Меня учили, что если мы рождаемся с любовью, то проживая жизнь, мы должны найти ей правильное применение.
Люди много об этом говорят. «Так правильно». «Если это правильно, то всё легко». Но я не уверен, что это правда.
Нужно быть сильным, чтобы понять, что правильно.
А любовь не для слабаков.
Требуется немало надежды, чтобы быть романтиком.
Думаю, они имеют в виду, что когда находишь любовь — кажется, что нашёл надежду.
— Очень хорошо Вы сейчас сказали, батюшка, складно. Прошу простить меня, но, поди, Вы сами не верите в простоту своих слов. Батюшка, батюшка… Да разве человек сам решает, кто он? Разве нет у него отца, деда? Разве ему в детстве не сказали, кто он?
— Ну, и кто ты?
— Русский человек еврейского происхождения иудейской веры... Вот она, моя троица! Я ни от чего не отрекусь! Ни от земли своей родной, ни от веры предков! Зачем? Вы сказали: у нас Бог один! Это верно, батюшка! Бог один, но дороги к нему разные... разные.
— Всякую душу можно спасти.
— Это правда, священник?
— Да. Хотя, у вас маловато шансов.
Очень часто деньги дают не потому, что хотят сделать что-то хорошее. Потому, что таким образом хотят купить себе прощение.
— Я служу мессу каждый четверг в семь часов.
— Спасибо. Но... нет.
— Вы не верите?
— В религию? Нет. Я верю в Бога, в науку, в ужин в воскресенье вечером... Но я не верю в правила, которые говорят мне, как надо жить.
— Даже если правила эти дарованы Господом?
— Сколько крестовых походов было совершено во имя Господне? Сколько людей погибло из-за чьих-то религий?
— Из-за фанатизма, а не из-за религий.
— Это слова. Главное, что эти люди мертвы.
Нас чаще губят не сами горести, а потерянные надежды.
— Убийство, святой отец.
— Почему ты убил кого-то, Рэймонд?
— Из-за денег, святой отец.
— Из-за денег? Ты убил кого-то из-за денег?
— Да, святой отец. Не из гнева. Не из-за чего. Просто за деньги.
— Кого ты убил за деньги, Рэймонд?
— Вас, святой отец.
— Простите?
— Я сказал — вас, святой отец. Вы что, глухой?
Именно наша смертность делает жизнь столь вдохновенной. Все мы смертны, наши дни сочтены, и поэтому мы любим и страдаем. В конце концов поэтому мы стараемся взять от жизни всё.
И всё-таки вы страдаете, как католик. Когда перегорает лампочка, люди меняют её, покупают новую. Когда перегорает лампочка у католика, он стоит в темноте и вопрошает: «Что я сделал не так?..»
Когда разум страдает, тело кричит.
Пути Господни неисповедимы! Как часто мы слышим эту фразу, верно? Это значит, дети мои, что мы не можем предугадать свою судьбу. И не сможем понять все причинно-следственные связи. Но время придёт. И вы всё поймёте.
Наша совесть есть часть божественного. Она помогает отличить добро от зла. Когда добро не вписывается в понятие буквы закона — приходится делать выбор.
Церковь осуждает насилие, но она ещё суровее осуждает равнодушие. Насилие может быть выражением любви, равнодушие — никогда. Первое есть ограниченность милосердия, второе — неограниченный эгоизм.
Когда в аду не останется места, мёртвые будут среди нас.
— Будешь в аду гореть!
— Я уже сгорел...
— Адам согрешил, а помазанник божий был распят на кресте за его грехи, дабы искупить их.
— Это несправедливо. Тот, кто совершил преступление, тот и должен быть распят на кресте.
— Отче, я пока не могу исповедаться.
— Вы не можете принять милость божью?
— Нет, я собираюсь обидеть еще несколько душ.
— Ваша Светлость, я регулярно посещаю службы в церкви, особое внимание уделяя проповедям.
— Это удивляет.
— Вовсе нет. Многие воры ходят в церковь. Чаша с пожертвованиями несёт в себе массу возможностей.
— !..
