На кой нам летать высоко,
Если можем погибнуть спокойно.
Ce n’est pas toujours la fleur la plus belle
Qui sent le meilleur,
Ni l’oiseau montant sur la plus grande aile
Le plus haut rameur.
Не всегда у цветка, чей краше наряд, -
Изощренней других аромат,
Не всегда большекрылые мощные птицы
Выше малых пичужек летят.
— О чём ты думаешь? — кота спросила птица,
Завидев, что хитрец на дереве таится.
— Я? — удивился кот. — Да ни о чём таком!
Мне просто хорошо сидеть под ветерком.
Ещё бы птичка здесь была со мной на ветке,
Уж я бы добрых слов не пожалел соседке!
— Ну что же, добрых слов и мне не занимать.
Я их тебе скажу, — но научись летать!
Летим со мной скорей! Как хорошо на воле,
Над крышей, в облаках, в моей крылатой школе!
Где крылышки твои? Без них, мой господин,
На этом дереве сиди себе один!
For once you have tasted flight you will walk the earth with your eyes turned skywards, for there you have been and there you will long to return.
Испытай один раз полет, и твои глаза навечно будут устремлены в небо. Однажды там побывав, на всю жизнь ты обречен тосковать о нем.
— Ты точно уверен, что справишься с этим навороченным вертолётом?
— Конечно, я разбивал вертолёты и навороченнее!
— Волнуетесь?
— Да.
— Первый раз?
— Нет, я волновался и раньше.
(— Нервничаете?
— Да.
— Первый раз летите?
— Нет, просто я нервный!)
Без тебя лечу вниз по наклонной. Будь со мной.
Я не падаю. Я так летаю.
Каждый летает, как умеет.
— Когда почувствешь «Всё, больше не могу!» — прыгай вперёд, как с пятого этажа, толкайся!..
— И… что?
— Лети.
Люди должны научиться взлетать, даже если крылья сломаны. Надо всего лишь захотеть – оторваться от земли, воспарить навстречу самому себе.
Она похожа на одинокого ангела, парящего над землёй: этот ангел смеётся от того, что летает, и при этом плачет от одиночества.
– С каких пор ты стала бояться летать?
– Я не боюсь летать, я просто обожаю летать. Я не люблю падать! Просто ненавижу.
Кто раз научил людей летать, тот сдвинул все пограничные камни.
Wer die Menschen einst fliegen lehrte, hat alle Grenzsteine verrückt.
Легко летать, когда кто-то рядом помогает взглядом.
Да, я хочу летать! Я хочу править миром! Ой, нет. Парить над миром!
Чтобы летать, нужно верить! А еще, ловко мотать крыльями.
— А что случилось? У него кончился воздух?
<...>
— У него кончилось небо.
Променяв крылья на свободу, ты никогда не сможешь летать.
Полёт — это свобода и полная независимость абсолютно от всех!
— Ну, так лети, пока можешь летать! Быстрее! Еще быстрее! Подойди к пределу и перешагни его – вперед, в пропасть, в полет, на камни внизу или в небо над головой...
... помните, как в детстве мы бежали и ветер бился в ладонях, словно у нас вырастали крылья. Бежишь и кажется, вот-вот оторвешься от земли, но... что-то не очень получалось.
Ныне крылья мечты расправлены, но в полете, увы, облетают перья.
Иду домой, ветер бьет в ребра, а во мне ширится чувство какой-то парусности. Словно именно сейчас, стоит лишь слегка подпрыгнуть — и полечу я в небо. Туда, где облака мнутся, пожирают друг друга и рождают новые. Так и полечу — нелепым воздушным шаром в грязных ботинках с портфелем в руке. И чувство это такое сильное, почти как уверенность. Вот только не прыгну я. Потому что не полечу. А прыгающий на улице мужчина моих лет смотрится глупо. Так и иду дальше, а неосуществленный этот прыжок скручивает мерно зудящее раздражение в тугую пружину, натягивает курок будущего.
А почему у нас нет перьев, нет крыльев — одни только лопаточные кости — фундамент для крыльев? Да потому что крылья больше не нужны... крылья только мешали бы. Крылья — чтобы летать, а нам уже некуда... Не так ли?
Крыльев нет и никогда их не было.
Я умела летать, лишь веря в небо,
В котором надо мной луна светила.
В котором когда-то была моя сила.
А больше всего ненавидят того, кто способен летать.
— Кот, а ты когда-нибудь летал во сне?
— Нет. Но мне во сне очень нравится ходить на задних лапах.
... он легко оторвался от земли и полетел во сне. Те, кто никогда не летал таким вот образом, могут счесть это ненормальным, но в глубине души они, судя по всему, испытывают легкую зависть.
Я просто уверена, что можно научиться летать. Конечно, шлепнуться на землю не сладко, но ведь не обязательно начинать сразу с большой высоты.
Поцелуй губами света
И согрей меня ответом
На вопрос холодной тьмы
Так когда же будем мы…
Отражаться в лунном диске
Запивать слезами виски
И чихать от звездной пыли
Пролетать, где раньше плыли…
Он почувствовал облегчение, приняв решение быть одним из Стаи. Ведь тем самым он разрывал свою связь с Силой, заставляющей его искать знание. Так он избавлялся и от борьбы, и от поражения. Было так приятно просто прекратить думать и молча лететь во тьме к огням, мерцавшим вдали над пляжем.
А ведь жизнь — такая яркая, сверкающая, пестрая... как вспорхнувшая из прибрежных кустов иволга... Вот бы вернуть это острое, сладостное чувство! Вот бы научиться так жить — как летать!
Не бойтесь! Расправляйте ваши крылья и влетайте ввысь! Да, плата за это будет страшной, но нас ждет небо! На костер? Что ж. Помните, Творец улыбается нам даже на костре! И что бы они не делали, им нас не удержать! Мы все равно взлетим, оставив болото внизу. Мы — были! Мы — есть! Мы — будем!
Прикосновение дрожащей руки. Нежность и чувства вины. Ощущения, что я вот-вот взлечу. Все это выскользнуло из рук. Я вновь, оказался прикован к Земле. Будто какие-то невидимые нити удерживали меня над ней.
А небо стало бесцветным. Как будто голубое небо — это лист бумаги, в центре которого выжгли дыру, а за той дырой — сплошная чернота. И всё в звёздах. Только вообрази себе, каково это — падать ВВЕРХ.
Хочу проверить, высоко ли я смогу взлететь. Хочу узнать, правда ли это. Правда ли, что небо на самом верху открывается.
Ты не был внизу с той поры,
Когда Боги творенья свои оглядев, порешили,
Чем праздно всем по земле скитаться
Пускай все живут только там, где родились.
Но ты воспротивился, твоим домом стало небо,
И Древние Боги уже не посмеют
Прервать твой полёт в небеса, бесконечный.
Дракон!
Небо – это свобода. И если ты человек воздуха – то сможешь расслабиться только тогда, когда покинешь тяжелую землю!
И церковь из окна еще видна, вон там стоит, вздымается над крышей. Стоит давно, а кажется — летит. Летит над строем стираных рубашек, летит над жизнью, купленной в кредит, летит, летит и белым небом машет.
— Может быть, так лучше, что он мертв.
— Почему?
— Нет смысла летать в таком сером небе.