Птицы видят в стекле продолжение неба. Натыкаются и умирают.
Полон страданий
И беден воистину
Мир это бренный.
Если бы птицею был,
Я б из него улетел.
Ce n’est pas toujours la fleur la plus belle
Qui sent le meilleur,
Ni l’oiseau montant sur la plus grande aile
Le plus haut rameur.
Не всегда у цветка, чей краше наряд, -
Изощренней других аромат,
Не всегда большекрылые мощные птицы
Выше малых пичужек летят.— О чём ты думаешь? — кота спросила птица,
Завидев, что хитрец на дереве таится.
— Я? — удивился кот. — Да ни о чём таком!
Мне просто хорошо сидеть под ветерком.
Ещё бы птичка здесь была со мной на ветке,
Уж я бы добрых слов не пожалел соседке!
— Ну что же, добрых слов и мне не занимать.
Я их тебе скажу, — но научись летать!
Летим со мной скорей! Как хорошо на воле,
Над крышей, в облаках, в моей крылатой школе!
Где крылышки твои? Без них, мой господин,
На этом дереве сиди себе один!
Пускай озимых ростки
Щипали вы, гуси дикие,
Но грустно сказать вам: «прости!»
Один голубь постоянно менял гнёзда. Неприятный, острый запах, исходивший от этих гнёзд, был невыносим для него.
Он горько жаловался на это мудрому, старому, опытному голубю. А тот всё выслушивал его и кивал головой, но, наконец, сказал:
— Посмотри внимательно — оттого, что ты постоянно меняешь гнёзда, ничего не меняется. Запах, который тебе мешает, идёт не от гнёзд, а от тебя самого.
Шёл как-то по лесу один человек, шёл — песню пел. Да так задорно да ловко, что очаровал лесных птиц. Когда же он вышел на поляну, они собрались вокруг него, славя его певчее сердце.
— Это неудивительно, — сказал человек. — Я всю свою жизнь посвятил музыке и иной участи не желаю.
— Так давай петь вместе, — предложил соловей.
— Давай.
Взял человек палочку, обвёл взглядом птиц и стремительно поднял вверх обе руки. Птицы испугались этого движения и спрятались в лесных зарослях. Как ни звал их тот человек, они — ни гу-гу.
Тот человек был дирижёром. А птицы не знают нот.
Если вы поймали птицу, то не держите её в клетке, не делайте так, чтобы она захотела улететь от вас, но не могла. А сделайте так, чтобы она могла улететь, но не захотела.
Люди птиц из клеток выпускали, чтоб самим свободными стать.
— Скажи, что я птица.
— Ты птица.
— А теперь скажи, что ты птица.
— Если ты птица, то и я птица.
Бог полюбил птиц и создал деревья. Человек полюбил птиц и создал клетки.
Интересно, кто решил, что птицы свободны? Хотя они могут лететь куда захотят, если им негде будет приземлиться, то они могут пожалеть, что у них есть крылья. Истинная свобода, возможно, в том, чтобы было куда вернуться.
— Ваше Преосвященство?
— А-а, мистер Пейс. Понимаю, вы продолжаете блюсти мои интересы?
— Разумеется, Ваше Преосвященство. Я зорок словно орел!
— Мне не нужен орел, мистер Пейс, они слишком высоко парят. Будьте голубем, чтобы гадить на всех.
— Да, Ваше Преосвященство...
Потому как нет имени у парящей в небе птицы, у моей памяти нет дат.
Я постепенно начинаю понимать, почему мне так нравятся сычи. Они ловят себе мышей и воробьев, выкармливают птенцов, живут в дуплах или норах, им не нужны ни общество, ни государство, они отважны и ловки, верны своим семьям, в глазах у них — мудрость.
Старик, который любил птиц. Скамейка, подсохший хлеб и пёстрые голуби, воркующие о весне и доверчиво подходящие так близко, что можно рассмотреть в круглых глазах отражение парка и кусочек неба. Это всё, чем он владел, но большего он и не желал. Но как трогательно, как глубоко он любил эту резную скамейку, этих смешных неуклюжих птиц. Так может любить человек на излете жизни, человек, смирившийся с одиночеством, человек, у которого не осталось ничего, чем можно дорожить, что страшно однажды потерять. Когда-то давно он любил море, и сейчас шорох крыльев напоминал ему мягкий шёпот прибоя. Раскидав хлеб, он закрывал глаза и ему казалось, что он слышит крики чаек, и воздух пахнет солью, а он так молод, так счастлив, и вся жизнь ещё впереди, и лучшее обязательно случится. И тогда он обнимал слабыми, дрожащими руками свой крохотный мирок, далёкий от суеты города, рождённый на углу парка из тихой нежности и блеклых воспоминаний, и не хотел умирать. Когда ему стало плохо, когда приехала скорая и какие-то люди с ласковыми улыбками на равнодушных лицах увозили его, он плакал. Нет, не от боли, она привычна, она по сути своей пустяк. Но он плакал и пытался дотянуться до кармана, где еще лежали остатки хлеба, остатки его собственной жизни.
