Война несёт лишь разрушение. Война не щадит никого — даже тех, кто выжил.
— Во время сражения мы живы, как никогда.
— А после — как никогда мертвы.
Война — это чудовище. Война — это дьявол. Она зарождается и растет, растет, растет... И нормальные люди тоже превращаются в чудовищ.
Люди врут, а больше всего они врут самим себе.
В мире всеобщего онемения и переизбытка информации способность чувствовать — очень редкий дар.
Человек способен мыслить. Толпа — нет.
Нельзя засыпать с обидой в сердце.
Быть у власти означает каждый день наживать новых врагов, причём из тех, кого больше всего любишь.
Ничто не изменится, пока ты сам это не изменишь.
Ты изменил меня. Ты сделал меня лучше. Но только затем, чтобы я наконец увидел, какой я плохой. Я этого не знал, пока мне было не с чем сравнивать. Я казался себе неплохим человеком.
Если ты скажешь правду, ты сможешь принять любое грядущее.
Хочется < ... > раствориться в пустоте. Как хорошо было бы сейчас просто исчезнуть.
Люди порой уходят, даже если идти больше некуда.
Надежда может толкать вперед, может заставить тебя жить дальше, но все же она очень опасна, ведь, когда она не оправдывается, это больно и страшно... Все равно что брать мир на слабо, но разве мир когда-либо позволял выигрывать споры?
Этот мир превратил меня из гордого и сильного человека неизвестно во что. Ты как-то сказал, что война превращает людей в чудовищ. Так вот: знание делает то же самое. Когда ты слишком хорошо знаешь своего ближнего, знаешь его слабости, жалкие мечты и чаяния, управлять им становится до смешного легко.
Ты — свой самый заклятый враг, и казнишь себя так жестоко, как я не могу и мечтать.
Истин — в чем-то совпадающих, переплетенных одна с другой — всегда было столько же, сколько и рассказчиков.
Многие истинные вещи похожи на обман. Королевства получают тех принцев, которых заслуживают. Дочери фермеров умирают без всякой причины, а ведьмы иногда заслуживают того, чтобы их спасали. В самом деле, такое случается очень часто. Ты будешь удивлен, насколько часто.
Молодость всего одна, но разве она не длится дольше, чем мы думаем? Намного дольше, чем мы можем выдержать.
Жизнь несправедлива < ... > Она бессмысленна, глупа и полна боли, страданий и людей, которые хотят сделать тебе плохо. Все, что ты полюбишь, обязательно отнимут, сломают или разрушат, а ты останешься один-одинешенек и будешь только сражаться и бежать, бежать, бежать, чтобы выжить. Нет в этой клятой жизни ничего хорошего. И не будет никогда.
— Я действительно изгой. Думала, вырасту — что-то изменится, но...
— Умные люди часто чувствуют себя изгоями, родная.
— Возможно. Только что за радость быть умным, если ты произносишь слова, а никто не понимает, что они означают?
Намерения ничего не значат. Лишь поступки имеют значение.
Ты пишешь свою жизнь не словами. Ты пишешь ее поступками. Не важно то, о чем ты думаешь. Важно только то, что ты делаешь.
Поступать правильно должно быть легко. А на деле выходит наоборот — как всегда.
— Это всего лишь дурацкие ягоды. У-у, как страшно! Ох, пожалуйста, пожалуйста, уберите от меня эти ягоды!
Чудовище с любопытством взглянуло на мальчика.
— Как странно, — пробормотало оно. — Твои слова говорят мне, что ты боишься ягод, а твои поступки говорят об обратном.
— Ты стар, как сама земля, и ты никогда не слышал о сарказме?
Истории ничего не объясняют. Они делают вид, но на самом деле только дают тебе отправную точку. У настоящей истории нет конца. Всегда будет что-нибудь после.
— Растения поистине удивительны, разве нет? — продолжала мама. — Мы так много делаем, чтобы их извести, а они потом нас спасают.
Кто я? Я — хребет, за который держатся горы! Я — слёзы, которыми плачут реки! Я — лёгкие, которыми дышит ветер! Я — волк, убивающий оленя, ястреб, убивающий мышь, паук, убивающий муху! Я — съеденные олень, мышь и муха! Я — змей этого мира, пожирающий свой хвост! Я — всё то, что не приручено, всё то, что невозможно приручить!
В жизни не всегда все кончается так хорошо, как в сказке.
Тяжесть в груди стала еще сильнее.
Тайна — вот что было самое замечательное у них с Гудмундом. Уединяясь, они скрывались в собственной отдельной вселенной с населением в два человека, замыкаясь друг в друге.
Сами себе мир.
Сами себе пространство.
И никто не имел права знать, ни родители, ни друзья, никто.
Не потому что это плохо, а потому что это ЕГО. Единственная в целом свете вещь, целиком и полностью принадлежащая ему.
Он взял ее за руку с нежностью, ранящей сильнее любых жестокостей какой бы то ни было драки:
— Ты борешься с ненавистью к самой себе, все это замечают, и ты очень стараешься, переключая ее лишь на тех людей, у которых, как ты надеешься, достаточно сил с этим справиться. Это я понимаю. Я сам такой же. Это тяжело, но можно перенести, если твоя любовь ко мне сильней, чем ненависть. Но однажды баланс уже сместился в другую сторону, и я не думаю, что это можно исправить. Ни в тебе, ни во мне.
Я знаю, понимаешь? Я знаю все, что ты хочешь мне сказать – так что и вслух произносить не обязательно.
— Потому что в моей голове жила такая неправильная мысль…
— Это всего лишь мысль, – сказал монстр, – одна из миллиона. А не дело.
Бумажные книги он любил с той же страстью, какую другие питают к лошадям, вину или прогрессивному року. К электронным книгам он так и не привык, ибо в них книга сокращалась до размеров компьютерного файла, а компьютерный файл — продукт для временного использования, и к тому же ни когда не принадлежит тебе одному.
Как это ни удивительно, во всем мире время шло своим чередом. Во всем мире, который не ждал, что будет дальше.
Изнутри меня поднимается вопль. Из моего голоса он выходит наружу, в мир — истошный вопль, в котором весь я. Все мои чувства и страхи, раны и боль, воспоминания и одиночество. Это мой вопль по самому себе. По своей слабости.
Страна получает такого правителя, какого заслуживает его народ. Невинные девушки гибнут во имя высокой цели, сами того не подозревая. Ведьмы иногда заслуживают спасения. В жизни подобное случается сплошь и рядом. Ты очень удивишься, если посмотришь по сторонам повнимательнее.
Когда удача не с тобой, она против тебя.
Не сдерживай свою злость, – сказала она. – И не давай никому ее сдерживать. Ни бабушке, ни папе, никому. И если тебе нужно ломать и крушить все вокруг – ради Бога, ломай и круши хорошенько и изо всех сил... И если однажды, ты обернешься назад и почувствуешь вину за то, что в тебе было столько злости, за то, что ты так сильно злился на меня, что даже говорить со мной не мог, вспомни, что это нормально.
В этом непонятном аду он совершенно и абсолютно один.
«И между прочим, — думает он, — ощущение не сказать чтобы незнакомое».