Всем этим воспоминаниям очень много лет; как ни вглядывайся, кое-что расплывается.
Кто ничего не помнит, тому и тосковать не о чем.
Клянусь, я за всю жизнь так и не понял, что нужно делать, когда женщина плачет.
Что значат эти несколько секунд в сравнении с бесконечностью моего ожидания?
В половине случаев я и сам не знаю, почему действую так, а не иначе.
Труднее всего не сделать, а придумать.
Не один год Питер Мерфи лежит рядом с Мэри, а я — ноль внимания. Сейчас даже приревновал. Глупости, конечно.
Может, объяснишь, в чем дело? — спрашиваю, хотя, если честно, мне без разницы.
Что буду делать дальше — не знаю, но это не имеет значения. Будь что будет.
Хочу с ней поделиться своими мыслями, но не знаю, с чего начать.
Это, наверное, потому, что улыбаться мне здесь некому и улыбка на моей физиономии — как на корове седло.
Что-то я расчувствовался — со мной такое бывает.
Когда на меня давят, из меня с присвистом выходит воздух. Всю жизнь — как проколотая шина.