Нет рая, и ада нет. Счастье — это и есть рай, горесть — это и есть ад. И Бог наш везде и повсюду не только потому, что всемогущ, но еще и потому, что Он и есть те неведомые нити, что связывают нас друг с другом.
Бог не там, где Ему назначат быть люди. Бог везде.
Война делает людей атеистами или истово верующими. Третьего не дано. Война делает людей хорошими или плохими. Третьего не дано. Война вообще не терпит полутонов и полунамеков. Она ненавидит тебя всей душой и не требует к себе снисходительного отношения. Она нечеловечески сильный противник.
Тата говорила — ближе всех к небесам старики и дети. Старики потому, что им скоро уходить, а дети потому, что недавно пришли. Первые уже догадываются, а вторые еще не забыли, как они пахнут, небеса.
Чем проще слова, тем значительнее их смысл.
Жизнь похожа на полуденный сон — недолгий, разноцветный, жаркий. Она звучит смехом наших детей, она изливается слезами вслед нашим умершим родным. Она пахнет океаном, пустынным ветром, кукурузными лепешками, мятным чаем — всем, что с собой нам не дано унести.
За окном – большой двор. За двором – белая дорога. Рисуй на ней что хочешь, все сбудется.
Одним концом дорога упирается в калитку, а другим – в край света.
Папа говорит – ты стоишь в начале пути. За твоими плечами множатся и множатся твои ушедшие в небытие предки. За левым плечом – по линии мамы. За правым – по линии отца. Они – твои крылья, говорит папа. Они – твоя сила. Держи их всегда за спиной, и никто никогда не сможет сделать тебе больно. Потому что, пока помнишь о крыльях – ты неуязвим.
И ты стоишь у окна, неуязвимая, осененная присутствием тех, которые ушли, но навсегда остались с тобой, – и наблюдаешь снег.
... счастье — это когда у тебя есть люди, которым можно о нем рассказать.
– Может, было иначе, но я запомнил именно так.
– Не хочешь у своего брата спросить? Он старше, наверное помнит, как все на самом деле было.
– Не хочу. Пусть будет как я запомнил. Мое прошлое – мои воспоминания. Его прошлое – его воспоминания.
Нани Тамар говорила: любовь – это все. Это то, ради чего стоит жить. Ты маленькая, ты еще ничего не знаешь. Потом меня поймешь. А сейчас просто запомни: любовь – это то, ради чего стоит жить.
Я умею отличать воздух на запах и на вкус. Весной он пахнет холодным родником, проснувшимся лесом, цветущей яблоней, а еще – молодой крапивой. Летом воздух пахнет нагретыми на солнце помидорами, пчелиным жужжанием, раскаленной чердачной крышей и зацветшими кустиками просвирняка. Осенью – шершавым персиковым соком, свежевыпеченным домашним хлебом и сладковатым духом печеных каштанов. И еще – пряным и соленым.
А зимой воздух пахнет так, что не хочется взрослеть.
Человек, оторванный от природы, черствеет душой.
Спрашивай только о том, о чем людям по приколу говорить.
... Детство — самое совершенное состояние души — всех любишь, ни на кого не держишь зла.
У сентября удивительная способность влюблять в себя постепенно. Пока ты переживаешь уход лета, пока свыкаешься с мыслью, что впереди долгие холода, сентябрь украшает кроны деревьев осенней проседью, приглушает и растушевывает свет, но делает ярче цвета: кадмий оранжевый и лимонный, охра светлая и золотистая, сиена жженая – крапушкой, щадя, по самой кромке березового листа. Едва вынырнув из состояния уныния – лето ушло, ушло лето! – ты обнаруживаешь себя в утешающих объятиях сентября. Хорошо как, выдыхаешь ты, вновь возвращаясь в себя. «Обратно воротилися слова», – просторечит сентябрь. Не спрашивает – утверждает.
Осень похожа на уже прочитанную, но успевшую позабыться книгу – каждая страница о том, что знаешь и о чем смутно помнишь, каждая страница – возвращение туда, где уже побывал.
— Ба, привези мне длинное платье. И туфли на каблуках!
— Так и запишем, сарафан и сандалики.
А через неделю — это сколько? — встрепенулась Гаянэ. — Чичас или вечером?
Ты так уйдёшь или тебя вперёд ногами вынести? — ласково поинтересовалась Ба.
Перечить Мане, когда та собрала губы в куриную жопку и насупила бровки домиком, не имело смысла...
... Пока живет имя, живет человек.
А в народе есть поверье: хочешь обмануть смерть — назови умирающего ребенка именем врага своего.
А с этими женщинами по-другому нельзя... Если относиться к ним серьезно, то и недели не протянешь. Вот я и отшучиваюсь постоянно. А знаешь почему? Потому что шутка продлевает жизнь.
Я не зря сержусь — если целуешь кого-то в ладонь, отнимаешь у него несколько дней жизни. А когда ставишь сверху крест — возвращаешь ему эти дни и добавляешь еще год. Из своей жизни.
Воистину, все счастливые семьи похожи друг на друга. Но универсального рецепта для счастья, как не было, так и нет.
Дай я тебя обниму, егоза. Ты ведь знаешь, когда я тебя обнимаю, у меня продлевается жизнь.