть там на правах непонятно кого, то мы уверены, что это — союзническое отношение к нам? Если страна, которая заявляет, что находится с нами в союзном государстве, берет 33 богатыря в заложники и позволяет себе такую риторику,  которую американцы себе не позволяют, то мы что, должны утереться и забыть?  И говорить, что есть стратегические интересы? А с чего мы решили, что мы одинаково смотрим на будущее? <...> Хватит позволять собой играть. Хватит делать ошибки 90-х.  Надо переосмыслить свои подходы, в том числе и во внешней политике по отношению к нашему ближнему зарубежью, осознать с кем мы имеем дело. Не только на уровне политических лидеров, но и на уровне общественных интересов, движений, структур, внимательно работать с людьми, внимательно их слушать, и помнить об одном: национальные интересы России для нашей страны должны быть превалирующими. Так и только так. А кто наших граждан хоть пальцем тронет, или возьмет в заложники, должен понимать, что он столкнется со всей мощью Российского государства. Мы всегда заявляли, что мы своих не бросаем. Это не значит, что наша реакция должна быть истеричной и суетливой. Но мы ничего не должны забывать и делать все возможное, чтобы ни у кого не было никаких иллюзий, что будто мы страна пятого мира, о которую можно вытирать ноги. Давайте придем в себя и посмотрим, кто нам друг, кто нам враг.
В конце я хочу вам кое-что сказать, дорогие мои зрители. Мы что-то так долго ищем союзников, что-то так сильно переживаем, мы мыслим категориями Советского Союза.  А время изменилось. Эпоха изменилась. Мы пытаемся удержать те страны, которые в Беловежской пуще от нас уже побежали. И мы почему-то вдруг решили, что давайте сейчас сделаем усилие, и все к нам вернутся. Нет. Другое время. И надо его переосмыслить.
Мы вступаем в новый экономический период. Идет такое грядущее принципиальное изменение, что весь мир поделится… Задайте себе простой вопрос: а с чего вы решили, что бóльшая часть населения будет востребована в производственных цепочках? У вас будет дикое количество стран и народов, которые в принципе будут находиться мимо производственных циклов.  Их будут поддерживать, и этого достаточно. Ни производство продуктов питания, ни производство энергии, ни интеллектуального продукта — ничего не будет требоваться, чтобы вовлекать в это дело миллиарды. Мы подошли к новому этапу.
Я имею смелость утверждать, что с одной стороны происходит технологизация процесса через формирование управления этим процессом, и захват этой управляющей точки.  Это довольно стандартный ход, когда изначальный повод уже совершенно неважен, создаются специальные люди, стандартные персонажи. Происходит технологизация уличного протеста. Время от времени всегда возникает повод для такого эмоционального всплеска. Но он уходит. Управляющие понимают, что если не перевести сейчас это на новый уровень радикализации, то всё это исчезнет, что они и попытаются сделать. Технологии здесь тоже понятны. Поэтому нужны новые поводы, нужны сакральные жертвы. И за этим нужно следить очень серьёзно.
Как получается, когда нас пытается кто-то очень сильно обидеть. В результате это приводит к абсолютно противоположному. Потому что, ну слушай, если бы не переворот в Киеве, ну кто бы занимался проблемой Крыма? Если бы не страстное желание иметь там базу НАТО. Ребята, я понимаю, что это обидно, но это так. Были подписаны договора, и за исключением крайней ситуации никто бы не шел на тот безумно жесткий конфликт, который сейчас есть. Пошли, потому что пожали плечами и пошли.
24 часа я нахожусь в подавленном состоянии. Потому что Белорусь оставалась последним образцом здравого смысла на постсоветском пространстве. И 24 часа я наблюдаю тотальный ад. Я понимаю, что есть супер страсть, она зовется власть. Но есть более глубокий вопрос. Выборы пройдут. А как он (Лукашенко) собирается выходить из этой ситуации? Известно, что братское слово ранит больнее всего. На нас вылит ушат помоев. Люди в ужасе. Проблема не в мандраже отдельно взятого Лукашенко. А проблема в том, как он это потом будет объяснять. А то, что происходит сегодня — это фарс. Мы никак не можем начать учиться на собственных ошибках. Пора серьезно отнестись к этой угрозе. Потому что это не шутки.
