Фотография – это одноразовый облик.
Эта-то вот особенность искусства больше всего радовала военный люд, ребята уже знали, у какого фотографа получаются карточки красивше, к нему и очереди выстраивались. Молодые нарядные бойцы еще не ведали, что многим из них и суждено будет остаться в родном доме в самодельной рамочке, в альбоме ухажерки иль невесты единственной той предфронтовой фотографией. Забыв живой образ сына, брата иль жениха, его и вспоминать будут по карточке, называя красавцем ненаглядным.
Фотоснимок — как пойманное в ловушку мгновение.Негатив — будто воплощение мифа о застывшем в глазах жертвы отражении убийцы.
Только подставься, и навеки останешься на прямоугольнике полупрозрачной пленки. Останешься и, возможно, даже не будешь об этом подозревать.
Удовольствия – это все равно что фотографии. То, что мы воспринимаем в присутствии любимого существа, – это всего лишь негатив. Проявляем же мы его потом, у себя дома, когда обретаем внутреннюю темную комнату, куда для посторонних «вход воспрещен».
То, что я увидел в Ваших работах, впечатлило меня даже больше, чем я ожидал! Вы настоящий мастер своего дела. Эти фотографии демонстрируют не только Ваше умение видеть красоту в окружающих предметах и людях, но и Ваше отношение к ним. Когда я смотрю на эти снимки, мне кажется, что я могу прочитать Ваши мысли, словно они запечатлелись в кадре. Это удивительно! Я никогда не испытывал ничего подобного, а, поверьте, я много повидал на своем веку! – восхищенно проговорил мистер Мэдж.
Сначала он фотографировал исключительно уродов. Физически дефективных, 201 идиотов, просто некрасивых до омерзения, и поражался, как их много. А потом понял, что их гораздо больше, ведь в урода превратить можно почти каждого. Даже просто каждого, если повезет. Неловкий поворот шеи, раззявленный от смеха рот, ярость, исказившая лицо, гримаса, которая выдает человека на секунду с головой, как бы он ни кривлялся, что это он пошутил так, а вообще у него просто дружеский, веселый разговор.
Фотография — это правда, а кино — это правда 24 кадра в секунду.
— Теперь ты... За какую команду болеешь?
— Я?
— Да!
— За киевское «Динамо».
— Значит, улыбаешься так, как будто выиграла твоя любимая команда.
На лучших фотографиях отражаются человеческие чувства.
— А когда будешь щёлкать?
— Можно ведь и не щёлкать. Вдруг что-то спугнешь в этот миг? В душе. Иногда лучше не нарушать волшебство. Лучше дать… застыть.
— Прости, я так нервничаю, я никогда ничего подобного не делала.
— Не о чем волноваться, смотри, ты в Париже, в Тюильри, у тебя в руках шары, моросит летний дождь — ты просто должна быть счастлива.
— А почему я должна быть счастлива?
— Потому что я так сказал!
Я не знаю, по-моему, моим фотографиям не место в галерее. Я снимаю, чтобы продавать одежду, которую мало кто будет носить. По мне, это не искусство.
Фотографируй каждый шаг во время моего отсутствия.
— Я моргнула.
— Повезло. Я ослеп.
— Я раньше любил фотографировать...
— Почему перестал?
— Мне начали за это платить, и я перестал получать удовольствие...
Мы спорили о том, кто первый состарится. Решили сделать фото на склоне лет.
Значит вы и есть та самая жена полковника Джевдета! Вы красивее, чем на портрете... Я говорю о фотографии в комнате вашего мужа. Что вам кажется странным? Что он хранит вашу фотографию или то, что я делала я комнате вашего мужа?
— Ты сталкер!
— Я фотографирую школьную жизнь, ясно? Я всех преследую, это работа.
— И у каждого за окном ты стоишь и снимаешь их, когда они...
— Нет, ничего подобного.
— Какое облегчение! За первое преступление дают всего полгода тюрьмы, но за рецидив... Уже год.
— Это не преступление.
— Вторжение в личную жизнь, погугли. И в тюрьму не пустят с фотоаппаратом, так что придется тебе, не знаю, рисовать.
— Я не преступник.
— Преступник.
— Нет!
— И ублюдок.
— Я просто фотографирую!
— Ты её унизил!
— Я не хотел!
— Ты разрушил ей жизнь!
