Все мелодии спеты, стихи все написаны,
Жаль, что мы не умеем обмениваться мыслями.
Без нежности нет за земле любви,
Как нет и листвы без весенних почек.
Lorsque la sombre croix sur nous sera plantée,
La terre nous ayant tous deux ensevelis,
Ton corps refleurira dans la neige des lys
Et de ma chair naîtra la rose ensanglantée.
Et la divine Mort que tes vers ont chantée
En son vol noir chargé de silence et d’oublis,
Nous fera par le ciel, bercés d’un lent roulis,
Vers des astres nouveaux une route enchantée.
Когда земля навек расступится под нами
И вырастут кресты на месте скорбных слёз,
То лягу я под куст кровавокрасных роз,
И будешь ты покрыт лилейными цветами.
Дорогою до звёзд, в сжигающее пламя
К забвенью нас помчит, без платы за провоз,
Божественная Смерть. Не ты ли превознёс
Её, мой друг, почтив прекрасными стихами?— Кому читаешь-то? Кому, спрашиваю, читаешь?
— Никому. Себе.
— А чего же в голос?
— Так ведь стихи.
— Ты, говорят, стихи пишешь?..
— Пишу.
— Хорошие хоть?
— Хорошие. А зачем плохие-то писать?
Пускай в стихах моих найдется бессмыслица, зато уж прозы не найдётся.
Не требуя к самим себе вниманья,
Напоминать прохожим об одном –
Нет более великого призванья
Быть Божьей каплей на лугу земном...
Если я чешу в затылке -
Не беда!
В голове моей опилки,
Да, да, да.
Но хотя там и опилки,
Но кричалки и вопилки,
А также:
Шумелки, пыхтелки и сопелки -
Сочиняю я неплохо иногда.
Да!!!!
Приснился мне почти что ты
Какая редкая удача!
А я проснулась, горько плача,
Зовя тебя из темноты.
Но тот был выше и стройней
И даже, может быть, моложе
И тайны наших страшных дней
Не ведал. Что мне делать, Боже?
Что!... Это призрак приходил,
Как предсказала я полвека
Тому назад. Но человека
Ждала я до потери сил.
Позвони мне хотя бы сегодня,
Ведь ты все-таки где-нибудь есть,
А я стала безродных безродней
И не слышу крылатую весть.
— Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
— Мои стихи не печка, не море и не чума!
Боже! Мирно засыпая,
Душу я Тебе вручаю.
Если я умру во сне,
Забери её к Себе.
Напиши хоть пару строк, чтобы оправдать то, что ты с собой делаешь.
А знаешь, с тобой мне вспоминаются все стихи, которые когда-либо трогали меня..
Я сочинил стихи для девушки, она подписалась и подарила их другому...
Для одной женщины, которую ты полюбишь или наверняка полюбишь, страстный стих будет признанием, а для всех других — беззастенчивым рифмованным обманом.
Научись отпускать людей, —
Кто решил от тебя уйти,
Кто был в списке твоих друзей,
Кто тебе помогал в пути.
Кто любимым когда-то был,
Или даже остался им.
Кто так страстно тебя любил,
А теперь стал совсем чужим.
И, не значит, что он плохой,
Значит, просто закончен бал.
Просто так решено судьбой
В этой жизни кривых зеркал.
Отпусти, пусть уходит вдаль,
Даже, если тоска сильней.
Пусть отпустит тебя печаль, —
Научись отпускать людей...
Мы счастливые люди. У нас есть крыша над головой, на кухне еда, уютный свет монитора и доступ к интернету. Да, у каждого своя собственная боль, которую мы любим возвеличивать, доводя до ранга трагедии, но мы — счастливые люди. И мы пишем стихи. Стишки-мотыльки, неуклюжие создания с толстым брюшком опостылевших идей и недоразвитыми крыльями нового вдохновения, огромным числом облепившие стены храма сытой лиры. Мы не сражаемся за каждый глоток воздуха, жизни, земли и неба, пересохшей от боли глоткой сглатывая ком крика, нет, мы пьем чай, курим возле окна и рассуждаем о смысле бытия, цинично взвешиваем природу любви, лениво ковыряем теряющими чуткость пальцами аспекты своих слабеньких эмоций-мух, по привычке считая их слонами. Потому что своя рубашка всегда ближе к телу.
Все люди берегли мои стихи, никто — мою душу.
А на небе — звезды. Самые обычные звезды на самом обычном небе. И я не знаю и не хочу знать их имен. Я хочу просто смотреть, показывать на них пальцем, улыбаясь, и говорить тебе: «смотри, как красиво». Там сложность стремится к простоте. Там на заре выпадает роса и мы шлепаем по ней босиком, и я не читаю тебе стихов о любви и боли, жизни и смерти: я зову тебя купаться, потому что вода теплая и в ней отражаются сосны и облака. И если напрячь фантазию, то можно представить, что мы летим между ними. А вечером мы пьем чай. С сушками. И все тайны бытия, риторические вопросы, тягостные мысли и нерешенные дела молча ждут нас с той стороны двери.
