— ... Сашке я позвоню, чтобы меня не ждали и не волновались.
— Какой еще Сашка? Друг? — быстро спросил Долбушин.
— Не враг же. Представь, я буду звонить всем врагам и просить их не ждать меня и не волноваться.
— Лучше делать это после двенадцати ночи. Тогда до утра они точно не заснут! — со знанием дела посоветовал Долбушин.
В ожидании денег Ник шарился по сайтам. Внимание его привлекла статья на одном из хакерских форумов, с броским заголовком — «Анонимности больше нет».
Заинтересовавшись, он щелкнул по заголовку, открывая статью.
То, что он прочитал, изменило многое, в том числе и его настроение.
Автор статьи утверждал, что сейчас можно вычислить любого анонимуса, на основе какой-то чудо-программы, написанной то ли саудитами, то ли по заказу саудитов. Программа сия, многократно доработанная различными умельцами, могла собирать и хранить информацию обо всех, кто ей был интересен и кого требовалось найти.
«Представьте себе, например, следующее…» — писал автор статьи. — «Вы никогда не указывали в сети никакие личные данные.
В сети нет вашего телефона, почтового и реального адресов, ваших фото, ничего. И все же информация о вас есть. Это ваши привычки, ваш слэнг, ваши, черт подери, смайлики. Каждое утро вы начинаете, открыв три-четыре основных сайта, с которых в первую очередь черпаете информацию — это, кстати, тоже ваши привычки. Вы оставляете комментарии в интересующих вас темах, и хотя вы залогинены под разными именами, программа отслеживает ваши интересы и создает некий образ, которому дает имя, скажем 1001100011011011. Теперь вы можете менять IP, переезжая с место на место или пользуясь анонимными прокси, вы можете тереть кукисы или вообще сменить компьютер, но вы уже в базе. И даже если со временем ваши привычки станут меняться и ваше утро будет начинаться не с Ленты. ру, а с Порно. ком, программа зафиксирует изменения и будет знать, где вы находитесь и на кого, извиняюсь, пялитесь. А вместе с программой это будет знать тот, кто ей управляет — саудиты, Синдикат, федералы из управления «К»… да кто угодно. Так что, дамы и господа, анонимности больше нет.
Пусть моется тот, кому лень чесаться.
Он просто привык давать сдачи. Конечно, по своей подозрительности — заранее.
... ты стараешься научно обосновать причины, по которым мне придется тонуть. Но когда я стану булькать пузырями, мне, поверь, будет уже не до того, чтобы думать – научно я погибаю или безграмотно?
— Здесь ли обитает благородный сэр Томас Мальтон Гислендский, владетель земель в Британии, крестоносец, предводитель воинства англов при взятии крепостей в Рациании, Мупении и Трихании, рыцарь меча и креста, обладатель серебряного копья…
— Здесь, — буркнул Олег. — Удивляюсь, как он с такими титулами умещается в такой тесной комнатке.
Ну, в бане, знаете, должностей-то этих не различишь...
— Ты, седой подонок, по-прежнему плохо считаешь, — прошипела Фрига. — Тебе снова нужно помочь посчитать? Ты один, а нас трое. Значит, нас больше.
— Вас трое, — ведьмак обвел их взглядом, — а я один. Но все же вас не больше. Это математический парадокс и исключение из правил.
– Но почему он ничего не сказал?
– У него маленький словарный запас.
— ... ВОТ, ЭТО ТЕБЕ, НЕ СТОИТ БЛАГОДАРНОСТИ, СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА, И ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО. Я СРАЗУ УЗНАЮ, ЕСЛИ ТЫ БУДЕШЬ ВЕСТИ СЕБЯ ПЛОХО. ХО. ХО. ХО.
— Хозяин, ты вдохнул в эту маленькую жизнь немного волшебства, — восхитился Альберт, когда очередной ребёнок счастливо упрыгал.
— МНЕ НРАВИТСЯ ВЫРАЖЕНИЕ ИХ ЛИЦ, — признался Санта-Хрякус.
— То есть смесь страха, восторга и непонимания того, что нужно делать: плакать, смеяться или писать в штаны?
