Спросили раз художника:
– Кого труднее всего нарисовать?
Ответил художник:
– Петуха труднее всего нарисовать.
– А кого легче всего нарисовать?
– Легче всего рисовать бога или привидение, – ответил художник.
Удивились люди:
– Как же так, петуха нарисовать трудно, а бога или привидение – легко?!
Сказал художник:
– Потому что петуха люди постоянно видят. Стоит художнику нарисовать его без гребешка или без хвоста, с рогами или на трех ногах – и все скажут, что художник не умеет рисовать. Но бога или привидение никто не видел и не увидит. И потому рисовать их легко и просто. Никто не скажет, что художник нарисовал не так.
Не стул нужно писать, а то, что чувствуешь, глядя на него.
— Я рисую футбольный стадион и шестьдесят тысяч болельщиков.
— Я насчитала десять.
— Проблемы с парковкой.
Я выбрал кино потому, что в нем можно совместить фотографию, рисунок, музыку — все, чем я занимался
— Так, Айгуль, ты нарисовала свою семью?
— Да. Вот это папа Ахдас, это мама Айгуль, это мама Хайвэ, это мама Айсинда, это мама Хэйлор, это мама Хэйлес, это мама Вайзэт, это мама Хайлингар, это мама Хайзо, это мама Вайзигэвахабытыдыщезасулайэфек, это Эмси Хаммер и это мама Вайзет.
— Здорово, Айгуль! А почему ты не нарисовала братиков и сестёр?
— У меня ручки болят!..
Я рисую то, что вижу во сне.
Живописец, бессмысленно срисовывающий, руководствуясь практикой и суждением глаза, подобен зеркалу, которое отражает все противопоставленные ему предметы, не обладая знанием их.
Зачем нужно искусство? Выражать сокровенные мысли и чувства. Если ты счастлив, ты не задумываясь берешь более яркие краски. А если плохо пообедал, на бумагу ложатся тусклые, унылые цвета.
— Я бы нарисовала каждый вид в этой долине, но мне не удаются пейзажи.
— Подождите немного, и скоро здесь нечего будет рисовать, мисс Беатрикс.
— Придёт же вам такое в голову.
— Я серьёзно. Крупные фермы разобьют на маленькие участки и продадут.
— Ну, что же, нельзя стоять на пути прогресса.
— И всё-таки я считаю, что красоту нужно беречь.
— Я знаю, что вы так считаете, и с вами нельзя не согласиться, Уилли.
Это идеальная копия реальности. Но цель картины — не воспроизвести реальность, а интерпретировать её, улучшить, показать её своими глазами.
Рисунок был неумелым, но назвать его бездарным можно только лишившись сердца и глаз. Именно в такой последовательности.
— Очаровательно, волшебно и так чудно выписано, я сражён наповал.
— Не следует ли обсудить нашу работу, мистер Уорн.
— Оторваться от ваших рисунков чрезвычайно трудно.
Они никому не позволял коснуться себя. По большей части предпочитал одиночество. Тревор думал, что если когда-нибудь он не сможет рисовать, он умрет. Эту возможность он всегда хранил запрятанной в уголке сознания: утешение веревки или бритвы, уверенность яда на полке, который только и ждет, чтобы его проглотили. Но, уходя, он никого не возьмет с собой.
— Да, я была у Зеркального пруда.
— Я бы тоже туда хотел сходить...
— Так сходите.
— А что, там хорошо рисовать?
— Скорее хорошо туда броситься.
Она вымоет кисть, подсушит лист…
На рисунке – россыпь из звёзд.
Отдохнула? Наплакалась? Соберись!
Не откладывай свой вопрос,
Раскопай, на ладонь положи печаль,
Её выслушай, рассмотри.
К другу старому на денёк поезжай,
Выспись крепко, себя встряхни.
Душу выбели, сердцу верни покой,
У природы выпроси сил,
Чтоб никто не смог заразить тоской,
О чём бы он ни спросил.
Я всегда любил рисовать. Когда я был ребенком, я рисовал пальцем по воздуху.
Рисование — метафора контроля. Я выбираю всё — холст, цвета... Будучи ребенком, я плохо понимал мир и свое в нем место, но рисование научило меня, что своих целей можно достигать обыкновенной силой воли. То же и в жизни: можно просто не давать никому встать у тебя на пути.
— Рисуйте, красьте, делайте, что хотите.
— Но что нам рисовать, сэр? На столе ничего нет.
