Тяжесть в груди стала еще сильнее.
Тайна — вот что было самое замечательное у них с Гудмундом. Уединяясь, они скрывались в собственной отдельной вселенной с населением в два человека, замыкаясь друг в друге.
Сами себе мир.
Сами себе пространство.
И никто не имел права знать, ни родители, ни друзья, никто.
Не потому что это плохо, а потому что это ЕГО. Единственная в целом свете вещь, целиком и полностью принадлежащая ему.
В этом непонятном аду он совершенно и абсолютно один.
«И между прочим, — думает он, — ощущение не сказать чтобы незнакомое».
Сет словно на дне колодца: солнце, жизнь, спасение где-то далеко-далеко, и даже если позвать на помощь — все равно никто не услышит.
Знакомое ощущение.
< ... > Он рыдает, уткнувшись лбом в бетонную дорожку.
По ощущениям похоже, будто снова тонешь: так же печет в груди, так же борешься с какой-то неодолимой силой, которая тянет тебя в пучину, и бороться с ней бесполезно, ее ничем не остановить, она поглощает тебя, и ты исчезаешь.
— Ручной труд дает душе покой, — рассеянно отозвался отец.
Сет слышал это уже много-много раз. < ... >
Однако, покой в душе, похоже, приносил не столько ручной труд, сколько антидепрессанты, на которых отец сидел.
Иногда полезно выяснить, что ошибаешься.
Гудмунд положил руку ему на плечо.
Сет вывернулся, хотя именно сейчас на самом деле отдал бы весь мир за это прикосновение.
Принципы — это ведь просто мнение. Она считает так, ты можешь по-другому.
Нет никаких ангелов-хранителей. Есть просто люди, которые тебя поддержат и помогут, и те, которым плевать.