Вдвоём плюём вдвоём
На всё, что я с тобой любил
На всё, что я с тобой любил вдвоём
Представь суть слова этого вдвоём
Вдвоём как вальс и я сегодня вижу
Все тени пробежавшие меж нами
Никчёмный диалог опустошённых стен
Нисчесть запретных мест возможно Фолиньо
Овернь или Бурбуль
Названья приглушил отдалённый гром
Вдвоём плюём на всё это плюём
На все прогулки в легковых такси
Ведь что-нибудь должно ещё остаться
Хоть что-нибудь
Что нас соединяло
На всё плюём
В этом и заключаются отношения — трудности делятся на двоих.
Мужчины тянутся к женщинам за утешением или спасением. Ты меня спасла. Нашел в тебе семью. Сейчас скажу банальность: жизнь двоих гораздо счастливее, когда желание понимать важнее, чем быть понятым; когда желание сделать приятное не таит в себе планы получить что-то взамен, даже благодарность. Когда любовь не меняется даже на любовь, а только дарится.
Они нашли друг друга — два одиночества, отвергнутые всем миром.
Если двое во всем соглашаются друг с другом, это значит, что один из них — лишний.
Когда присутствие любимой приносит мужчине ощущение гармонии и радости, он обязательно постарается ответить ей тем же – причем не только на словах, но и делом.
Все мы куда охотнее будем завоевывать и удерживать ту женщину, которая видит смысл жизни в избраннике и не ищет на стороне тысячи возможностей, ведущих к успеху, и миллионы способов стать счастливой.
— Вот мы с тобой говорим, говорим, дни летят, а мы с тобой все говорим.
— Говорим, — согласился Ежик.
— Месяца проходят, облака летят, деревья голенькие, а мы все беседуем.
— Беседуем.
— А потом все совсем пройдет, а мы с тобой вдвоем только и останемся.
— Если бы!
— А что ж с нами станет?
— Мы тоже можем пролететь.
— Как птицы?
— Ага.
— А куда?
— К югу, — сказал Ежик.
Нет худшего одиночества, чем одиночество вдвоем.
А на пути домой звездное серебро, сияние падающих звезд, таинственный шепот темной листвы, блаженство улочек, усыпанных цветущей сиренью, наполнили наши потрясенные сердца и соединили нас навечно.
Я задумалась о том, что такое правда. Может быть мы придаём ей слишком большое значение и сказать правду — это акт высшего эгоизма, когда мы освобождаем душу от греха, причиняя боль ни в чём неповинному человеку? В отношениях двоих нужно ли всегда говорить правду?
Если два человека остаются в одной комнате, они рано или поздно начинают трахаться.
Любовь — это дорога, которую всегда выбирают двое.
В каждом браке место только для двоих.
А правда ведь — так, как улыбается тебе он, никто никогда не улыбается? Столько нежности всегда в его взгляде...
А руки? Какие у него руки! Сильные, большие и самые надежные на свете... И обнимают они всегда так... Так, что можно спрятаться от всего и от всех...
Даже, когда он отпускает меня от себя, мне спокойно.
Потому, что знаю: он есть...
Моя защита, моё плечо, моя опора, моя стена...
А кто ещё может вот так твердо и уверенно говорить :
«Всё будет хорошо»?
И кто ещё может целиком и полностью отвечать за «хорошо» моё и наших детей?..
Кто принимает решения?
Кто отвечает за каждый свой поступок?..
Он! Мой муж... Мой мужчина...
И я люблю его...
Пусть рычит, пусть не всегда прав... Да и рычание это такое родное... И без этого рычания было бы даже скучно...
Говорите! Говорите друг с другом! Гуляйте по вечерам, взявшись за руки, по утрам по дороге к метро, перед сном, уже засыпая... Говорите друг другу о себе! Открывайте своё сердце. Не лгите! Не таитесь! Верьте! И тогда, когда один собьётся с пути, другой сможет его подхватить. Потому что будет знать его, как себя. А значит, сможет всегда понять и простить.
