— На войне нам для наших танков никогда воск не выдавали. Приходилось использовать ушную серу. К счастью, этого добра у нас всегда в семье хватало.
— Можно гордиться.
Знаешь, как завоевать женщину? Признать, что ты был неправ. Даже если ты прав.
— Я точно знаю, что тебе нужно.
— Куча пончиков?
— Нет. Бабушкин пирог!
— А как же его есть? Он каменный.
— Есть его нельзя, помрёшь. Подними его.
— А это что?
— Я называю это «потогонка Андерсена». В момент приведёт в форму. Тут тебе и штанга, тут тебе и тренажёр, а это — для работы над бицепсами. И раз уж нам обоим так нравится открывать холодильник, пусть уж от этого будет какая-нибудь польза. Ну, Луи, подними жрачку!
— Десерт!
— Я пока подниму что полегче: йогурт и чернослив!
— Легковес!
— Видишь две зоны защиты по краям поля? Представь себе, что это — пончики.
— А желе в них есть?
— Да всё есть! Вот почему все игроки хотят туда попасть. Но без ключа им туда не войти, а ключ — это мяч. Понял?
— Это и есть футбол?
— Это и есть футбол.
Кто это стащил мои сырные палочки? Эти дети хуже, чем наше правительство! Я живу под одной крышей с целой кучей налоговых инспекторов!
— Мам, можно задать тебе вопрос?
— Да, конечно.
— Вот у меня есть один друг, который кое-что сделал. А другой человек всё неправильно понял. Взял и запустил слухи на орбиту. А друг боится рассказать правду. Скажи, что ему делать?
— Луи, жизнь похожа на выпечку печенья.
— О-ох...
— Предположим, ты делаешь печенье с шоколадом. Смешиваешь все ингредиенты, но вдруг... в это тесто случайно попадает брюссельская капуста.
— Брюссельская?!
— Как известно, шоколадное печенье с брюссельской капустой может быть даже вкуснее, чем обычное. А надо ли говорить людям, что они едят не обычное шоколадное печенье? Тут всё дело упирается в твою ответственность.
Когда тебе восемь лет, задержать дыхание на неделю легче, чем скрывать в тайне, что у тебя есть новое животное.
— Хорошая новость: я наконец овладел этим приёмом прослушивания земли.
— А плохая новость?
— Сюда бегут табуном сто пятьдесят охотников...
Знаешь, я не удивлюсь, если мне предложат пост в ООН. Или воздвигнут памятник в центре города. И даже назовут в мою честь сэндвич. Так и вижу — Андерсэндвич, хе-хе! Это и значит увековечить.
— Папа, где твоё сердце?
— У Железного Дровосека!
Когда мне было пять лет, у меня уже был свой дом и три работы!
— Когда мы будем вешать гирлянды?
— Когда шла война, мы не вешали гирлянды...
— Что-что?
[Мама была переводчиком]
— Папа говорит, что в следующие воскресенье.
— Что? В этом году не будет гирлянд, надо экономить энергию!
— Чью, твою?
Что, с ума все сошли?... Им делать больше нечего?... У них что, нету телевизора или больных родственников, которым нужен уход?
— Пап! Она [елка] согнулась!
— Поставь у телевизора, никто не заметит. За такие деньги она у меня корни пустит!
— Бедная миссис Стилмен, она на Рождество осталась совсем одна!
— Счастливая.
Зачем ему животное? У него же есть братик! Что ему мало, что ли?
— Иногда не поздно сказать человеку о том, как ты к нему относишься.
— А вдруг он посмеётся?
— А вдруг нет?
— Хватит сидеть, Луи, лучше займись мужской работой!
— То есть поработать за тебя?
— Я все слышал...
— Андерсон! Бита должна остаться в руках, а лететь в поле должен мяч!!
— Какие тонкости...
— 3 круга!
Мы умнее вашей собаки!
Да я в такую погоду на фронте загорал!