Прошу вас об одном, прелестные особы:
Живите, радуйтесь! Своею красотой
Дарите нам мечты, спасайте нас от злобы;
Сверкайте ярче звезд ночных,
Цветите ярче роз душистых,
Будите вдохновение в артистах,
Внушайте нам стихи, — но не судите их!
Лучше будет, если взамен тысячи слов
Ты отыщешь одно, но такое, что вселяет Мир.
Лучше будет, если взамен тысячи стихов
Ты найдешь один, но такой, что покажет Красоту.
Лучше будет, если взамен тысячи песен
Ты найдешь одну, но такую, что дарует Радость.
Мир до невозможности запутан.
И когда дела мои плохи,
В самые тяжелые минуты
Я пишу веселые стихи.
Ты прочтешь и скажешь:
— Очень мило,
Жизнеутверждающе притом. —
И не будешь знать, как больно было
Улыбаться обожженным ртом.
Мы умеем играть в «молчанку»,
Чтоб казаться друг другу хуже.
Я леплю из себя «засранку»,
Типа: «Ты мне совсем не нужен…»
На твоих мыслях три печати,
Гриф «секретно» и семь паролей,
И ты явно не хочешь, кстати»,
Чтобы я была в главной роли.
Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.
Я не пишу стихов и не люблю их. Да и к чему слова, когда на небе звезды?
Вы были бы самым несчастным человеком в этой жизни, если бы не читали книги и стихи.
Давно уж нет мечтаний, сердцу милых.
Они прошли, как первый день весны.
Но позабыть я и теперь не в силах
Тем голосом навеянные сны!
Пусть говорят мне: время все излечит,
Пусть говорят: страдания забудь.
Но музыка давно забытой речи
Мне и сегодня разрывает грудь!
Стихотворение подобно человеку — у него есть лицо, ум и сердце. Если человек не дикарь и не глупец, его лицо всегда более или менее спокойно. Так же спокойно должно быть и лицо стихотворения. Умный читатель под покровом внешнего спокойствия отлично видит все игралище ума и сердца.
Дайте человеку прочитать несколько рифмованных строчек, и он возомнит себя владыкой вселенной.
Я так хочу стихи свои писать,
Чтоб каждой строчкой двигать жизнь вперёд.
Если вдруг от тебя отвернется
Человек, так любимый тобой!
И в глаза тебе засмеётся,
И махнет на тебя он рукой!
Не молчи! Не смей унижаться!
Закаляй своё сердце в борьбе!
И сумей в тот момент засмеяться,
Когда хочется плакать тебе...
Все печальные люди любят стихи, счастливым по душе песни.
Даже у посредственного стихотворения есть шанс стать гениальной песней.
Апельсинчики как мед,
В колокол Сент-Клемент бьет.
И звонит Сент-Марнин:
Отдавай мне фартинг!
И Олд-Бейли, ох, сердит.
Возвращай должок! — гудит.
Все верну с получки! — хнычет
Колокольный звон Шордитча.
Вот зажгу я пару свеч
Ты в постельку можешь лечь.
Вот возьму я острый меч
И головка твоя с плеч.
Мне удивительный вчера приснился сон:
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Лошадка тихо шла. Шуршало колесо.
И слезы капали. И вился русый локон...
И больше ничего мой сон не содержал...
Но потрясенный им, взволнованный глубоко,
Весь день я думаю, встревожено дрожа,
О странной девушке, не позабывшей Блока...
Я пью для того, чтобы писать стихи.
Я, по-моему, не написал ни одного стихотворения совершенно трезвым. Однако написал несколько хороших — или плохих — под молотом черного бодуна, когда не знал, что лучше — еще выпить или вены вскрыть.
Истина, плесни ка мне вина!
Ты же не рифмуешься, сказали..
Посидим с тобою на вокзале..
А потом пошлем сказавших на!
Истина, скажи, зачем любовь
Людям, что совсем в нее не верят?
Людям, что от чувства не болеют,
С каждым пострадавшим сердцем вновь?
Истина, чего молчишь, кивая?
Тоже никому не дорога?
Спиливать устала ты рога?
Что наставлены, тебя не понимая?
Истина, я тоже не нужна!
Ни ему, ни прочим оголтелым..
Встретила тебя, покинув тело,
И тобой навечно прощена.
Истина, вставай, пойдем отсюда.
И бутылку нашу забирай!
Мы с тобой откроем новый Рай
Вдалеке от обезумевшего люда.
Стихотворение начинается с восхищения и кончается мудростью.
— …Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван.