Здесь время замедляет рваный бег,
И знают ли живущие на свете:
Как пахнет освещённый солнцем снег?
Чем дышит с перевала льнущий ветер?
Там, в лазурной дали,
разливает сияние солнце,
но печалью сквозят
эти горы в зелени свежей,
что вокруг безмолвно застыли...
Full many a glorious morning have I seen
Flatter the mountain tops with sovereign eye,
Kissing with golden face the meadows green,
Gilding pale streams with heavenly alcumy,
Anon permit the basest clouds to ride
With ugly rack on his celestial face,
And from the forlorn world his visage hide,
Stealing unseen to west with this disgrace:
Even so my sun one early morn did shine
With all triumphant splendor on my brow;
But out alack, he was but one hour mine,
The region cloud hath masked him from me now.
Yet him for this my love no whit disdaineth:
Suns of the world may stain, when heaven's sun staineth.
Я наблюдал, как солнечный восход
Ласкает горы взором благосклонным,
Потом улыбку шлет лугам зеленым
И золотит поверхность бледных вод.
Но часто позволяет небосвод
Слоняться тучам перед светлым троном.
Они ползут над миром омраченным,
Лишая землю царственных щедрот.
Так солнышко моё, взошло на час,
Меня дарами щедро осыпая.
Подкралась туча хмурая, слепая,
И нежный свет любви моей угас.
Но не ропщу я на печальный жребий, -
Бывают тучи на земле, как в небе!Под цепким холодом, под ветром тяжко влажным
В ней медленно остыл пыл буйного огня;
Там встали цепи гор, вершины леденя;
Там ровный океан взвыл голосом протяжным;
Вот дрогнули леса, глухи и высоки,
От схватки яростной зверей, от их соитий;
Вот буря катастроф, стихийный вихрь событий
Преобразил материки;
Где бились грозные циклоны,
Мысы подставили свои зубцы и склоны;
Чудовищ диких род исчез; за веком век
Слабел размах борьбы — ударов и падений, -
И после тысяч лет безумия и тени
Явился в зеркале вселенной человек!
Я вдруг но горам стосковался.
К подножью горы пришёл...
Найти бы тот камень,
На котором
Сидел я в прошлом году!
Когда в вагонном окне,
На севере — там, на краю небес.
Родные горы мои
Вдруг появились передо мной,
Я поправил почтительно воротник.
Что б ни случилось со мной,
Я не забуду тебя,
Деревня моя, Сибутами!
Со мною горы твои!
Со мною реки твои!
В глубине в горах
Топчет красный клёна лист
Стонущий олень
Слышу плач его… во мне
Вся осенняя печаль.
Устал от суеты...
Пришла, видно, пора
В горах
Рубить валежник,
Приют искать...
Насытить глаза
Луною ещё не успел я...
Склонилась к закату.
Бегите прочь, гребни гор,
Чтоб негде ей было скрыться!
Осенняя луна.
О, если б вновь родиться
Сосною на горе.
Гора не кажется неприступной, если смотреть с ее вершины.
Это быль, уже не быль, а небыль.
Вдоль ущелья только пыль до неба.
Там где за день двух людей не встретил,
От людей и лошадей — ужасный ветер.
Сорок конных, безобразных — ураган,
Впереди их одноглазый атаман.
Я хожу в горы, чтобы обрести свободу.
Горы — это хорошо. Когда ты здесь, всё плохое остаётся внизу, и на душе становится так легко.
Во времена, когда на вершине Эвереста в один день могут оказаться 30 человек, Антарктида все еще остается пустынным, далеким и необитаемым континентом. Это место, где можно узреть необъятность и великолепие мира природы в самых волнующих проявлениях, более того, стать свидетелем этих проявлений практически в том же виде, в каком они существовали задолго, задолго до появления на этой планете людей. И пусть это так и останется.
Никогда в горах я не ощущал ароматы с такой остротой. Может быть, мое обоняние обострено? Или эти запахи сильнее воспринимаются, потому что высокогорный мир не имеет собственных запахов?
Невозможно оценить в твёрдой валюте то ощущение свободы и вневременности, что даруют тебе горы, когда ты стоишь на высоком отроге под безупречно синим апрельским небом и глядишь вокруг.
— Зачем ты взбираешься высоко в горы?
— Потому что для меня горы — это... Хмпф, звучит заезженно. Но внизу жизнь не приносит ничего, кроме раздражения, там сплошная боль. А в горах свобода.
— Свобода?... Даже на высоте надоедливые люди никуда не пропадают. Когда ты уходишь в горы, проблемы всё равно остаются, так? И если этого не избежать, что же заставляет тебя взбираться на горы?
— Я действительно люблю их, горы. Эти холодные скалы, чистый воздух, нетронутый снежный покров... Прогулка вдоль хребта позволяет ощутить, будто ты скользишь по небу над облаками...
