Тяжело вспоминать все и думать, что все могло быть иначе...
Дети никогда не слушаются. Важное нужно показывать на примере.
Мы не знаем, был ли он предателем, но нельзя забывать то хорошее, что мы пережили вместе. Он погиб, как герой и он остается нашим другом.
— Мой брак трещит по швам и я не знаю, как его сохранить.
— В чужой постели этого не сделаешь.
— Думаешь, стоит его бросить?
— Мужчина, как собака. Нагадил на ковер — дай газеткой по морде. Если это вошло в привычку — сдай в питомник.
Следовать закону и поступать по совести — это не одно и то же.
Похоже, у него зуб на нацменьшинства и он считает, что рука закона нужна, чтобы бить в челюсть.
— Шрамы закаляют характер. Особенно с хорошей историей.
— Да, если сможешь ее рассказать.
— Харли... понимаю, что слова ничем не помогут...
— И не надо. Мы и так знаем, кто это сделал — я! Это я его убила!
— Харли, нет...
— Не надо! Не мешай мне! Я хочу в точности запомнить это чувство.
— Уж поверь мне, не забудешь.
— Харли, ты должна быть сильной. Мы обо всем позаботимся.
— Я должна была быть там!
— Тогда под простыней была бы ты.
— Я могла это предотвратить.
— Харли, это не твоя вина.
— Ты не можешь сделать все сама. Посмотри на меня, я со всем разберусь, чего бы мне это не стоило. Я все исправлю.
— Такое невозможно исправить...
Моя дочь умерла от передозировки. Она совершила самоубийство в девятнадцать лет. Сразу после нашей ссоры... Я хотел сказать ей, что она зря тратит свой потенциал, а сказал, что она зря живет... Я пытался заполнить пустоту, которая образовалась из-за тех слов. Я заключал сделки с плохими людьми, чтобы оградить от наркотиков школы и парки. И я думаю, что я... что, если бы кто-то другой делал то, что делаю я, еще раньше, может быть, сейчас она была бы жива...
Только самоубийцы пренебрегают предосторожностью.
Для справедливости не бывает поздно.
Порой жизнь зависит от правильно расставленных спасательных шлюпок.
— Я пытался тебя спасти, очень много раз. Каждое дело, каждую девчонку, что попадала в беду...
— Знаю.
— Наркотики на детских площадках, Харли, Кристина — это все ты.
— Нет, папа, это все ты.
— Я не могу тебя снова потерять.
— Ты никогда меня не потеряешь. Но тебе нужно найти себя.
— У тебя уже были подозрения, что у вас крыса, ты слишком хороший коп, чтобы прохлопать это.
— Комплимент — высшая степень отчаяния.
— Отче, я пока не могу исповедаться.
— Вы не можете принять милость божью?
— Нет, я собираюсь обидеть еще несколько душ.
— Если не назовете имя организатора ограбления, значит, придется довольствоваться вами.
— Будешь одевать проституток, чтобы они выглядели как я? Тогда не завидую, у меня специфическая внешность.
— Ты продал ей десять таблеток оксикадона. Она приняла девять и умерла. Но ты не знаешь, что, когда мой сын избивал тебя до полусмерти, он оказал тебе услугу — он спас твою жизнь. Ведь у тебя дома, тебя ждал я.
— Если вы знали, кто я, почему вы...
— Почему я до сих пор не убил тебя? Мой гнев — это мост, связывающий меня с дочерью. Если бы я убил тебя, мне бы пришлось ее наконец отпустить.
— Знаешь, когда до цели нет прямой дороги, ты всегда находишь другую. Это мне в тебе всегда нравилось.
— В этот раз я не оставил себе дорогу, по которой можно вернутся.
— Найди бульдозер и проложи.
— Мои люди говорят, его убил ты.
— Твои люди могут отсосать...
— Я разве не упомянул, что если мне не понравятся ответы, я сделаю тебе вторую операцию? А руки у меня растут из жопы.
Не смей больше приближаться к моей жене или ты будешь боятся открывать дверь, потому что я буду на пороге.
Если будешь мне мешать искать Харли, одному из ваших из внутреннего отдела, наконец выпадет шанс арестовать меня за то, что я сделаю с тобой.
— Квинс насмехается с тебя.
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Ты узнаешь этот смех, когда услышишь.
— Линклейтер не был твоим заданием!
— Нет, он был твоим. Ты сам сказал, когда ввел меня в курс дел: приведи парня, который стоял за ограблением и мой долг выплачен.
— Я тогда думал, это будет невозможно.