Когда я смотрю на актеров многих, на них на всех — на Д., на П., на Г., они мне очень этого парня напоминают (из фильма Александра Владимировича Соловьева «Что-то очень важное»). Они просто искренне убеждены, что они лучше. Им так хорошо с собой, что в принципе им больше никто уже не нужен. Им просто очень хорошо с собой. Им настолько хорошо с собой, что остальные как-то и не нужны. Им очень хорошо с собой. А народу от этого очень и очень плохо. Вот так.
Теперь, Катя, я скажу, чтобы ты понимала. В нашей жизни надо уметь быть тефлоновым. Если ты будешь пускать всю вот эту мерзость к себе в сердце, то у тебя не останется душевных сил, чтобы помогать людям, которым действительно твоя помощь нужна. Поэтому когда ты видишь, как эти мерзавцы кидают в тебя грязь, радуйся. А ты что, ждала от них роз и комплиментов?  Так что, Катя, у тебя все будет хорошо. Просто ты ошибалась. Ты не видела тех, кого считала друзьями и коллегами, что на самом деле они жалкие и ничтожные. Да, это дорогой урок. Но все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Вот так.
Мы ведь даже не понимаем, что на наших глазах благодаря коронавирусу, вопреки коронавирусу формулируется не просто задача побороть коронавирус. Нет. Мы же говорим о полном переустройстве, о полном изменении, о выстраивании нового государства. Государства, которое для людей. Государства, в котором комфортно жить, где власть понимает свою роль, свое место, где оно выходит на новый технологический уровень. Потому что то, как удалось решить ряд вопросов, невозможно было бы решить, не используя цифровые технологии и понимание, как это делается. <...> Мы сейчас говорим, что важен экономический рост, но какой? Тот экономический рост, при котором растут реальные денежные доходы населения. И здесь мы говорим, что и где должно развиваться. <...> Неужели вы не видите, как все меняется? Важно, что мы намечаем, смотрим, где мы должны быть лучшими, как мы можем этого добиться, мы строим сейчас все вместе новую страну, новое государство. <...> Надо смотреть динамику, надо понимать, что реально происходит. И просто понимать, с какого уровня мы идем. И надо вернуться к состоянию, когда гордиться надо своей страной. Есть чем гордиться. Знаете, красота — в глазах смотрящего. Надо уметь смотреть и любить.
Я вам скажу так — убийство не обнуляемо.  Люди, замешанные в убийстве, ничего хорошего в дальнейшем никогда не создадут. Никогда. Речь идет об убийстве, не об одном, а о нескольких. Вы правда считаете, что люди, которые могли быть (давайте дождемся решения суда) замешаны в убийствах, могут завести вас в какое-то светлое будущее? Вы правда в это верите? Вот я — нет.
Есть наука криминология... <...> Модель поведения у человека не меняется. Это интересно. Есть известный криминолог, наш академик, академик Кудрявцев, он много трудился в советское время, у него, кстати, основная часть работ была посвящена личности преступника. Вы знаете, личность, структура личности, по большому счёту не меняется, особенно это касается убийц. <...> Здесь есть такая прекрасная богословская форма словесная: при убийстве погибают два человека — погибает тело убитого и душа убийцы.
И лозунг «Грабь награбленное» уже брошен. Как только брошен этот лозунг — всё, ребята. Здесь возможно либо только жесткое подавление этого дела, причем желательно с показательной кровью, еще одного-двух-трёх, это должны быть высокопоставленные организаторы… вот как человек в эфире Fox News сказал: мы сожжём систему, если вы не сделаете то, что мы скажем. Если он будет завтра арестован ФБН, возможно, протесты пойдут на убыль.  Или жесткий разгон демонстраций,  с кровью, как это было в 1968 году, с выстрелами, с армией, как это было в 1992 году. Тогда все более-менее успокоится. И опять же, разница с Лос-Анджелесом 1992 года состоит в том, что здесь расовая составляющая является лишь предлогом в действительности. На самом деле идёт простая вещь. Смести старую Америку, и на её месте построить то, что очень и очень нужно очень сильно поджавшемуся и пострадавшему глобальному начальству. Надо построить страну, которая по-хорошему отдаст тихо под нормальное управление нормальных неизбираемых людей и все 11 ударных авианосных группировок, и ядерное оружие, и кстати долларовый станок или то, что будет на его месте. Это будет хороший конгломерат уже давно разработанный Уолл-стрит, части военных специалистов… А во всех остальных местах? Там будет оккупационный режим. Мы это очень хорошо знаем по своим 90-м годам, и как иной раз чудом удается сохранить свой суверенитет. Америка сейчас на грани сохранения своего суверенитета. И на грани того, чтобы стать абсолютно никчемной страной, но! страной, которая начала мировую революцию. Вспомним, что говорили большевики народу в 1917 году. Ровно то же самое: русские, вы ничтожества,  вы не можете построить никакого коммунизма, вам должны построить товарищи из-за рубежа. Но для этого вы должны полностью, дотла сжечь свою страну и таким образом, распространить пожар мировой революции по всему миру. Вот, собственно, план. Понятно, что в этом пожаре сгорят все национальные границы, всякие разговоры о демократии и о суверенитете и национальном государстве станут бессмысленными, потому что каждого, кто заговорит о национальности, обвинят в расизме. Это уже отработанный момент.