— Взгляните на это с такой точки зрения, Ваша Светлость. Церковь распределяет деньги среди бедных, не так ли? Ну а я – один из них. Я просто беру мою долю, когда чаша проходит мимо меня. Это сберегает церкви её драгоценное время и избавляет её от необходимости искать меня, чтобы отдать мне деньги. Мне нравится, когда я могу быть кому-то полезным.
Ад вы несете в себе. Вы старше меня и тешите себя надеждой, что знаете людей. А ведь познать нам дано только самого себя. Если много лет назад вы предали девушку из-за денег, не надо думать, что сегодня люди предадут из-за денег вас. Вы мерите всех на свою мерку. Что ж, это естественно. Причина, которая пробуждает в нас страх, спрятана в нашем сердце, гнездится в наших грехах; поймите это, и тогда вы поборете то, что вас мучит; найдете оружие, чтобы победить свой страх.
Он: Патер, не надо возражать, прежде чем вдумаетесь.
Я: Я не возражал.
ОН: И врете. Вы думаете, если вы не произнесете, так я не услышу? Зря, я не глухой несчастный
осел. А вы вдумывайтесь сначала в мои слова, вдумывайтесь, чтоб не только себя одного слышать, католическая вы моя обезьянка.
— Сын мой, Всевышний наказал нам заботиться о душах землян. Но не здесь, на земле, наступает исцеление души грешной. Ты, сын мой, ел хлеб беззакония и пил вино хищения.
— А ты знаешь, отец, какое оно сладостное, вино хищения?
— Кто ты? Дьявол или слабоумное дитя?
— Я Зобар. Первый конокрад на свете, ваше священство.
— Больше вам нечего мне сказать?
— Домой бы надо, попрощаться со всеми. Лошадей погладить, поплевать им в морды, чтобы не сглазили. Вина хищения глоток не мешало бы.
— Извините, тут написано «Не курить».
— А, табличка? Все время забываю снять ее. Извините, отче. Эта манера вешать таблички в такси [выкидывает].
— Слова должны идти от сердца.
— Я только одно твержу: боже, пусть он поправится, пусть он поправится!
— Это и есть твоя молитва?
— Может быть, мне нужно говорить слова из Библии?
— Лучше, чем своими словами, не скажешь.
Иногда возникает непреодолимое желание исповедаться. И нельзя упускать этот момент.
Господь — мой работодатель.
— Ты лжёшь, а священники не должны лгать.
— В покере нет лжи, только блеф. А Господь прощает блеф.
— Что ты делаешь?
— Крещу тебя.
— Я иудей!
— Уже нет.
— В церковь не ходят в маске, как и в шляпе.
— И не обсуждают кражи в исповедальнях. Однако за этим мы собрались.
— Да что вы за священники?
— Старомодные.
Любовь ужасна. Она ужасная, болезненная, пугающая, заставляет сомневаться в себе, осуждать себя, отдаляться от других людей в твоей жизни, делает тебя эгоистом, жутким типом, заставляет зацикливаться на волосах, жестоким тебя делает, заставляет говорить и делать немыслимое. Этого хочет каждый из нас и это личный ад. И не удивительно, что мы не хотим нырять во все это в одиночку.
Мы рождаемся с любовью, а потом, выбираем, во что её вложить.
— Забирать жизнь у человека, плохой он или нет, — это грех.
— Нет, забирать жизнь без причины — это грех.
— Вы что-то потеряли?
— Друга. Потерял, потому что он не существовал. По крайней мере таким, как я думал. Я каждый день сидел с ним рядом... Самое смешное, я скучаю по человеку, которого выдумал, которого не существовало. Боже, как бы я хотел сейчас с ним поговорить!
— Повторяйте за мной. «Я, Росс...»
— Я, Росс...
— «Беру тебя, Эмили...»
— Беру тебя, Рейчел.
— Его могут видеть лишь мертвые? И миллиарды людей находят в этом смысл?
— Такова природа веры.
— Можно позаимствовать вашего коня. От имени шерифа.
— Конечно. Его зовут Джошуа. По-библейски «спаситель».
— Ничего подобного.
— Что?
— Я знаю лошадиный язык. Его зовут Сьюзен, и он хочет, чтобы вы уважали его жизненную позицию.