— Ненавижу....
— Ты ж говорила, что полюбила?
— С тех пор ещё больше ненавижу!!!
Иногда, даже если нет ключа, дверь все равно можно открыть.
Всегда говорю правду в глаза, но и за глаза правды не меняю.
Разошлась — сделай зачистку... Вещи, книги, компьютер, старые зубные щётки, фотки, коробки от подарков... Всё на помойку. Иначе новый не войдёт, ему просто некуда будет.
Я прошу тебя, перестань! Я прошу тебя! Ты топишь все. Топишь, как болото. Как трясина. Я прошу тебя! Ты разрушаешь все. Хорошее, плохое. Все, что угодно. Все, что угодно. После тебя выжженная земля. Пусти! Я хочу сохранить хоть кусочек, хоть частичку той любви, которую ты методично выжигал из меня!
Лучше ошибаться, чем вообще ничего не делать.
... Все долгие годы после того, как отец от нас ушел, я использовала любую возможность, чтобы с ним увидеться. И не было ни одного раза, чтобы я отказалась от даже пятиминутной встречи.
Наверное, у меня такая «папозависимость»: папа имеет огромную силу и власть надо мной. Господь дал ему разум использовать это только во благо. Встречаясь со мной, отец мог говорить на общие темы, просто слушать мои новости, но в итоге я всегда получала мощнейший заряд энергии... Я становилась еще сильнее. И, что очень важно, спокойнее и рассудительнее. А еще очень давно заметила, что после каждой встречи с отцом довольно долгое время отлично выгляжу. Свечусь изнутри папиной любовью...
Я смотрела на снежинки и все еще слышала голос отца.
Совершенно необыкновенный, добрый и самый ласковый в мире голос.
И вдруг я так пронзительно ясно осознала, что никогда... никогда уже не буду жить рядом со своим папой... вот так запросто, как в детстве, идти с ним по улице, взявшись за руки, я никогда... никогда не смогу отвезти его в деревню... Мой папа... Мой отец... Самый сильный и мудрый мужчина на земле...
И все-таки... Все-таки у меня есть возможность слышать его и хотя бы изредка видеть...
Слава Богу, что у меня есть папа...
Почему нужно вставать, когда времени много?
Почему мы используем такие странные фразы? И, что ещё страннее, понимаем их так, как положено, а не так, как они звучат. Интересно, взрослые знают, почему? Хотя, нет. Они точно о таких вещах не думают. Им нужно много работать. Они говорят, что для нас, для детей. А дети – это их смысл жизни.
Почему? Почему другой человек должен быть смыслом их жизни? И именно человек. И именно смыслом. А дети их детей станут жить ради своих детей. Не эгоисты же. И вот так тысячи лет.
Бедный мужик! Ради него бабы бегают на всякие курсы. Заметь, не ради себя, нет. У вас конечная цель — мужик и успех. И это развитие? Что ж вы потом с мужиком-то сотворите, ради которого столько трудов затрачено? Забалуете или запилите? Хотя, сначала первое, а потом второе — самый частый вариант.
Ты хуже чем враг — ты предатель!
— А выпить что-нибудь есть?
— Есть. Чай есть хороший, цейлонский. Мне студенты подарили.
— А что-нибудь покрепче?
— Ну, возьмите новый пакетик.
Не ум главное, а то, что направляет его…
— Его проблемы – это мои проблемы. Мои проблемы – это ваши проблемы. Ваши проблемы – это ваши проблемы. Цепочка ясна?
— Предельно. Но работать бесплатно мы не собираемся.
— Это относится к звену «ваши проблемы».
... Иди своей дорогой. И веди за руку своего сына, трепетно любя его, защищая и оберегая от жизненных невзгод. Пусть никогда не коснутся вас боль и разочарование, пусть люди, которых вы будете встречать на своем пути, будут открыты и искренни с самого начала. Будьте вместе всегда, потому что нет никого ближе и роднее на свете, чем дети и родители. И никогда, никогда не давай ни малейшего повода своему ребенку усомниться в том, что его папа — лучший.
Мне сказали, что кто-то звонил.., и я подумала, что это вы...
