Тяжело вспоминать все и думать, что все могло быть иначе...
Если есть история, то найдется и тот, кто захочет послушать.
Наши тайны — это наши болезни.
Дети никогда не слушаются. Важное нужно показывать на примере.
Надо ценить маленькие прелести жизни, пока можешь. Источники нашей радости, наши отношения, достижения, определяющие нас — все это могут отнять в любую минуту.
Мы не знаем, был ли он предателем, но нельзя забывать то хорошее, что мы пережили вместе. Он погиб, как герой и он остается нашим другом.
Нельзя доверять таким садистам, они выискивают все, что ты в себе не любишь, все твои слабости, чтобы помыкать тобой.
— Мой брак трещит по швам и я не знаю, как его сохранить.
— В чужой постели этого не сделаешь.
— Думаешь, стоит его бросить?
— Мужчина, как собака. Нагадил на ковер — дай газеткой по морде. Если это вошло в привычку — сдай в питомник.
Следовать закону и поступать по совести — это не одно и то же.
Наша совесть есть часть божественного. Она помогает отличить добро от зла. Когда добро не вписывается в понятие буквы закона — приходится делать выбор.
Похоже, у него зуб на нацменьшинства и он считает, что рука закона нужна, чтобы бить в челюсть.
Вот, что я тебе скажу: быть копом трудно. И так же трудно быть родителем-одиночкой. Получается, твоя мама совмещает две тяжелых работы. И тот факт, что плохие парни в тюрьме, а ты здесь, умная, независимая, сознательная, образованная, значит, что твоя мама справляется с этим успешно.
— Ты смотрела, как твой сын избивает меня и пальцем не пошевелила, чтобы помочь. С чего я должна хорошо к тебе относиться?
— Чтобы защитить ребенка, мать пойдет на ужасное. Сейчас ты это понимаешь.
— Ты не защищала его, Лорена. Ты ему позволяла.
— Ты должна говорить мне правду.
— Я не твоя подружка, Кристина. Ты моя дочь. И однажды, когда у тебя будет ребенок, ты поймешь, что мама не должна обременять его своими проблемами.
— Нашими проблемами! Это наши проблемы, мама. Но вместо того, чтобы узнать все от тебя, я узнаю это от незнакомки.
— Какую правду ты хочешь услышать, Кристина? Насколько этот псих мной одержим? Как он меня преследовал, как он преследовал мою дочь? Он вторгся в мою жизнь, связал меня, заткнул рот и переодел! Хочешь услышать, как он бы изнасиловал меня и закопал в том лесу, если бы я не вскрыла себе вены!? Ты это хочешь услышать!?..
— Шрамы закаляют характер. Особенно с хорошей историей.
— Да, если сможешь ее рассказать.
Чувство вины может привести подсознание к желанию понести наказание.
Молчание порождает вину. Мы не можем просто молчать.
— Харли... понимаю, что слова ничем не помогут...
— И не надо. Мы и так знаем, кто это сделал — я! Это я его убила!
— Харли, нет...
— Не надо! Не мешай мне! Я хочу в точности запомнить это чувство.
— Уж поверь мне, не забудешь.
— Харли, ты должна быть сильной. Мы обо всем позаботимся.
— Я должна была быть там!
— Тогда под простыней была бы ты.
— Я могла это предотвратить.
— Харли, это не твоя вина.
— Ты не можешь сделать все сама. Посмотри на меня, я со всем разберусь, чего бы мне это не стоило. Я все исправлю.
— Такое невозможно исправить...
Ностальгия — это прекрасно, но не поможет сбежать от настоящего.
Моя дочь умерла от передозировки. Она совершила самоубийство в девятнадцать лет. Сразу после нашей ссоры... Я хотел сказать ей, что она зря тратит свой потенциал, а сказал, что она зря живет... Я пытался заполнить пустоту, которая образовалась из-за тех слов. Я заключал сделки с плохими людьми, чтобы оградить от наркотиков школы и парки. И я думаю, что я... что, если бы кто-то другой делал то, что делаю я, еще раньше, может быть, сейчас она была бы жива...
Только самоубийцы пренебрегают предосторожностью.
Справедливость поначалу неспешная, потом ускоряется.