— ДА, ИМЕННО ЭТО Я НАЗЫВАЮ ИСТИННОЙ ВЕРОЙ.
— Поразительно, снова сказал он. — Стало быть, эта штуковина только выглядит так, будто умеет думать?
— Э… да.
— А на самом деле не думает?
— Э… нет.
— То есть просто создаёт впечатление, будто бы думает, а на самом деле это всё показуха?
— Э… да.
— Ну точь-в-точь как все мы, — восхитился Чудакулли.
... суетность нынешних женщин безгранична.
— Как сказали бы здесь, это не первое ее родео.
— Да, — согласилась Ева. — Она не первый год в седле.
— Насчет «сможем» не знаю, — протянул Рорк, — но лично я — смогу.
— Поумничай мне еще.
— Ради тебя — сколько угодно. Сейчас сяду и поумничаю. А ты мне пока принесешь печенья.
— Печенья? — возмутилась Ева.
— Вот именно. Хочу печенья и еще кофе.
— Гм.
Как нелогичны бывают мужчины! Пессимисты уверены, что все женщины — лёгкого поведения, оптимисты же напротив, хотели бы, чтобы это было так.
Гдетотаммер, самый загадочный факультет школы, еще недавно скромно назывался Тутомыттор. Двадцать лет назад напуганный Мордевольтом декан Тутомыттора заколдовал себя, свое имя и свой факультет так, чтобы Враг Волшебников их не нашел. Заклинание оказалось таким мощным, что с тех пор факультет не мог найти никто, а ученики и преподаватели Гдетотаммера приспособились ночевать в коридорах и подсобных помещениях Первертса. Собственно, никто до сих пор не смог найти и декана Гдетотаммера, равно как и произнести его имя. Из Гдетотаммера выходили пугливые и скрытные волшебники, магические способности которых оставались такой же загадкой, как и местонахождение четвертого факультета.
Наименее престижным факультетом Первертса являлся Чертекак. Вначале он имел гордое, красивое и очень длинное название, которое никто не мог запомнить. На вопрос «Как этот факультет называется?» все отвечали: «Черт его знает как», что в итоге сложилось в Чертекак, а оригинальное название не смогла вспомнить даже основавшая факультет ведьма. Декан Чертекака — главный тормоз школы, огромный и неуклюжий Развнедел — был феноменально бестолковым волшебником, получившим пост декана только благодаря родственным связям с премьер-министром Тетралем Квадритом. Выпускники Чертекака постоянно путали заклинания и ингредиенты, периодически вызывая глобальные катаклизмы. Вообще-то соорудить катаклизм считалось неплохим магическим достижением, но когда взрослый волшебник собирается полить свой садик в Йоркшире, а получается наводнение в Якутии, — согласитесь, это уже чересчур.
— Да что же это?! Да как же это?! Что это за заклинание такое?
— «Коктейль Молотова», — не вдаваясь в подробности, ответил юный специалист по взлому магических замков вместе с дверями.
— А что, ваше превосходительство, — сказал он радостно,— если бы нам найти мужика?
— То есть как же... мужика?
— Ну да, простого мужика… какие обыкновенном бывают мужики! Он бы нам сейчас и булле бы подал, и рябчиков бы наложил, и рыбы!
— Гм... мужика... но где же его взять, этого мужика, когда его нет?
— Как нет мужика — мужик везде есть, стоит только поискать его!
Человек трудной судьбы, не отчаивайся: ей с тобой тоже нелегко!
На одном из перекрестков располагался ночной ресторан. И часто, особенно зимой, случалось, что оттуда выходили припозднившиеся посетители. Иногда шубка из норки или каракульчи даже касалась его крылатки, он вдыхал аромат чувственных духов, замечал опаловые ногти ухоженной ручки. Тогда в его настроенную на дебет и кредит душу закрадывалось робкое желание, которое все больше и больше усиливалось, доходя до страстной потребности; поздний инстинкт заявлял о себе – несколько пружинящих шагов оживляли смирение поношенных брюк, – и под уже слегка обтрепанным котелком проносилось радужное мерцание, обволакивая, словно туман, привычный распорядок: десять страниц бухгалтерских счетов, завтрак, сверка копий, подсчеты, конец рабочего дня; оно окутывало, манило, манило, пока наконец понятия: мир, большая жизнь, приключения, наслаждение – не стали ассоциироваться с таинственным проемом двери ночного ресторана и не начали с каждым днем все больше возбуждать и соблазнять его.
