Устал от суеты...
Пришла, видно, пора
В горах
Рубить валежник,
Приют искать...
Нет, и главное, суетимся, суетимся, суетимся... И ведь сказано: «Не суетись!» А мы суетимся.
Живейшие и лучшие мечты
В нас гибнут средь житейской суеты.
Мы боимся сидеть без дела. Боимся чего-то не успеть. Как будто можно успеть все. Как будто то, что мы успеем, кому-нибудь нужно. Суета – смысл нашей жизни.
Умные не столько ищут одиночества, сколько избегают создаваемой дураками суеты.
Необдуманная суета заставляет нас чувствовать нехватку времени, которая, не приводит к смерти, а, скорее, как говорили древнегреческие философы, не позволяет начать жить.
Тщетно настаивать, будто человеческая душа должна удовлетворяться покоем. Нет, ей необходима бурная деятельность, и она создает ее подобие в мечтах, если не может обрести в яви.
Завтра будет то, что, должно быть, и не будет ничего из того, что быть не должно — не суетись.
Теперь все не так, никто больше не молится на баксы, людям они надоели, но люди не знают, как жить иначе, и вот они чешут репу, делают массаж, обманывают жену с любовницей, а любовницу с мужиком, они ищут любви, покупают банки с витаминами, жмут на газ, сигналят, да, вот это и есть всеобщий отчаянный бег, они сигналят, чтобы все знали, что они существуют.
Всё — суета. Всё — проходящий сон.
И свет звезды — свет гибели мгновенной
И человек ничто.
Пылинка в мире он.
Но боль его громаднее Вселенной.
Если хочешь суетиться – суетись… Кто я такой, чтобы лишать тебя права на ошибки?
Утро. Плохое утро.
А день кажется скалой,
На которую надо карабкаться.
И вдруг по радио отличная песня.
И эта песня – лучшее, что может случиться утром.
Но тут же звонок.
И вижу, что звонит старинный друг.
А я думаю:
Дружище, я сам тебе перезвоню.
Перезвоню тебе минуты через три.
Пусть песня доиграет!
Когда живешь в шуме и суете, забываешь даже о том, о чем нетрудно помнить.
Вам нечего бояться козней тех людей, что принадлежат к лживому и суетному миру. Им недоступна прекрасная птица, парящая в небесах. Как ее имя? Истина? Любовь? Вечность? Да, вечность. Где же суетящемуся миру угнаться за вечностью, ему бы себя не потерять!
Большинство из нас считает себя умнее большинства
И постоянно друг с другом о чем-то спорит.
Это похоже на моду, которая была всегда.
Так волнуется песок на дне моря.
Богатство не делает человека богатым. Оно делает его суетливым.
Посвятивший себя суете и не посвятивший себя размышлению, забывший цель, цепляющийся за удовольствие завидует самоуглубленному.
Глупец суетится вовсю, затеяв пустяк, — умный сохраняет спокойствие, берясь за великое дело.
Не уклоняйся от дела, но и не суетись через меру.
Мы потеряли небо в суете, в бегах, в делах.
Тщеславная суетливость всегда несносна, в делах же смехотворна.
Посиди спокойно, и ты поймешь, сколь суетны повседневные заботы. Помолчи немного и ты поймешь, сколь пусты повседневные речи. Откажись от обыденных хлопот, и ты поймешь, как много сил люди растрачивают зря. Затвори свои ворота, и ты поймешь, как обременительны узы знакомств. Имей мало желаний, и ты поймешь, почему столь многочисленны болезни рода человеческого. Будь человечнее, и ты поймешь, как бездушны обыкновенные люди.
Если из десяти слов девять правдивы, не считай это достижением. Достаточно одному слову не быть правдивым, как оно соберет вокруг себя тучу лжи. Если из десяти замыслов девять удались, не считай это успехом. Достаточно одному замыслу остаться неосуществленным, как вокруг вырастет лес попреков. Поэтому благородный муж ценит молчание и отвергает суетность. Он ценит безыскусность и отвергает хитроумие.
Это было на улице, серой и пыльной,
Где деревья бульвара склонялись бессильно,
Это было на улице, серой и пыльной.
...
Мы стояли с тобой молчаливо и смутно...
Волновалась улица жизнью минутной.
Мы стояли с тобой молчаливо и смутно.
Самолюбие, суетность и стремление нравиться – неисчерпаемый источник внутренней неуверенности и слабости.
