Это сердце. Человеческое сердце. Только оно умеет так грустить и радоваться.
Ошибочно предполагать, будто все люди обладают одинаковой способностью чувствовать.
Чувствительный человек — точно безоружный среди хорошо вооруженных.
Это я такой чувствительный или в комнате какая-то напряжённость?
... И он расплакался, куда там – разрыдался, повергнув меня в тихий ужас, пусть я и жалел его всем сердцем. Страшно, знаете ли, наблюдать, как человек, всегда державший себя в руках, полностью теряет контроль над собой. Я постоял у двери, потом подошел к нему и обнял за плечи. Он схватился за меня обеими руками, как утопающий за брошенный спасательный круг, и, по-прежнему рыдая, уткнулся мне в живот. Потом, совладав с нервами, Мурс извинился. Он не решался встретиться со мной взглядом, стыдясь, что позволил себе распуститься до такой степени. Не любят люди, когда их видят в таком состоянии. Могут даже возненавидеть того, кто стал невольным свидетелем открытого проявления чувств.
Миллионы людей решили избегать чувствительности. Они стали толстокожими, и только для того, чтобы защититься, чтобы никто не мог причинить им боль. Но цена очень велика. Никто не может причинить им боли, но никто не может и сделать их счастливыми.
Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются.
— Я ведь тебе не очень нравлюсь, да?
— ...
— Это хорошо, потому что мне нужно сказать тебе кое-что... Мне нужно рассказать это кому-то... А ты как робот, ты ничего не почувствуешь.
Кто слишком радуется ясному дню, тому и ненастье снести стократ тяжелее.
Я не могу надышаться запахом твоих волос,
Ты можешь остаться? Честный вопрос.
Первые поцелуи, на губах твоё имя,
Простые слова, но я гордился ими.
Так много всего вокруг, но с тобою иначе.
Мне не кажется, я чувствую, что ты для меня значишь...
Я фигурирую в собственной биографии лишь в качестве свидетеля и, так сказать, пострадавшего: всю жизнь я болею чудесами.
Радости и несчастья, которые мы испытываем, зависят не от размеров случившегося, а от нашей чувствительности.
Something I can’t define,
But your eyes tell the story.
When my love fills you up,
You'll never come down no you'll never come down...
Я не знаю, как это описать,
Но твои глаза о многом говорят.
Когда ты почувствуешь мою любовь к тебе,
Тебе не захочется спускаться с небес…
Одри было присуще чувство печали, которое, как я считаю, было вызвано её чувствительностью к окружающим её людям и ко всему миру.
Художники
живут с обнажённым сердцем,
чувствительной кожей
и открытой душой.
Весь мир с его сложностью
до гигагерца
Они ощущают и в гнев, и в покой.
Они видят всю красоту даже в мраке,
Наощупь готовы пройти этот путь,
Ведь сердце поможет справляться со страхом,
Так часто желающим нас обмануть.
В них сила и хрупкость слиты воедино.
Искусство — их слабость и громкая мощь.
Храните людей бесконечно ранимых:
Их так просто ударить — им так трудно помочь...
Я угощу их чувствительностью, но только свинцовой и крупного калибра.
Что-то я расчувствовался — со мной такое бывает.
Читающие люди очень впечатлительны и чувствительны.
— Анна, вы слишком чувствительны.
— А вы, в некоторые дни, слишком злы!
— А в некоторые я очень мила. Давайте думать о них.
Сентиментального хотелось. Чего-нибудь сентиментального. Какая-нибудь песня без слов сошла бы. Хотелось чтобы вновь вошли в моду папиросы север или длинные локоны, чтобы говорили я люблю вас и при этом заикались. Дуновение ветерка от дальнего смеха, гулких ночных шагов по тротуару, неясных предчувствий, любви. Или нет, не любви. Любовь слишком определенная. Казалось, витиеватость ваших замыслов, хмурые взоры и многозначительность улыбок, недосказанность многословности, где вы лжете. Нет, но я не могу выразить истину словами. Она здесь, рядом. Достоверна как желток в белке. Желток в белке. Она здесь, рядом. Достоверна как желток в белке.
— Никогда не видела Оскара таким эмоциональным.
— Что, мужчина не может выразить свои чувства? У нас есть сердца, разбитые или нет!
— Привет! Мы идем ужинать, хочешь с нами?
— Ну, я бы с радостью. Но я осознал, что стал слишком эмоционально ранимым. Поэтому я переустанавливаю свою жизнь как операционную систему, откатываясь к более стабильной версии 2003 года, за день до знакомства с Леонардом.
— Он отказался.
— Эм... Привет? Я — Жан.
— А я — Руби... Эй, это не тебя стошнило на корабле?
— Вообще-то, тошнота при перелётах — вполне обычное явление, хоть об этом и думают иначе!
— Да, прости, что «тошнотик» было первым, что мне пришло в голову.
— Да? А если бы я назвал тебя «подрывашкой»?
— Эй, это вышло случайно!
Я всегда хотела встречаться с чувствительным мужчиной. Ну, знаете, таким, чтобы плакал, когда я его ударю...
Лучшие и прекраснейшие вещи в мире нельзя увидеть, к ним нельзя даже прикоснуться. Их надо чувствовать сердцем.
Все мы чувствительны, когда выступаем в роли зрителей. Все мы бесчувственны, когда действуем.