Любой индивидуум в здравом уме и без психологических проблем откажется от участи быть чьей-то половинкой и частью одного целого. Потому что половинки сами знаете у какого места. А любовь и семья – это про двух самостоятельных людей, которые хотят быть вместе не для того, чтобы заткнуть у себя прорехи, а потому что им хорошо вдвоём.
Добродетельным всякий может быть в одиночку; для порока же всегда нужны двое.
По ходу всякого любовного романа алкоголь появляется в двух полярных точках сюжета: когда двое открывают друг друга и нужно рассказать о себе и когда им больше нечего друг другу сказать.
В любви всегда кто-то один в конце концов заставляет другого страдать и, что лишь иногда, очень редко роли меняются.
Природа! Мать и сестра! Тоска и осуществление! Жизнь! Блеск полуночных солнц, сияние дневных звезд! Смерть! Ты, синева! О, глубина! Темный бархат на светлых одеждах! Ты, жизнь, – и есть смерть! Ты, смерть, – и есть жизнь! Все – природа! Я – это не я! Я – куст, дерево! Ветер и волна! Шторм и штиль! И во мне кровь миров! Эти звезды во мне! Часть меня! А я – в звездах! Часть звезд! Я – жизнь! Я – смерть! Я – космос! Я – ты!
Лунный свет серебрился на ее волосах. Она замолчала. Казалось, сама ночь, сотканная из света и тьмы, шептала: «Я – это ты!»
– Она была для вас вином или хлебом?
– В каком смысле?
– Это из поэмы Эми Лоуэлл, мы ее очень любили в колледже. Вино – это нечто волнующее и чувственное, а хлеб – родное и жизненно необходимое.
– Думаю, вином.
– А это могло бы превратиться в хлеб?
– Не знаю.
– Такое не всегда случается.
– Нет, думаю, нет.
Все ушли, остались двое
В мире самых чокнутых людей.
Опять они поссорились в трамвае,
не сдерживаясь, не стыдясь чужих...
Но, зависти невольной не скрывая,
взволнованно глядела я на них.
Они не знают, как они счастливы.
И слава богу! Ни к чему им знать.
Подумать только! — рядом, оба живы,
и можно всё исправить и понять...
Любите искренне! А если чувствуете, что есть «но», не обманывайте себя и не давайте другому думать, что вы согласны на то, что однажды он вас предаст. Любое «но» в любви так или иначе приведёт к предательству.
– Любите игры? – добавил кипятка в заварник Павел и сел напротив.
– Только сексуальные, в них нет проигравших.
Очнувшись от безмолвия и забвения, я вскочил, прижимая руки к лицу. Потом глубоко вздохнул и испуганно открыл глаза. Нет, это не иллюзия, не обман чувств и не сон; это правда, передо мной стояла прекрасная женщина с бесконечно глубокими золотыми глазами.
Видение потрясло меня.
Ах, если бы это ощущение безмятежности и покоя не исчезало!
Я всё ещё иду за тобой,
Я всё ещё жду и надеюсь,
Солнцем над твоей головой
Я, увы не согреюсь.
Ты говоришь мне: не жди.
Ты не нуждаешься в лунах.
Жалко, но что же, иди…
Звучи теперь новыми струнами.
Я выздоравливаю. Больше не кричу
О том, как ты моё наполнил сердце,
О том, что никуда, увы, не деться
От чувства, даже если захочу.
Я больше не болею. Я молчу.
Но знаешь (да, ты знаешь), в глубине
Моей души всегда тебе есть место.
Там нежность через край, там бьётся сердце,
Там молятся и помнят о тебе.
И да, всегда ты будешь дорог мне.
Для каждого из нас самое главное лекарство всегда — забота и объятия того, кто нас любит по-настоящему. И ты сам всегда можешь оказаться рядом с тем, кто сейчас слаб. Подойди, обними, погладь по голове. Возьми в свои руки озябшую ладонь и согрей её. Просто будь рядом... Это останется в сердце на всю жизнь. Я знаю...
И небо к нам летит в огнях и ранах — тяжелое, широкое, ночное, а посреди большого океана
нас только двое.
Свадьба — церемония, при которой двое обязуются стать одним, один обязуется стать никем, и никто не обязуется стать хотя бы терпимым.