Ему было совершенно ясно: в милиции он отслужил, отвоевался. Навсегда! Привычная линия, накатанная, одноколейная — истребляй зло, борись с преступниками, обеспечивай покой людям — разом, как железнодорожный тупик, возле которого он вырос и отыграл детство свое в «железнодорожника», оборвалась. Рельсы кончились, шпалы, их связующие, кончились, дальше никакого направления, никакого пути нет, дальше вся земля сразу, за тупиком, — иди во все стороны, или вертись на месте, или сядь на последнюю в тупике, истрескавшуюся от времени, уже и не липкую от пропитки, выветренную шпалу и, погрузившись в раздумье, дремли или ори во весь голос: «Сяду я за стол да подумаю, как на свете жить одинокому…»
Как на свете жить одинокому? Трудно на свете жить без привычной службы, без работы, даже без казенной амуниции и столовой, надо даже об одежонке и еде хлопотать, где-то стирать, гладить, варить, посуду мыть. Но не это, не это главное, главное — как быть да жить среди народа, который делился долгое время на преступный мир и непреступный мир. Преступный, он все же привычен и однолик, а этот? Каков он в пестроте своей, в скопище, суете и постоянном движении? Куда? Зачем? Какие у него намерения? Каков норов? «Братцы! Возьмите меня! Пустите к себе!» — хотелось закричать Сошнину сперва вроде бы в шутку, поерничать привычно, да вот закончилась игра. И обнаружилась, подступила вплотную житуха, будни ее, ах, какие они, будни-то, у людей будничные.
Как и в Гомере, в нем было что-то настоящее, неиспорченое, что поднимало его над обыденностью и позволяло торжествовать там, где менее сильные перемалывались в муку в мучительном однообразии житейской суеты.
Знаешь, когда ты спишь, когда уличный свет падает на твое лицо, я рисую тебе глаза. Неумело, инструментами сонного воображения я придумываю их открытыми. Синими, как море, или черными, как кофе, не важно. Важно только одно, чтобы они смотрели на меня. Чтобы я смотрел в них. Потому что я знаю: утром закружится жизнь, замешает нас в тесто суеты, лукаво нашепчет в заблудившуюся душу смешных нелепых дел, ты опять забудешь просто повернутся и посмотреть на меня, а я опять забуду сказать тебе что-то главное, спрятанное глубоко в сердце. Но на следующую ночь я снова не буду спать. Я нарисую тебе глаза. Может быть, однажды чаши весов судьбы перевесят это серое небо, падающее в лужи, эти мчащиеся в никуда автомобили, разбрызгивающие колесами застоявшееся одиночество, а мы замрем в шуме города, возьмемся за руки, просто так, как в далеком детстве, и ты посмотришь на меня нарисованными однажды ночью глазами.
От суеты, пожалуй, отхожу.
Уже грущу.
И даже часто плачу.
За облаками плавными слежу.
И не спешу поймать за хвост удачу.
Кто-то верит, а кто напротив —
В бессилье сводит счета.
И нет смысла в круговороте,
Кругом одна суета.
Там, внизу, смешные люди,
Суетятся на вокзалах,
Продолжают делать бизнес,
Гибнут за металл.
Они, бедные, не знают,
Как влюбленные летают,
Да и сам я был таким же,
Этого не знал.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Суета, дети мои, всегда красноречивее всяких слов.
По дороге дней, длинною в жизнь,
Позабыв усталость,
Может слишком быстро мы бежим,
Сколько нам осталось?
Может быть ещё немного
И закончится дорога,-
Там темно и пусто, нет там ни души.
Наберись чуть-чуть терпенья
Задержись хоть на мгновенье
Может слишком, в самом деле, мы спешим.
... суетность нынешних женщин безгранична.
Бассейн и отель погружены в похотливую суету города, который подсчитывает, выносит решения, ворует, убивает и живет при этом припеваючи.
Основная опасность суеты сует в том, что можно сунуться не туда.
Деньги не любят суеты и натужных усилий. Отпустите ситуацию и пожинайте плоды.
В суете, в вечной спешке, в расписанных по минутам днях есть нечто дьявольское. Человек перестает принадлежать себе и становится частью какой-то чудовищной машины, которая перемелет его в прах, если он не остановится.
Если вам что-то не нужно, пожертвуйте это кому-то другому, кому ваш дар может пригодиться. Не позволяйте вещам пропадать впустую.