Цитаты персонажа Декстер Морган

Кажется, что для них – это так просто…сблизиться с другим человеком, как будто никто им не сказал, что – это самое сложное в жизни.

Все хорошо, жизнь не должна быть идеальной. Она должна просто быть.

Остается только играть в жизнь и надеяться, что когда-нибудь я пойму правила.

До недавнего времени я был убежден, что ни во что не верю. Но я ошибался. Есть вещь, в которую я верю беспрекословно. После ванны с пеной жизнь налаживается.

Спутники приходят в нашу жизнь разными путями, и причины нашей с ними связи могут быть любыми. Но чтобы человек стал твоим спутником, ему мало занять место в твоей жизни. Ты должен принять его таким, какой он есть.
Иногда, спутники сами находят нас и, как бы мы не старались их оттолкнуть, занимают своё место в нашей жизни. А мы понимаем, на сколько они нужны нам.

Если тебе кто-то дорог, выбора, что делать, не остается.

У меня неожиданно образовалось свободное время. От 20 лет до пожизненного.

Если убьёшь одного человека — ты преступник. Убьёшь тысячи — герой. А если убить всех — ты станешь богом.

Наш враг — это наш страх, наш враг — наше невежество, наш враг — тот, кто внушает нам ненависть ко всему непривычному, ибо рано или поздно эта ненависть обернется против нас и сокрушит нас…

Дети — цветы жизни... надо заняться садоводством.

Дайте ребенку какую-нибудь сладкую гадость — и он ваш друг на всю жизнь!

Дети верят, укладываясь на ночь в постель, что утром для них наступит новый день. Не все взрослые такие счастливцы.

— Слушай, у меня нет причин врать.
— Еще как есть. Они у всех есть.

Если глаза — зеркало души, то скорбь — дверь, ведущая внутрь.

Как я уже говорил, свобода — это иллюзия. Каждый раз, когда мы говорим, будто у нас есть выбор, это значит, мы попросту не видим дуло ружья, направленное нам в пупок.

Есть масса способов остановить сердце: электрошок, плохое питание, перерезанная аорта (это мой любимый), но заставить сердце биться — это у меня впервые.

В этом мире нет секретов. Есть только скрытая правда. Правда, таящаяся в глубине.

— Как такая тупая баба могла получить столько власти?
— Она знает правила игры. Тебе бы стоило поучиться.
— Поучиться чему — лизать задницы?
— Политике.

Я Добро? Или Зло? Я перестал задавать эти вопросы. У меня нет на них ответов. А есть ли они вообще?

Как бы мы не хотели, чтобы что-то осталось неизменным, так не бывает...

— Я просто... мне нужно знать только одно. С Лайлой все кончено?
— Да. Полностью и бесповоротно. Даже никогда ее не видеть — это слишком часто.

Я ничего не знаю о любви, и мне никогда не узнать. Это не ужасная потеря, однако серьезно затрудняет понимание попсовой музыки.

— Ты наглядный пример человеческого грехопадения.
— Я Отец, Сын… и серийный убийца!

С чего начинается дом: возня счастливых детишек, тепло домашнего очага, ледяной взгляд жены.

Почему-то во всем, что связано с семьей, мне приходится выбирать между невозможным и неприятным.

Надежда всегда умирает тяжело.

Меня размазало между памятью и сном, и я не могу сказать, что из них привлекательнее.

... Ведь во сне все мы сумасшедшие, не так ли? Что такое, в конце концов, сон, если не процесс, посредством которого мы сваливаем свое безумие в темную яму подсознания, а потом выходим с другой стороны, готовые позавтракать овсянкой, а не детьми соседа?

Надо отвлечься, а ничто не прочищает мозги лучше, чем новый противник и печеньице!

— У тебя всё в порядке?
— О, всё просто отлично.
— Но, судя по голосу, ты пьяный.
— А у меня вечеринка. Приглашён только я. Это такая частная вечеринка.

Мертвецы молчат в отличие от пьяных истеричных женщин.

— Ну вот представь: ты мясник из Бей-Харбор. Как бы ты избавился от тел, чтобы их не нашли?
— Миллионы вариантов. Болота, аллигаторы, свинофермы, серная кислота, молотилки, мусоросжигатели, черт, да хоть шаурма.

Забирая у людей жизнь, теряешь все человеческое. Ты живешь за пределами жизни, и тебе остается только заглядывать внутрь в поисках компании.

— Самые страшные убийцы — это те, кто полагает, что жертвы заслуживали такой участи. Главы стран уничтожали целые поколения по тем же самым мотивам.
— Но для убийства все равно не может быть оправдания.
— Нет. Конечно, кроме одного. Спасение невинной жизни.

Если на свете и существует средство от страданий, так это упорная работа, особенно бесполезная.

Жизнь тяжела и нестабильна, и иногда хватает даже маленькой победы.

Обратиться к психиатру? Совершенно исключено: я напугаю беднягу до смерти, и он, может статься, сочтет своим профессиональным долгом запереть меня куда-нибудь. Конечно, я не смог бы оспорить мудрость такого решения. Но если я теряю контроль над собственным разумом, который мною же и построен, это полностью моя проблема; и первая часть проблемы в том, что невозможно быть уверенным на все сто.

Понять проблемы других людей всегда проще, чем свои собственные.

Неразрешимых проблем не бывает, особенно когда у тебя есть доступ к хранилищу улик.

Мало что в этом мире способно поставить меня в тупик так, как женские слезы. Я понимаю, что обязан что-то сделать, как-то успокоить плачущую даму, сокрушить всякого дракона, вызвавшего этот приступ слез… И в то же время по своему довольно ограниченному опыту общения с женщинами я знаю, что их слезы всегда не вовремя и всегда вызваны совершенно не тем, чем кажется, и, следовательно, способов обращения с ними совсем мало, и все они удивительно глупые, вроде поглаживания по голове и успокоительного бормотания «тише, тише» в надежде, что рано или поздно она сама расскажет, в чем дело.