No proof for the false accusation
Tied to the stake, no hope of escape
I stand alone and embrace my fiery fate
But I won't scream, won't give them that satisfaction.
Нет доказательств этого ложного обвинения
Я привязан к столбу, нет надежды на спасение.
Я стою один, обнимая свою огненную судьбу,
Но я не буду кричать, я не подарю им такого удовольствия.
Когда на тебя кричат — нет желания совершенствоваться.
Как хочется кричать... Но тишина всегда будет громче.
Думаешь, на языке жестов нельзя кричать?
Я не ору на тебя, я ору рядом с тобой.
— Вы улыбаетесь, — сказал он, — И вы так спокойны? Почему вы не кричите?
— Я кричу, — возразил Гребер, — только вы не слышите.
Нет ничего удивительного в женских воплях, но когда визжит мужчина — а это случается нечасто, — кровь стынет в жилах.
Крики продолжаются. Это не люди, люди не могут так страшно кричать.
Кат говорит:
— Раненые лошади.
Я еще никогда не слыхал, чтобы лошади кричали, и мне что-то не верится. Это стонет сам многострадальный мир, в этих стонах слышатся все муки живой плоти, жгучая, ужасающая боль. Мы побледнели. Детеринг встает во весь рост:
— Изверги, живодеры! Да пристрелите же их!
<...>
... Мы смутно видим темный клубок — группу санитаров с носилками и еще какие-то черные большие движущиеся комья. Это раненые лошади. Но не все. Некоторые носятся еще дальше впереди, валятся на землю и снова мчатся галопом. У одной разорвано брюхо, из него длинным жгутом свисают кишки. Лошадь запутывается в них и падает, но снова встает на ноги. <...> Солдат бежит к лошади и приканчивает ее выстрелом. Медленно, покорно она опускается на землю. Мы отнимаем ладони от ушей. Крик умолк. Лишь один протяжный замирающий вздох еще дрожит в воздухе. Потом он снова подходит к нам. Он говорит взволнованно, его голос звучит почти торжественно:
— Самая величайшая подлость — это гнать на войну животных, вот что я вам скажу!
Ее слова прозвучали шепотом на ветру, но были криком сердца.
Кто орет громче всех, тот слабее всех.
Когда в сердцах кричишь «ненавижу», значит, внутри ещё громче кричишь «люблю».
Я знаете ли, не выношу шума, возни, насилий и всяких вещей в этом роде. В особенности ненавистен мне людской крик, будь то крик страдания, ярости или иной какой-нибудь крик.
Люди кричат, если им не хватает словарного запаса для того, чтобы сказать то, что нужно, шепотом.
То ли это ветерок мои губы колышет,
То ли это я кричу тебе, но ты меня не слышишь.
Когда хочешь кричать и нельзя — сойти с ума недолго.
Всегда легче кричать, чем слушать и понимать другого.
Их молчание — громкий крик.
Молчаливый молча осуществит то, о чем кричит крикливый.
Tsuyogatte bakari ja hontou no kao wasurechau kara
Tama ni chikara wo nuite dareka ni tayoru koto mo daiji desu
Kizutsuite, kizutsuite, kizutsuite, nakitai toki wa
Oozora ni mukatte oogoe de sakende mite
I don't want to forget to myself. I want to be as I am.
Всегда стараться напрочь забыть чье-то лицо.
Иногда важно быть слабым и положиться на других.
Ранит…
Когда ты хочешь плакать, столкнувшись с большим-большим небом и громко кричать,
Я не хочу забывать про себя. Я хочу быть, как я.
Уж лучше кричи, но не притворяйся равнодушным.
А накричишься до печали всем простакам, всем дуракам, возьми-ка штопор, выпьем чая и разбежимся по рукам.
От возмущенья покраснев,
Я еле сдерживаю крик,
Но гневом отвечать на гнев —
Это не выход, а тупик.
Нельзя жить в скорлупе, и нельзя вечно держать внутри боль, гнев, ярость. Говорят, лучшее средство выплеснуть это из себя — крик, правда, есть риск, что окружающие сочтут тебя за психа.
Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная
И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума.
И если государство вас послало, не лишним будет заверенный государством посыльной лист.