В такую ночь хорошо греться сготовленным на чугунной печи перед супом, наполняющим весь дом ароматом розмарина и запахом лука. Чудесно пить вино — бутылку красного они купили в свой медовый месяц и хранили для особого случая. Можно сидеть на полу у печки, подложив под спину диванные подушки, смотреть на язычки пламени в волнах жара, пока дом потрескивает и постанывает под грузом крыши, покрытой толстой коркой льда. Но эти двое решили рассказывать истории, те истории, которые только смесь холода и огня, ветра и молчаливой темноты могла вынудить их рассказать.
Я бродил по переулкам старого города. И тут навстречу мне явилась Ты, цветущая и юная. Мы были едва знакомы, Лу; лишь однажды нас мимоходом представили друг другу. Жемчужная нежность ясного дня озарилась в моей душе мягким светом доброты. В Твоих глазах тоже сияла весна. Мы шли вдвоем по старым садам, утопающим в сирени. О чем мы разговаривали? Я уже не помню. Разве за нас не говорили вечернее небо, буколические облака и аромат сирени? Потом мы пережили три дня, три вечера, утопавшие в аромате сирени и серебряном сиянии звезд, три неповторимых вечера, слишком прекрасных, чтоб быть правдой. Ты еще помнишь, Лу?
Первый вечер – сумеречно-синий и полный предчувствий. Твоя чудная фигура в кресле. За моим окном цвел каштан, распустившийся тысячами свечей. Он шумел так странно и неповторимо, словно все солнце весны и лета хотело воплотиться в этом шуме. Я сидел у рояля, и в сумерках плыла старая песня: «В дни юности… В дни юности…» Потом мы болтали… А вокруг становилось всё темнее – от любви, да, от любви – и от весны.
– Я – это ты, – повторила она очень тихо, словно про себя. – Освобождение! – Она положила руки на цветы. Отрешенно повторила еще раз: – Освобождение! Да, ты не умер. Ты живешь… я – это ты… ты живешь во мне, в мире, в природе, в космосе… Мы вечно будем едины: я – это ты!..
Только теперь он увидел, кого защищал. Волнение от случившегося, которое он чувствовал, несмотря на все свое самообладание, – а уже одного этого достаточно для возникновения напряжения, превращающего ситуацию в событие, а ее преодоление в глубочайшее удовлетворение, – смешалось с сознанием, что благодаря неожиданному приключению он оказался наедине с прекрасной незнакомкой в тропической ночи, и превратилось в таинственный соблазн и фантастическое опьянение, которые дали ему внутреннюю уверенность, необходимую для продолжения этого приключения и доведения его до той силы выразительности, которую Оле Хансен как-то окрестил «бешеной кровью».
Ужиная с Фредериком О’Коннором, леди Кинсли внезапно поняла, что между ними принципиальные, сущностные различия. Удивительно, как она умудрялась не замечать этого раньше. Корректность, которую она ценила в нем, наскучила ей, тон беседы, как у старых добрых знакомых, показался леди Кинсли неприятно интимным. Она раздосадованно попрощалась.
Он вышел. Я закрыла дверь. Вернулась на кухню. Подошла к окну. Долго смотрела вслед растворяющемуся в темноте силуэту моего гостя. Странно: мне хотелось плакать. И еще — выгладить хоть одну его рубашку. Целиком.
Очнувшись от безмолвия и забвения, я вскочил, прижимая руки к лицу. Потом глубоко вздохнул и испуганно открыл глаза. Нет, это не иллюзия, не обман чувств и не сон; это правда, передо мной стояла прекрасная женщина с бесконечно глубокими золотыми глазами. Видение потрясло меня. Ах, если бы это ощущение безмятежности и покоя не исчезало!
И мрачный мир исчез: прекрасная, озаренная утренними лучами, возникла передо мной моя страна, я воскликнул: «Королева!» – и заключил Тебя в объятия. Моя душа трепетала от восторга, свободы и благоговения, и я пел Тебе песнь своей мечты. Мы вместе сели в лодку под звон колоколов, ликуя от слияния с золотой ночью. Ты еще помнишь, как я был пьян от счастья? Как мы ликовали? О!..