Мне кажется, что США уже прошли этап февраля 1917 года. И если сейчас не будет жёсткого подавления всего этого безобразия, то, конечно, люди, которые всё ещё думают, что как-нибудь рассосётся и уляжется, их ждут жестокие разочарования и Соловки. И возможно в связи с этим найдутся люди, которые возьмут в руки оружие, и будет гражданская война. Мне кажется, она будет не фронтальная всё-таки, то есть там не фронты будут друг на друга идти, а будет война всех против всех в каждой точке почти. Дело же тут не в расизме, друзья мои ненаглядные. Тут расизм просто взят в качестве все пробивающего тарана. Ни о каком расизме здесь речи не идет. Сносятся статуи, затыкаются все люди, которые могут говорить что-то не по либеральной повестке, причем радикально прогрессистской. Всех остальных тупо запугивают — полицейских, мэров, а самое главное, конечно, консервативный электорат. Электорату ясно, доподлинно объясняют: ребята, вас никто не защитит. Полиция поставлена на колени. Нацгвардия поставлена на колени. Армия не сунется, потому что мы давим на генералов. У вас есть только один выход: стать на колени и целовать ботинки комиссаров, которые по совместительству ещё и чернокожие, что делает их политкорректными. Целовать ботинки и присягать новой власти. Выборы — это для лузеров, это для лохов, это было в прошлой расистской жизни. Об этом уже открыто говорят, что выборы — это расистский приём, что на самом деле никакая это не демократия. Истинная демократия — вот она, на улицах. По большому счету это, конечно, паралич политической воли, стало быть, ничто не мешает этим ребятам двигаться дальше. Ситуация абсолютно напоминает ситуацию в России марта 1017 года с абсолютным двоевластием. Сидит какое-то правительство и принимает какие-то решения, а тем временем на улицах правят те, у кого винтовочки.
— Для Путина неразрывность истории и неразрывность народа. Мы — оттуда. Мы и есть народ-победитель. Не дела давно минувших дней. Нет. Это по-прежнему мы. [реплика Владимира Соловьева]
— Причем он это делает искренне, потому что задается вопросом, которым мы часто задаемся: мы, нынешние, наше поколение, идущие за нами, мы сохранили всё то, за счёт чего выстояли наши предки, когда казалось бы выстоять невозможно? И Путин отвечает позитивно. Я смотрю на врачей, закрывших собою эту эпидемию, и отвечаю позитивно: да, мы всё это сохранили. И здесь я хочу сказать ещё одну вещь. Мы говорим, что нам нужна идеология. Это всё — кирпичики, или даже блоки этого идеологического строительства,  — эта статья, голосование по Конституции, это всё оформление той идеологии, которая разделяется большинством наших граждан. Это дальнейшее  идеологическое развитие сложившегося и оформившегося Крымского консенсуса.
То, что происходит в Америке, я вижу, исходя из моих скромных пониманий и знаний — Америка стремительно идет к гражданской войне. А для мира ничего хорошего в этом нет. На вопрос, почему она идет к гражданской войне, у меня есть мой ответ.  Я считаю, что это связано с тем, что Америка разрушила базовые ценности,  на которых стоит. То есть Америка так заигралась в псевдо-свободу всего, что просто исчез цемент. Они размыли цемент, оказался песок.  Потому что если нет ни христианских ценностей, вообще монотеистических ценностей, ни ценностей семьи, если стало абсолютное эго в центре всего… Ты можешь быть любой сексуальной ориентации… Но суть в том, что в центре оказалось бесконечное эго.  А страна, состоящая из людей с бесконечным эго, в конечном итоге взрывается, их ничто не объединяет.