— На этом столе? Этот стол слишком тесен, мой друг. Слишком тесен для вашего прекрасного воображения! Загляните в свои мысли, найдите прекрасную картину, достаньте оттуда образ. И выплесните его на бумагу!
Недавно один очень хороший парень, Ванька, задал мне вопрос, который поставил меня в тупик. Он спросил:
— Вы сказали, что рисунок позволяет нам общаться с собой, с той частью себя, о которой мы мало знаем. Как по-Вашему, если мы будем много рисовать и много узнавать о себе, то не станем ли мы со временем неинтересны себе? Ведь всё неизвестное станет известным. Мы станем сами для себя прочитанной книгой. Это будет скучно, Вы не находите?
Что бы вы ответили? Я в тот момент совершенно растерялась. Но потом сказала, что человек — такое удивительное создание, с таким глубоким внутренним ресурсом и с таким количеством неразгаданных тайн в душе, что вряд ли целой жизни хватит на то, чтобы разгадать все секреты собственного Я. Так что о том, чтобы стать самому себе не интересным после энной тысячи рисунков, можно не беспокоиться.
Картина, которую вы видели… Она крутилась в моей голове две-три недели, и, наконец, я увидела ее полностью. И готова была положить на холст. Тогда я заперлась в своей комнате на неделю. Я выныривала в мир, чтобы что-нибудь съесть и принять душ. И даже… Еда и дыхание не главное, когда я рисую.
Однажды ты найдёшь в шкафу свой портрет, написанный шариковой ручкой. Там у тебя будут кривые ноги, квадратная голова, косы размером с солнце, косоглазие и нос на щеке. Ты поцелуешь каракули и решишь, что оно того стоило.
Если бы я рисовала этот двор так, как подсказывало мне мое нутро, то изобразила бы шипы, рвущие плоть, цветы, забирающие солнечный свет у растений, меньше их по размерам, и холмы, окрашенные в красный цвет.
«Было время, когда все, чего я хотела — это достаточно денег, чтобы я и моя семья были сыты, а я могла проводить дни за рисованием. Вот и все, что мне было нужно. Больше ничего.»
Пауза. Затем он написал:
«А сейчас?»
«Сейчас», — ответила я, — «Я не знаю, чего хочу. Я больше не могу рисовать»
«Почему?»
«Потому что эта часть меня пуста».
Кто хочет
Честно
Рисовать -
Тот должен
Чем-то
Рисковать!
— Беатрикс, где ты была?
— Я не ребёнок, не обязана спрашивать у мамы позволения.
— Я сама полагала взять карету сегодня утром. Где ты была?
— Мы катались. С друзьями.
— У тебя нет друзей.
— Нет, есть, мама, на любом моём рисунке.
— Соглашусь, у тебя есть довольно неплохие рисунки, Беатрикс, но не стану как отец лукавить и называть их великим искусством. Когда, мой друг, меня начнут издавать, тогда мы и посмотрим.
— Дитя и рисование — это слишком. Трудно совместить.
— Он отберет у тебя фломастеры?
Отчего же красок столько в мире?
Думал ты когда-нибудь об этом?
Ну надо же, цвета подобраны с такой любовью, будто кто-то в них души не чаял.
— Это что, я?
— Зависит от того, нравится тебе или нет.
— Ну, это очень красиво.
— Тогда да, это ты.
— А если бы я сказала, что мне не понравилось?
— Ну, это все равно была бы ты, только я чувствовал бы себя идиотом.
— Поверить не могу, Стюарт подкатывает к Пенни.
— Надо срочно учиться рисовать!
Палка, палка, огуречик,
Вот и вышел человечек.
Вот и вышел, вот и вышел человечек.
А теперь добавим ножек —
Получился осьминожек!
Получился, получился осьминожек!
Есть только две вещи хуже чистого листа. Смерть и налоги.
— Очень неплохо! Потом нарисуешь меня?
— Я не рисую людей.
— Почему?
— Я их ненавижу... по большей части.
— Вот как? Я тоже ненавижу людей. Эй, давай перекусим.
Мой вклад в жизнь мира — моё умение рисовать. Я буду рисовать, сколько могу, для стольких людей, для скольких могу, так долго, как смогу.
Я рисовал крыс целых три года, а потом кто-то сказал мне: какая это талантливая анаграмма слова «искусство» (англ. rat и art). И мне пришлось притвориться, что я знал об этом всю жизнь.
Когда я попаду на небо, первый миллион лет я буду рисовать.