Твой номер — восемь, когда надо — спросим!
Как же быстро молодость прошла, да и старость уже заканчивается...
Света:
— Слушайте, и правда, Цандер! А я вас сразу и не узнала!
Кирилл Цандер:
— Значит богатым буду.
Михаил Громов:
— Лучше б ты меня не узнала...
Света:
— А вы кто?
— Ну а дома как?
— Дома? Чё дома? <...> Я же твою Машку так любил, что даже жену себе с таким именем выбрал. <...>
— Актриса?
— Не! Бог миловал.
— А кто?
— [пауза] ... Еврейка.
<...>
— [смеётся] Громов, как же твоя морда славянофильская в логово зверя угодила!? <...> А детей у тебя сколько? Двое?
— Чё это двое? У меня трое! Как у Солженицына — Егор, Степан и Ермолай.
— Громов, а ты хоть понимаешь, что у тебя дети — евреи? [картавит] Три славных иерусалимских богатыря — Степан, Егор и Ермолай и с ними дядька Черномор. <...> Громов, у нас, у евреев, по маме считается.
— Это вот у себя там, в Тель-Авиве, считайте по маме, а у нас, в России, — по папе!!! Азохен вей!
А эти шмакодявки, понимаешь... Девки эти молодые, боже, ведут себя так, как будто у них в одном месте Алмазный фонд России.
Надо привыкать к мысли, что лучшее уже позади.
Знаешь, выть хочется. Не плакать, не орать, а выть... Как же хорошо было в детстве, а? Лежишь, в облака смотришь, ни черта не думаешь, ну или думаешь там какие-то детские мысли свои. Ну дело даже не в этом, как-то всё вместе... А вот старики мои... Вот чего они хорошего в жизни видели, а? Где они интерес к друг другу находят, а? Сидят, какой-то дурацкий кроссворд разгадывают и столько в этом воздуха, света, жизни. В детство, наверное, хочется... или в старость... Нет, в старость тоже не хочется, потому что страшно.
Какая нелепая смерть...
Мама, я позвонил, чтобы поздравить тебя с папой с... Всё мама! Мама! Как папа? Наелся праздничных таблеток и спать? Ты скажи ему, что я хотел бы быть на его месте...