Для справедливости не бывает поздно.
— Это как непреодолимая сила, приближающаяся с каждым вздохом.
— Я хорошо знаю это чувство. Я с ним долго жила.
— Шталь?
— И Рэмзи. И другие, до них, кто пытался меня запугать, чтобы я совершила ошибку, ждали, когда я ослаблю бдительность. Иногда мне тоже хотелось убежать.
— Что тебя здесь держит?
— Я не позволю им победить.
— Что-то в тебе есть, детектив Сантос. Ты одна такая.
— Ты мог бы уйти. Что тебя держит? Ты сильнее, чем думаешь, Коул. Ты сделал выбор, когда дал мне зацепку в кафе «Санрайс». Ты искал справедливости для напарника и я хочу сделать все, как надо. Но одна я не справлюсь.
— Хорошо, если тебе все еще нужна моя помощь. Я дам показания.
— Они могут не пойти на сделку.
— Это уже не важно. От Джордана Рэмзи не существует иммунитета, но это не значит, что нужно позволить ему победить.
Порой жизнь зависит от правильно расставленных спасательных шлюпок.
— Почему он спас меня? Почему он сохранил мне жизнь!?
— Могу предположить, чтобы четыре месяца спустя, ты мучилась, думая о нем по ночам, сидя на полу в ванной.
— Я пытался тебя спасти, очень много раз. Каждое дело, каждую девчонку, что попадала в беду...
— Знаю.
— Наркотики на детских площадках, Харли, Кристина — это все ты.
— Нет, папа, это все ты.
— Я не могу тебя снова потерять.
— Ты никогда меня не потеряешь. Но тебе нужно найти себя.
— У тебя уже были подозрения, что у вас крыса, ты слишком хороший коп, чтобы прохлопать это.
— Комплимент — высшая степень отчаяния.
— Отче, я пока не могу исповедаться.
— Вы не можете принять милость божью?
— Нет, я собираюсь обидеть еще несколько душ.
Лейтенант, что обиднее: быть в цепях или знать из-за кого вы в них попали?
— Лучше ответьте на мои вопросы перед тем, как спрашивать то, что вам уже известно.
— Я не оракул.
— Нет, вы круче — разведка. Специальные допуски, секретные сети, международные связи.
— Это не делает нас бессмертными...
— Если не назовете имя организатора ограбления, значит, придется довольствоваться вами.
— Будешь одевать проституток, чтобы они выглядели как я? Тогда не завидую, у меня специфическая внешность.
Люди меня поражают. Я наблюдал за их поведением. И могу сказать, что почти все окружающие не имеют ни малейшего представления, что ими движет. И мне даже жаль этих скотов, они достигли дна, но так и не поняли сотен вещей, которые могли бы сделать иначе.
— Ты продал ей десять таблеток оксикадона. Она приняла девять и умерла. Но ты не знаешь, что, когда мой сын избивал тебя до полусмерти, он оказал тебе услугу — он спас твою жизнь. Ведь у тебя дома, тебя ждал я.
— Если вы знали, кто я, почему вы...
— Почему я до сих пор не убил тебя? Мой гнев — это мост, связывающий меня с дочерью. Если бы я убил тебя, мне бы пришлось ее наконец отпустить.
— Я просто пытаюсь остановить свои мысли, отключить мозг, чтобы он хоть немного отдохнул.
— За все время, что я тебя знаю, ты всегда держал его включенным.
— Раньше мне не приходилось оправдываться, как и терять всю свою жизнь. Я всего лишь хочу все исправить.
— Знаешь, когда до цели нет прямой дороги, ты всегда находишь другую. Это мне в тебе всегда нравилось.
— В этот раз я не оставил себе дорогу, по которой можно вернутся.
— Найди бульдозер и проложи.
Что бы нам не угрожало извне, что бы мы не испытывали — наша команда не должна разрушить себя изнутри!
— Мои люди говорят, его убил ты.
— Твои люди могут отсосать...
— Я разве не упомянул, что если мне не понравятся ответы, я сделаю тебе вторую операцию? А руки у меня растут из жопы.
Ничто так не сближает, как общая угроза.
Не смей больше приближаться к моей жене или ты будешь боятся открывать дверь, потому что я буду на пороге.