Мне крайне неприятен этот лагерь, мне крайне неприятно то, что мои трусы висят на дереве, и мне крайне неприятно разговаривать с вами.
— Пап, а когда ты заканчиваешь?
— Вот когда у тебя ноги будто приросли к полу, а из спины будто вырвали позвоночник и твоя голова шумит будто оркестр.
— Тогда заканчиваешь?
— Нет, это значит работать ещё час.
— Меня не купишь! Он нами играет, дразнит, хочет чтобы мы подергались.
— Да, нет. Кто видел, как ты дергаешься, знает, что это не приятное зрелище.
— Пап, Джинни Харпер переезжает!
— Кто?
— Джинни уезжает в Детройт!
— Что ж, это большой штат, там делают много машин. А, зачем туда переезжать?
— У отца новая работа!
— Ых!
[И, вдруг, у папы загорелись глаза. Наконец-то, сейчас, он даст мне совет, прямо как по телику.]
— Луи, вот что надо сделать, мой мальчик. Послушай меня, узнай, отдал ли уже старик Харпер, кому-нибудь своё место для парковки, моё-то далеко. Если бы я смог занять его место, мне бы не пришлось по утрам далеко топать, я ведь всю войну прошагал... Я не жалуюсь, просто хочется поспать утром хотя бы десять минуток.
— Прости пап, я занят. Надо доесть кашу и потом хочу заняться Шекспиром.
— Разве Шекспир обеспечил тебе крышу над головой и пищу на столе? Разве Шекспир дает тебе деньги?!
— Но папа, мне надо дочитать Генриха IV.
— Здесь я король. Король Энди. И королю Энди Первому нужна твоя помощь.
— Покоя нет той голове, что на себе несет корону.
— Что это значит?
— Значит, не наезжай на своих детей, а то можешь остаться без королевства.
— Это мятеж! Кто тебя такому научил?! Ора!
— Сегодня у тебя видок посвежее.
— Я стал жаворонком!
— Серьезно? Я сообщу врагам, что теперь нас можно бомбить в любое время после рассвета.
Это хорошая штука, Луи... чтобы снимать ржавчину с Титаника!
— Если это очередной надоедливый комивояжор, я...
— И что ты сделаешь, Энди?
— ... любезно приглашу его в дом на десерт.
Мой папа — гений. Он может взять машину, которая почти не ездит, и сделать из нее машину, которая не ездит совсем.
Верно, мне нужно было симпровизировать. Будем откровенны: в импровизации нет ничего сложного. Просто лепишь все подряд.
— Да брось ты, парень в порядке.
— Откуда тебе знать? Ты же его все лето не видел.
— Представь себе, дорогая, я и Далай-ламу* все лето не видел, но знаю, что он тоже в порядке.
— Первое — Вы уходите, второе — я сам лечу Луи, третье — Вы уходите.
— Но это был первый пункт.
— Но Вы же всё ещё не ушли...
— Ты что, знаком с президентом?
— ... Если не веришь, тут я и Айк, как я его называл. [Достает и показывает Луи фотографию]
— А ты где, пап?
— Да ты что, совсем ослеп? Видишь вон ту руку, за спиной третьего слева, от того парня, который справа за его кейсом.
— Зайди ко мне во время обеда.
— Обеда? Это мой любимый урок.
По крайней мере, мы заняты более важными делами. Фасолью и… фасолью.
— Сколько весит?
— Хорошо, что спросил. Эта модель весит много. Я не знаю. Можешь лечь. Я тебя перееду, и сам мне скажешь.
— Пап, мне нужно выйти.
— Терпи! На войне мне приходилось терпеть по четверо суток...
.. Да ты что? Я только что провёл семнадцать часов подряд с твоей бабушкой! Что мне после этого плюшевый мишка?
— ... Передай «Аспирин», пожалуйста.
— А мне кто-нибудь передал бы патроны?!