— Сколько тебе лет?
— Скоро восемь, а пока три.
Услышал Алёшка, как Шухов вслух Бога похвалил, и обернулся.
— Ведь вот, Иван Денисович, душа-то ваша просится Богу молиться. Почему ж вы ей воли не даёте, а?
— Потому, Алёшка, что молитвы те, как заявления, или не доходят или «в жалобе отказать».
– Так что, соберемся все на этом же месте ровно через год?
– Обязательно! Но лучше лет через пять.
– Почему?
– Боюсь, не успею отдохнуть от ваших опостылевших рож…
У хоккейных судей есть на поле пятачок-сегмент, куда они заскакивают, когда вокруг уже полная катавасия и безобразие. Если в это убежище заступит игрок, его удаляют с поля на десять минут. У писателя такого пятачка быть не должно, и рассчитывать на него — значит проиграть матч.
— Время обеда давно закончилось.
— Я предпочитаю тщательно пережевывать пищу.
Красивый, популярный, приятный, так еще и умный. Где справедливость в этом мире?
Слушай, Улита, у вас в Белом Роге так принято: из чувства солидарности травмировать разные части тела?
— Забегалл Замучевич Усталкин? — крикнула Ирка.
— Хуже. Всенадоел Потебесоскучиков Магазинбегов! — отвечал Багров.
Туфли Мег на высоких каблуках были очень тесными и жали, хотя она и не признавалась в этом, а все девятнадцать шпилек в волосах Джо, казалось, впивались ей прямо в голову, что было не совсем приятно — но, Боже мой, будем элегантны или умрем!
Как говорят у меня на родине: флаг ему в руки и барабан на шею.
... фарш невозможно провернуть назад и мясо из котлет не восстановишь.
Это был, так сказать, дописьменный век истории моего писательства. За ним вскоре пришёл и «письменный».
В доме князя был один старый слуга, надзиратель над женской прислугой, которому уже перевалило за седьмой десяток. Он был подслеповат и носил очки. Многих передних зубов у него не хватало, так что он уже забыл вкус осьминога, и пикули приходилось для него нарезать мелкими кусочками. <...> Этого старика и послали в Киото выбирать наложницу, потому что молодая красотка была для него, по пословице, что кошке каменный Будда! На этот счет за него можно было не тревожиться, в то время как молодому человеку такое имущество доверить нельзя, будь он хоть самим Сакья Муни.
— Слушай, а мне показалось или вы в самом деле боитесь ее куда больше вашего чудо-стрелка?
Кнут недовольно поморщился. Гнус прав. Этот парень порой раздражает до умопомрачения.
— Она может вскипятить мозги, прежде, чем ты вытащишь из ножен меч.
— Это умеют делать все женщины, — хохотнул Шен.
– И сколько, хотя бы примерно, я должен искать вещи? – иронично вскинул медную бровь Айнир.
– Минут десять, – серьезно ответила Гани. – И на обратном пути можешь немного заблудиться.
Из откровений Николая Баскова:
– Я люблю только трёх человек: себя, меня и того красавца из зеркала.
В личном деле Тизитля стояла отметка: «Не склонен к депрессии». О да, вздохнул Тизитль, пряча нож. Не склонен. Пока не наклонят и не отымеют по полной, во все дырки.
— Кли-Кли, как ты попал в дом? — осенило меня.
— Через подвальное окошко. — Гоблин состроил кислую рожицу. — Ты слишком большой, чтобы через него пролезть. Но я могу разрубить тебя на кусочки и просунуть...
Я никогда не сомневался, что окружен сплошными идиотами, но сегодня этот факт особенно действовал мне на нервы.