— Это доставляет удовольствие, но стоит ли оно того? Сегодня ты можешь воодушевлённо взбираться на новую вершину, но велик риск, что уже завтра ты оступишься и упадёшь в объятия смерти. И, несмотря на это, ты всё так же продолжаешь восхождение?..
— Да. Именно так.
Повышенная температура в сочетании с горным воздухом творит с человеческим разумом недобрые чудеса.
Заблудилось утро в снах.
Сумрак спрятался в тумане.
Тихо так, что даже страх
с одиночеством в горах
манят.
Землею, что славна в веках красотой,
не волен владеть никто.
А горным просторам хозяева все,
кто любит бродить в горах.
Горы зовут тех, чья душа им по росту.
Коралио нежился в полуденном зное, как томная красавица в сурово хранимом гареме. Город лежал у самого моря на полоске наносной земли. Позади, как бы даже нависая над ним, вставала — стена Кордильер. Впереди расстилалось море, улыбающийся тюремщик, еще более неподкупный, чем хмурые горы.
Вот приехал сюда я в этом году -
белы летние облака.
А когда приезжал в минувшем году,
был багряным осенний лес.
Оба раза в Локоу при виде гор
испытал я глубокий стыд:
Для одних государевых срочных дел
эти горы я посетил.
— К чему же лежит твоя душа ещё?
Девушка задумалась всего лишь миг.
— К горам. Они кажутся, такими высокими и величественными,
близкими к небу, на котором сверкают звезды. Поэтому я люблю находиться
в горах, ближе к небу, ближе к звездам.
Коль отправлюся я вновь
в Синано, где глас колокольный
раздается меж гор, —
доведется ли там увидеть
в добром здравии мать-старушку?...
Поднявшись на вершину, человек возвышает себя и свою душу, свое сердце и свою мечту. Насколько хватает глаз, перед ним расстилается в молчании и таинственности страна снега и скал. Горы – это особый мир, они составляют часть планеты, как таинственное, изолированное королевство, где символом жизни являются воля и любовь.
Гора, как охмелевший музыкант,
Рождает под смычком токаты, фуги.
Вселенная становится на кант,
Ликующе не вписываясь в дуги.
Склон крутизной навеивает ритм,
Любовь приоткрывая и коварство,
Когда летящим сердцем ты открыт
Безумию, ведущему на царство.
Каково это будет, фантазировал я, балансировать на узком как лезвие ножа вершинном хребте горы, волноваться по поводу сгущающихся вдалеке грозовых облаков, пытаться укрыться от ветра и холода, знать, что любое движение вправо и влево грозит падением в отвесную пропасть? Способен ли человек держать в узде свой страх ровно столько времени, сколько нужно на восхождение и возвращение?
Поверх забот людских и бед
Лечу, себя опережая,
И лыжи пишут чистый след.
Попытка подняться на Эверест — по сути, глубоко иррациональный акт, торжество мечты над здравым смыслом. Любой человек, которым всерьез завладела эта идея, по определению, неподвластен доводам рассудка.
— Гора всё равно что мать. Прильни к ней, прижмись лицом к её груди, и она тебя не уронит.
— Всегда хотел выяснить, кто была его мать, и думать не думал, что найдёт её в Клыках Мороза.
При достаточной решимости любой идиот может подняться на эту гору, — заметил Холл. — Но вся хитрость в том, чтобы спуститься назад живым.
Ад... Почему его представляют темным, бурлящим, клокочущим? Я его видел. Он идеально белый, идеально тихий, идеально застывший. <...> Ад — это гнетущая однородность. Он манит своей идеальностью и незаметно, но быстро выматывает, доводит до обморочной усталости неподвижностью, беззвучием, одноцветностью — не на чем задержать глаза, не к чему прислушаться, нечего ощутить, кроме равномерно жгущего солнца. Когда нет ничего, кроме идеальной, растянутой на весь мир белизны, тишины, стылости... Чтобы испытать адовы муки, надо пробыть здесь не более часа...
Форма одежды для гор — купальник плюс шуба.
Пусть открытым останется взор –
Равно в ясные дни и в ненастье.
Расскажи мне историю гор,
Песню неба, легенду о счастье.
Я знаю, что я делаю святое дело, потому что тот, кто любит горы, становиться внутренне богаче.
В альпинизме очень важно быть уверенным в своих партнёрах. Действия одного могут повлиять на благополучие всей команды. Плохо затянутый узел, неверный шаг, сдвинутый камень или какое-то другое небрежное действие могут привести к неприятным последствиям, одинаково ощутимым как для товарищей альпиниста, допустившего оплошность, так и для него самого. Поэтому неудивительно, что альпинисты не слишком охотно берут в команду людей, чьи истинные помыслы им не известны.
99% безопасности в горах — привычка брать мозги с собой и регулярно ими пользоваться.