Если попугайчики не поют, то это может быть по двум причинам: либо они старые, либо им грустно.
Старых птиц на мякину не поймаешь.
Расправив крылья, птенчик
Летит на небеса,
И в зеркале воды
Застыла синева.
Безмерно гладь чиста -
Небесная река,
Что слезы льет на нас,
Взирая свысока.
И между слез летит
Наш птенчик в облака.
Жить без любви — это как отрезать птице крылья.
Если увидишь на дереве хотя бы одну поющую птицу, отложи топор.
Вечер горбится и горбится,
Весь морщинистый и ветхий.
На черешне старой горлица
Крыльями качает ветки, -
Ожерельная, волшебная, -
Как лучина в тихой горнице,
Сон сулит и утешение -
Колыбелит всю околицу,
Приласкает нежным воркотом.
Каждому напомнит мать,
И забудется всё горькое.
И в душе начнёт светать.
— Вы знаете, что индейка — не совсем птица?
— Зачем ты говоришь мне об этом?
— Они из семейства фазановых. Они едва ли могут взлететь. Грустно, не правда ли? Птицы, которые не могут летать.
— Люблю птиц, которые не летают. Они такие вкусные.
Я уже немало пожил, на моих глазах выросли два поколения детей, и имею право сказать, что редко у обычных птиц рождаются лебеди. Лебедь, продолжающий жить на дереве своих родителей, умирает. Прекрасные и талантливые должны искать свой собственный путь в этом мире.
Даже птицы в клетке, поумнев, пытаются открыть её своим клювом. И они не сдаются, ведь они хотят летать.
Учитывайте опыт орнитологов! Чтобы писатели могли расправить крылья, им необходима свобода пера.
Именно в это утро она впервые подумала, что, когда птицы громко поют, это, наверное, просто от радости.
Осознавание настоящего представляет собой способность видеть кофейную чашку и слышать пение птиц по-своему, а не так, как научили. С большой долей вероятности можно предположить, что у взрослых и детей зрение и слух устроены по-разному и что в первые годы жизни в них больше эстетического и меньше интеллектуального. Маленький мальчик с радостью смотрит на птиц и слушает их. Потом появляется «добрый отец» и считает, что он должен «поделиться» опытом и помочь сыну «развиться». Он говорит: «Это сойка, а это воробей». С того момента, как мальчик задумается, где здесь сойка, а где воробей, он перестает видеть птиц и слышать их
Если вы знаете название птицы на всех языках мира, о самой этой птице вы все равно ничего не знаете… Лучше внимательно рассмотрите ее, понаблюдайте, как она себя ведет. Вот что действительно важно. Я очень рано понял разницу между «знать название чего-либо» и »знать что-либо».
— Эй, Тонио. Что ты делаешь? Сеешь не вовремя?
— Нет, это зерно для ворон.
— Молодец! Кормить птиц, означает иметь тонкую, благородную душу.
Для любящих, как и для птиц, необходимо не только гнёздышко, но и небо.
Кто видит в небе ангелов, не видит в небе птиц.
А сейчас я хочу чтобы сердце,
Расширяя свой небосвод,
Поместило в себя вселенную -
Вечных душ неземной хоровод.
И пускай закружатся в танце
Птицы, духи, планеты, люди -
Вы пришли сюда наслаждаться!
Улыбайтесь свободны будем!
Не птицы одиноки в небе, а небо одиноко в птицах.
Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?
Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:
Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,
Как из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого доходят неба...
Но безжалостна эта твердь.
И глядит из всех окон — смерть.
И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх.
Ты смотришь в небо. Ты уже чувствуешь в себе внутричерепную птицу. Это она ломит кости, это ее перья, сгорая в кислоте души, вырываются хриплым мутным паром дыхания. Тебе тоже хочется лететь. Тебе хотелось лететь вчера, хочется сегодня и будет хотеться завтра. День за днем, день за днем, пока маленькие пушистые зайки-дни не выгрызут черные норы в твоей анемичной груди. Пока они не потащат в них свою сладкую морковочку лютой беспощадности жизни. Ты смотришь в небо, гладя своих зайчат и мумифицируясь заживо. Только небо остается с тобой, в тебе, вокруг, только небо, только небо... Но все-таки небо, пожалуй, самая шикарная отрава.
В лазурном небе летит маленькая птичка. Море отражает эту лазурь. Но сама лазурь исходит от моря в небо. Небо плачет на море синими слезами. Среди этих синих слез есть маленькие птички.
I can see the sky.
I can hear the birds,
I can see them fly,
I can see the sky.
It's a battle cry.
Я вижу небо.
Я слышу птиц,
Я смотрю, как они летят,
Я вижу небо.
Это боевой клич.Я брошу все. Поеду к счастью ли или к беде больниц, темниц, но ноет небо под запястьями, тоскует, ищет твоих птиц.
Кажется мне,
будто ласточки в поднебесье
наделены душой...