Они не кричат, не скандалят, они — действуют!
Деревню разбудил не рассвет – крик. Так кричит человек, сгорая заживо. Рвет глотку, выплескивая в мир боль, отчаяние, ужас. Вопль катится к горам, чтобы эхом отразиться от склонов, если повезет, родить лавину, как протест против мерзавки-судьбы – и смерть, вечная сестра милосердия, обрывает звук на высшей ноте.
— Они сильно кричали?
— Не то что б сильно, но иногда случалось. Но, честно говоря, молчание было хуже.
— Хуже криков? — спросила я.
— Намного. — Оуэн кивнул. — Когда ссорятся, ты хотя б понимаешь, что происходит, ну, или догадываешься. А вот когда молчат… Кто знает, что у них на уме? Тишина ведь иногда такая…
— Громкая, — закончила я за него.
У жителей Соломоновых островов, что в западной части Тихого океана, есть любопытный способ заготовки дров. Если дерево настолько большое, что топором его не срубить, туземцы валят его криком. <...> Согласно поверью, крики убивают дух дерева. Туземцы утверждают, что способ действует безотказно. <...> Мы — современные, цивилизованные, воспитанные люди — кричим на транспорт, на арбитров, на счета, на банки и — особенно на механизмы. Больше всего достается им и родственникам. Какой от этого толк — даже и не знаю. На механизмы и прочие предметы всё равно не действует. Пинки и то не всегда помогают. Что касается людей, то здесь туземцы с Соломоновых островов, возможно, в чём-то правы. Если кричать на живое существо, то действительно можно убить его дух. Говорят, слово не обух, в лоб не бьёт. Верно, не в лоб оно бьёт, а в самое сердце…
— На будущее, — Юр обнял за плечи и повел к ресторации, — когда тебя целовать пытаются, нужно орать, Дэя. Громко, требовательно и грозно.
— А что? — решила уточнить я.
— Мм-м, что орать? Орать нужно что-то вдохновенное.
— Например? — И кто мне скажет, почему я улыбаюсь.
— Например: «Пожри меня Бездна».
— А почему «меня»?
— Ну, — дроу усмехнулся, — потому что твой целователь как минимум такому повороту событий искренне удивится.
— А максимум?
— А как максимум передумает тебя чокнутую целовать, тебе же лучше, согласись.
— Спасибо тебе, Мирри Маз Дуур, за урок, который ты мне дала.
— Ты не услышишь моего крика.
— Услышу, но мне нужны не твои вопли, а твоя жизнь. Помнишь, что ты мне сказала когда-то: лишь смертью можно купить жизнь.
Нас труднее услышать, когда мы орём.
В ту дождливую ночь я открыл окно.
Почему? — думал он порой. Потому ли, что меня взволновало буйство природы или встревожило влечение к насилию — в этом дело? Я точно открыл окно и закричал. Я кричал так, будто изливал все жестокость внутри себя. Мне казалось, что иначе я рассыплюсь на кусочки. Я будто задыхался. Мне было страшно.
Поэтому я открыл окно?Нет.
Не в этом дело.
Ты позвал меня.
Я слышал, как твой голос зовет меня.
Я распахнул окно и протянул руки в поисках тебя.
Будешь смеяться? Давай. Можешь считать этом моими выдумками; мне все равно.
Но это правда.
Ты позвал меня, и я услышал. Я протянул руку, и ты ухватился за нее. Я открыл окно, чтобы встретиться с тобой.
Это наша правда, Нэдзуми.
— Я услышу, как ты кричишь?
— Ты оглохнешь.
— Любите искусство в себе, а не себя в искусстве, как говорил Станиславский!
— Говорил, но не кричал.
— Возможно!
Если я кричу громче, чем ты, значит, я прав?!
Крик крайне негативно влияет на отношения. Кажется, что так тебя лучше поймут, но эффект обычно прямо противоположный.
— Кричать необязательно.
— А как не кричать, если ты меня злишь?!
Да не ори ты как роженец, тут люди кругом работают.
— Ваш завтрак, милорд!
— Что вы кричите всегда, Бэрримор, что кричите, что здесь, глухие, что ли, сидят? Боже мой...