— Я её любил! Да, я её почти не знал, но я видел её. Большинство улыбаются на камеру, позируют, притворяются, в общем. Ты видишь не их самих, а их маску. А когда я наводил камеру на Ханну, она... Она была другой. Настоящей, и я её за это полюбил. По-настоящему. Да, я фотографировал её, но потому, что такие девушки не встречаются со школьными фотографами.
Фотография в книге не отдаёт вам должного, но они никогда этого не делают.
Но если человека уже нет, есть ли толк от фотографий?
— Я пробовал фотографировать, но это не для меня.
— Совсем?
— Нет... Слишком непредсказуемо. Не как с картинами, когда художник всем руководит, а не повинуется воле солнца.
— Но солнце — та же краска.
— Как это?
— Сначала ты чувствуешь, что это тебе мешает, но с опытом, учишься использовать это во благо. Чувствуешь, чего оно хочет.
Интересно, как люди каталогизируют свои жизни. 50 лет брака на стенах.
Сейчас я работаю над рекламой, хотя моя настоящая любовь — портреты, или как я их зову: «зеркало души». Любой портрет покажет, какой человек, но играя цветами, светом и тенью, я покажу, кто этот человек.
Прошли те времена, когда можно было сделать нескромное фото и не бояться, что оно будет гулять по сети до конца твоих дней.
Я убрала все фото мужа в ящик и заперла. Будто бы это что-то изменит... Я здесь, словно чертов смотритель маяка, живу совсем одна, поддерживаю очаг. Когда видят свет маяка, это ведь хорошо? Но к нему не приближаются...
Ты красивая женщина! А если тебе не нравятся твои фотки, всегда можно всё изменить — сделай стрижку, обнови гардероб, купи новые очки, получше, или вообще их выбрось, тогда на фотках ничего и не увидишь.
— Ты что, знаком с президентом?
— ... Если не веришь, тут я и Айк, как я его называл. [Достает и показывает Луи фотографию]
— А ты где, пап?
— Да ты что, совсем ослеп? Видишь вон ту руку, за спиной третьего слева, от того парня, который справа за его кейсом.
— Уф!... Ну что-за дичь пошла бестолковая! Я полдня за ней бегал, чтобы сфотографировать!
— Это ещё что! Ты за ним ещё пол дня бегать будешь!
— Это ещё зачем?
— А чтоб фотографию отдать!
Хм, мы все выглядим немного старше, я думаю. Странно — запечатлеть, типа, один момент и принимать его за, вроде как, официальную версию нас.
Я фотографирую. Себя, мир, всё. Возможно, это печально звучит, но мне нравится.
Я одержим идеей запечатления невинности в глазах перед тем, как она перерастет в страх. Это тонкая грань между черным, белым, серым.
Чем больше женщину фотографируют, тем сильнее она расцветает, краснеет и милеет, словно сочный, ярко-красный фрукт.
Целая вечность и одно мгновение сливаются на хорошей фотографии воедино.
— А можно я одну фотографию себе оставлю?
— Да, но зачем?
— Ну... это я при всех сказать не могу.
Фотографии — это свидетельство о том, что мы жили.
Фотографии паранормальных явлений всегда полны противоречий. Перво-наперво то, что призраками становятся только люди... Эм, в смысле, не могу поверить, что ими могут стать лишь сухопутные млекопитающие. Хотите сказать, что у микробов, вирусов и прочей мелкой шняги нет души? Наш организм убивает их тоннами. Не должны ли они превратиться в призраков и преследовать нас? Даже у микроба есть, по крайней мере, половинка души, так? Так почему же на фотках не видно призраков митохондрий?
Это самая завораживающая концовка из всех... Ни зрителей, ни публики между нами. Представление только для меня — прощание двоих... Я могу сделать только одно — запечатлеть прекрасную ночь на снимке.
Вы хотите знать, почему мне все время так хочется фотографировать? На самом деле, это мое увлечение началось не так давно. К тому моменту, когда я понял, сколько у меня лежит моих собственных фотографий с постным выражением лица, самые дорогие для меня люди уже умерли, и у меня не осталось ни одной их фотографии... И это душевное потрясение, которое я испытал, привело меня к увлечению фотографией.
Фотография не является отражением реальности. Она есть реальность этого отражения.
Ведь природа, обращенная к камере — это не та природа, что обращена к глазу; различие, прежде всего, в том, что место пространства, освоенного человеческим сознанием, занимает пространство, освоенное бессознательным.