Порох — изобретение сравнительно недавнее, а война, к несчастью, так же стара, как род человеческий.
Фантазия не знает границ, когда она опирается на веру.
Когда сердце борется с рассудком, рассудок редко бывает победителем.
(Когда сердце спорит с разумом, то последний редко оказывается победителем.)
— А ведь Вы, оказывается, человек с сердцем! — заметил генерал.
— Иногда, — просто ответил Филеас Фогг, — когда у меня есть время.
Я всегда делал добро там, где мог, но не отступал перед злом там, где мои противники этого заслуживали. Прощать обиды врагам вовсе не значит быть справедливым!
Научные теории полны ошибок, но их полезно совершать, потому что в конце концов они ведут к истине.
Игрок жалеет обычно не о проигрыше, а о крушении надежд на выигрыш.
Истина остаётся истиной для всех!
Почему блага, принадлежащие одним, недосягаемы для других? Если у бедняков и без того отняты многие житейские радости, то почему же их лишать возможности наслаждаться Гомером и Шекспиром?
Природа ничего не создает без цели.
Можно идти наперекор законам человеческим, но нельзя противиться законам природы.
Творческая сила природы всё же превышает разрушительные инстинкты человека.
В том, что природа творит чудеса, нет ничего удивительного, но увидеть своими глазами нечто чудесное, сверхъестественное и притом созданное человеческим гением, — тут есть над чем задуматься!
Он силён, ваш капитан. Но — тысяча чертей! — не сильнее же он природы! А там, где самой природой нам положен предел, волей-неволей надо остановиться.
— Надо щадить серием, — заметил Маноэль, — они неутомимые истребители змей.
— Тогда надо щадить и змей, потому что они пожирают вредных насекомых; и насекомых, потому что они уничтожают еще более вредных тлей! Если так, надо щадить всех и вся!
— Ты что, так любишь свиней?
— Я люблю свиные ножки. Будь у свиней ног не четыре, а восемь, я бы ещё больше их любил.
Как классифицируют рыб?… На съедобных и несъедобных!
Это невидимое покровительство одновременно и трогало, и раздражало инженера. Сознание собственной слабости перед лицом могущества этой таинственной силы было оскорбительно для этого гордого человека, тем более, что в великодушии их покровителя, отнимавшего у них какую бы то ни было возможность выразить свою благодарность, было нечто презрительное. Этот оттенок пренебрежения даже умалял в глазах инженера ценность самих благодеяний.
... успехи науки не должны обгонять совершенствования нравов. Надо идти путем постепенного развития, а не путем бурных переворотов. Словом, всему — свой срок!
Казалось, он в высшей степени обладал тем, что физиономисты называют «спокойствием в движении» — свойством, присущим людям, которые больше делают, чем говорят.
Дерзающим, а не просто смелым почти всегда улыбается судьба. Смелый может иной раз действовать необдуманно. Дерзающий сначала думает, а затем действует.
Удача, которая от нас ускользает, может прийти в последний миг.
Впрочем, грубым натурам не свойственно много размышлять. Невежество и корысть плохо сочетаются с богатым воображением. Невежды живут настоящим, мало заботясь о будущем. Безмятежность их существования может нарушить только неожиданное потрясение.
А доброта его даже превосходила щедрость, ведь если щедрость неизбежно имеет предел, то доброта безгранична.
Всеобщая тревога всё усиливалась, а с нею нарастало и раздражение; наконец некоторые практичные люди вспомнили, что здесь могли бы пригодиться средневековые пытки, например, «испанский сапог» палача, клещи и расплавленный свинец, которые развязывали язык самому упрямому молчальнику, а также кипящее масло, испытание водой, дыба и т. д.
Почему бы не воспользоваться этими средствами? Ведь в былые времена суд, не задумываясь, применял их в делах значительно менее важных, очень мало затрагивавших интересы народов.
Но надо всё-таки признаться, что эти средства, которые оправдывались нравами прежнего времени, не годится употреблять в век доброты и терпимости, в век столь гуманный, как наш XIX век, ознаменованный изобретением магазинных ружей, семимиллиметровых пуль с невероятной дальностью полёта, в век, который в международных отношениях допускает применение бомб, начинённых взрывчатыми веществами с окончанием на «ит».
— Я не допускаю, чтобы человек, наделенный волей, предался отчаянию, пока бьётся его сердце, пока он способен двигаться.
... это был почтенный практик, который излечивал своих больных от всех болезней, кроме той, от которой они умирали. Досадная странность, общая, впрочем, для врачей всех стран.
— Знаете, мне кажется, что нужно быть ребенком, чтобы так сильно любить своего отца!
— Но нужно вырасти, чтобы научиться уважать его, мой мальчик.
В детстве из всего извлекаешь уроки, и постепенно твои действия становятся не только сознательными, но и инстинктивными.
Человек весьма эгоистичное животное.
О, как счастлив тот, кто может жить и умереть в отечестве!
Тот, кто с детства знает, что труд — закон жизни, тот смолоду понял, что хлеб добывается только в поте лица, тот предназначен для больших дел, ибо в нужный день и час у него найдется воля и силы для свершения их.
Я и просил и сердился, но все было напрасно: я столкнулся с волей более твердой, чем гранит.
Этот злосчастный изобретатель стал жертвой собственного изобретения. Он был убит одним из тех страшных снарядов, которыми он намеревался уничтожить наш город.
Он пал жертвой невероятного тщеславия, ибо, одержимый идеей самовластия, хотел один управлять всем.
Следом за безработицей в город вошли нужда, отчаяние и пороки. Цехи пустели — народ повалил в кабаки; едва только еще одна труба переставала дымить на заводе, в селе по соседству открывался новый кабак.
Как все честные люди он был склонен не верить в зло. Он не допускал мысли, что человек может быть до такой степени извращен, чтобы у него без всякой причины, просто из какого-то самодурства, могло возникнуть желание разрушить целый город, который является культурной собственностью всего человечества.
Правильнее было бы сказать: «Катимся же!», ибо мы без всякого труда скользили вниз по наклонной плоскости. То был facilis descensus Averni* Вергилия!
С тех пор как существует мир, все великое и полезное, что происходит в нем, возникло по инициативе Германии. Ничего серьезного и решающего бз Германии произойти не может.
Можно с уверенностью сказать, что все полезное и хорошее, совершающееся в мире, происходит с участием германской расы.