— Ну, впредь будь поосторожнее со своими желаниями, а то какой-нибудь маньяк их исполнит.
— Мы здесь из-за меня.
— Ты сделала это, повинуясь долгу. Так поступают хорошие копы.
— Ты сделал меня такой. Как и всех нас.
— Сложный день?
— Было пару неудач. А у тебя?
— Он еще не кончился.
— Да ты оптимист.
— Мы делаем что нужно, ради выживания.
— Выжить невозможно таким образом! Я знаю, что ты должен быть сильным, ради нас всех, хочешь защитить нас, защитить меня. Но не надо ради этого разрушать себя.
— Уже поздно.
— Не поздно...
— Нельзя повернуть время вспять.
— Со всем к вам уважением, я не могу забыть об этом, как вы.
— Ломан, у меня бывало также и были законные убийства, но убийства — все равно убийства.
— Это другое, вы белый коп. В среднем, сколько белых вы сажаете?
— Не знаю, не считал.
— Людей моего цвета, мы ловим в восемь раз чаще, чем людей вашего.
— Насколько я помню, мы ловим преступников, а не карандаши.
— Сэр, если вы достанете из коробки карандаш любого цвета — это ожидаемо. Если я достану черный, то я крыса, я продался. Это мой район. Им кажется, что я решил играть против своих.
— Ломан, теперь мы для тебя свои. Что касается тебя — касается всех нас. А если черный парень косо на тебя глянет, когда ты его арестовываешь — какая разница?
— Это я переживу. Я не могу видеть ребят, которые кидаются в рассыпную в страхе, что полицейский их застрелит. Их так приучили. Нет, кто-то должен им доказать, что хороший коп не исключение из правил.
— Поберегите боеприпасы, вы все пропустили.
— Мы услышали код «3», где откликнувшиеся офицеры?
— Уехали пару минут назад.
— Никто не приехал?
— Вы приехали.
— Это спасибо?
— Я что, сказал «спасибо»?
— Значит, мне незачем говорить «не за что».
— Одна машина вернулась.
— Лишь одна!?
— Из тридцати четырех тысяч копов нас любят лишь двое?
— Тесс, нет, назад!
— Откликнулась лишь Тесс?
— Чертова камикадзе!
— Она одна?
— Она чокнутее, чем мы думали.
— Иногда, чокнутость — это хорошо.
— Это была машина Линды у твоего дома?
— Не спеши открывать шампанское. Ей нужно было починить вентилятор.
— Ты просил ее вернутся домой?
— Она сказала всего десять слов, три из которых: «Почини мой вентилятор».
— Ты гей?
— Прекрасный вопрос для начала.
— Мама сказала, у тебя кто-то был. Я видел тебя на фото с Донни на яхте.
— И это все, что тебе интересно?
— Я всю жизнь, пытался разобраться, что делаю не так. Почему Энни была для тебя ангелом, хотя она сидела на игле.
— Она была больна, у нее были проблемы.
— Да, у нее была куча проблем, пап. Она тебе врала, воровала деньги, разбила тебе сердце. А я так старался! Даже если бы меня взяли в «Янкиз» — это было бы неважно.
— Неправда.
— Правда! Всегда, когда ты смотрел на меня, ты видел то, что ненавидел в себе.
— Ты мой сын и я люблю тебя.
— Тогда расскажи мне правду!
— Ты мой сын и я люблю тебя! Но если ты еще раз коснешься этой темы — это будет наш последний разговор.
— Это наказание или подарок?
— Шесть лет на флоте, двадцать пять в полиции, ты жив только благодаря чутью. Что оно говорит?
— Что сделанный выстрел не отменить.
— Буду учиться справляться сама.
— Если, кто обидит — засужу Тесс и отправлю тебе в помощь.
— Вы знакомы?
— Она играла в нашей песочнице, а потом стала федералом.
— Замки выше, а грязь все та же.
— Нет ничего, что нельзя исправить.
— Нет ничего, что будет как раньше.
Инстинкты говорят о человеке многое.
— Это здесь мы копы и преступники, а там все... «невиновные».
— Да, все и никого.
Ломан, Харли, Тесс, Туфо, убедитесь, что ваши близкие в безопасности. Эспада... не забудь покормить кота.
— Сейчас очень важно, какое решение мы примем. Когда лживый путь самый простой, а правдивый полон опасностей, вот тогда-то мы и должны решить, кто мы.
— Я пытаюсь помочь нам выжить. Прости, если для тебя это недостаточно праведно.
Чтобы освободиться от Шталя — надо прекратить охоту за его призраком.