Когда людям около тридцати, им зверски не хватает детства. И мы пытаемся создать себе детскую комнату в масштабах страны. Мы вспоминаем, что было там, в этой прекрасной конуре, развешиваем старые постеры. Натягиваем «Эйрмаксы» и футболки с писклявой диснеевской мышью, иногда даже продуманно дурачимся. Мы уверены, что декорации окажутся сильнее наших наработанных старческих привычек…
Находясь в игре, понять, что это игра — сложно. Два года назад мы хлопками переворачивали наклейки с покемонами. И пока мы шли за школу, мы прекрасно понимали, что идем играть. Но, когда хлопаешь по стопке наклеек, это уже не игра. Всё по-настоящему.
Дураком признают себя только в ракурсе прошлого, и только ставя в противовес нынешние, а то и будущие изменения. Сказать: я дурак-сейчас — тяжко. Потому что дурак-сейчас — откровение, а не позёрство.
Благими намерениями вымощена дорога в ад. Спасибо! Я там уже была, и, если честно, мне не понравилось.
— Да ты решила покончить с жизнью! — Понимающе усмехнулся он.
— Читаешь мысли?
— Часы остановились. И время тоже.
— Ну, не расстраивайся так.
— Смотришь на них и знаешь, что будет дальше — через полчаса кончится занятие; через два обед; летом солнце садится в десять. Смотришь и чувствуешь уверенность. Они не обманут.
Он вышел. Я закрыла дверь. Вернулась на кухню. Подошла к окну. Долго смотрела вслед растворяющемуся в темноте силуэту моего гостя. Странно: мне хотелось плакать. И еще — выгладить хоть одну его рубашку. Целиком.
Здрастье, будьте любезны прыгнуть на подоконник, а потом на меня.
Что бы ты ни сделал — теперь хуже не будет!
Мне не нужны победы, мне нужен ты.
— А сегодня, кстати, праздник.
— Кто так решил? — изумилась она.
— ООН, — улыбнулся юноша, — Международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин.
«Интересно, он только поэтому повел себя к джентльмен?.. Празднует, что ли?»
— Стыдно. Мальчишки засмеют...
— А ветер пинать не стыдно?
Бум-бум-бум! Проснувшийся (явно не до конца, раз продолжал!) «обморок» постучался лбом и радостно заскреб когтями по двери.
– Чего ты хочешь, Лу? Зачем эта странная свадьба?
– Как? – Он изобразил удивление. Плохо изобразил, умел и лучше. – Разве ты, человечес-с-ское дитя, не веришь в любовь с первого взгляда?
– Угу, в большую и чистую, – пробурчала я себе под нос.
Что там у него в тетради было написано? То он огонь, то синий лед? Вот-вот… Дед Мороз со взрывоопасным темпераментом.
Та-а-а-ак… Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
— Ты банально хамишь.
— Неправда. Хамлю я совсем не банально.
Изменится — это точно. А как — не надо придумывать, иначе потом всё будет не по-настоящему: просто подтверждение надежд или просто разочарование. А сам момент, такой, какой он есть, исчезнет. Бояться, сожалеть и предвкушать — привычка взрослых.
Сейчас, в две тысячи первом году, эти книжки кажутся глупыми из-за плотных цветных матовых вставок с плакатами и лозунгами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Из-за портретов Ленина, из-за странного, гладкого, но навязчивого языка, на котором сейчас никто уже не говорит. Но в то же время это – огромный кусок другого мира, который точно был, дышал и умер.
Когда-нибудь мы, наш мир, станет для новых людей таким же. И мы тоже будем интересны будущему миру, как кусок истории. Наверно.
Снегопад, снегопад, снегопад давно прошёл,
Словно в гости к нам весна опять вернулась.
Отчего, отчего, отчего так хорошо?
Оттого, что ты мне просто улыбнулась.
— Скажи: «Трр».
— Трр.
— Алло! Крокодил Гена у телефона! Вот и созвонились.
— Тебя как зовут-то, кареглазая?
— Катя.
— А меня Дормидонт! Евлампиевич!
Чё — как произошло, меня вообще сейчас не интересует, честно...
— А когда ты на меня внимание обратил?
— Когда мы молились фонарному столбу.