Хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, — сделай его сам!
Carpe diem (лови день — лат.). Надо пользоваться каждым днём, каждым мгновением.
Раскапывая города, засыпанные пеплом Везувия, учёные находят под ними, в глубине, следы других, более ранних поселений, также разрушенными исчезнувшими с лица земли. Примерно то же самое происходит и с нашими мозгом. Жизнь в настоящем запорашивает, не стирая, прошлую жизнь, которая служит ей опорой и скрытым фундаментом. Стоит нам углубиться в самих себя, как мы мгновенно теряемся среди всех этих обломков.
Множатся приступы, и уже невозможно установить из связь с настоящим окружающего мира. Но даже если эта связь существует, она загнана так глубоко и так надежно спрятана, что никто, даже самый опытный психиатр, не в состоянии вытащить ее наружу.
Человеческая душа — не шкура животного, которая от дубления становится качественнее. Человеческая душа — это сверхчувствительная, трепещущая, хрупкая мембрана. От удавов она мертвеет и покрывается шрамами. И начинает бояться мира. Вот тогда страдание оборачивается болезнью. Обретает нечто вроде собственной жизни. Со своими ритмами и колебаниями. Это болезнь пробуждается, но, что самое ужасное, она подпитывает сама себя.
Пара секунд — это много или мало, чтобы понять, что сейчас ты умрешь?
Это молодость, и каждый должен перебеситься...
Вы настоящая Алиса в Стране чудес. Главное для вас — найти мир себе по мерке!
Человеческая душа — не шкура животного, которая от дубления становится качественнее. Человеческая душа — это сверхчувствительная, трепещущая, хрупкая мембрана. От ударов она мертвеет и покрывается шрамами. И начинает бояться мира.
Работа — вот последняя надежда всех потерпевших крушение в личной жизни.
Никто ни в чем его не упрекал, но всеобщее молчание было красноречивее любых слов.
Даже в безумии есть свои кумиры.
... как это часто бывает, сквозь немой вопль ужаса в душе пробивался тихий шепоток, принадлежащий инстинкту самосохранения.
... Лишенный часов, утрачивает ощущение времени и пространства.
Стоит нам углубиться в самих себя, как мы мгновенно теряемся среди всех этих обломков...
Страдание приходит не извне, оно рождается внутри.
Ему говорили: «Вот увидите, это маленький Париж». Или: «Жить в этом городе очень престижно». Или: «Это Олимп виноделия». Ему много чего наговорили. Но он так ничего и не увидел. Он смутно ощущал, что Бордо — город буржуазный, высокомерный и… смертоносный. Холодный и плоский. Город, на каждом углу которого веяло удушливой атмосферой провинциального особняка.
Это и есть психиатрия. Попытка вычерпать воду из тонущей лодки с помощью наперстка.
— Знаете, как говорили гностики? — изображая психопата, поинтересовался он, тыча пистолетом ей в спину.
— Н… н… не знаю.
— Мир — не лик Божий, но дьявольский обман.