Я не волшебник, я только учусь...
Без дерьма нет и волшебства.
— Как же их найти? Они могут быть где угодно!
— Верно. Но ведь магия, особенно тёмная магия... оставляет следы.
Дети сейчас так много знают, что очень рано перестают верить в фей...
Древний лес... Он есть почти в каждой старой сказке, легенде или вымышленной саге. Такой лес покрывал Средиземье, в нем горел нарнийский фонарь, в одном из его деревьев был навеки заточен великий Мерлин. Но все же корнями волшебные леса уходят в человека. Вся магия – оттуда. Из души.
Люди так легко забывают, что во всем есть душа, что все в мире равно. Что волшебство и тайна – часть ваших жизней, а не истории из книжек, забытых в детской, которые перечитывают только ради бегства от жизни.
Для людей, которые в душе не перестали быть детьми и сохранили удивительный дар верить в чудеса, Новый год — это всегда что-то особенное. Время радости, оптимистичных планов, надежд, долгих весёлых каникул… и немножко волшебства, которое они сами создают себе и другим, стараясь, чтобы для всех близких праздник стал ярким и запоминающимся!
Каждый, кто обнимает, – немного волшебник.
– А драконы существуют? – шепотом спросила девочка.
– Конечно! Они определенно водятся в книгах на верхней полке. Но ты не бойся: если в душе ты настоящая принцесса, никакое чудовище тебе не навредит…
Он даже начал терять форму и уже едва ли был похож на кролика, и только для Мальчика он оставался тем же. Для него он всегда был красивым, и ничего другое для маленького Кролика не имело значения. Ему было все равно, как он выглядит для других людей, потому что волшебство детской сделало его Настоящим, а когда ты Настоящий, внешний вид не играет роли.
— Волшебный кулак!
— Кхе... кхе... Это пинок.
— Именно это и делает его волшебным.
... современные злые волшебники с успехом используют деньги вместо заклинания.
Ты уже взрослый, я знаю. Но никогда не переставай верить, ладно? Жизнь полна волшебства. Закрой глаза, и ты почувствуешь его вокруг себя.
Волшебство есть, если ты в него веришь.
Я пью из одуванчиков вино.
В раю теперь зима.
Пролью сквозь сердце лета волшебство.
Сойду с ума...
Есть волшебство, которому обучаются по книге, с трудом запоминая заклинание за заклинанием. А есть другое, которое идет из глубины сердца. Из глубины любящего сердца, когда оно печалится о дорогом человеке.
Книги — это невероятное волшебство, которое можно носить с собой.
Волшебство приходит из книг.
Современному читателю требуется, чтобы волшебство творилось в соответствии с законами физики. Им хочется, чтобы волшебство работало логично, им нужны причины и следствия, им нужен принцип сохранения материи и энергии... Они не хотят, чтобы волшебство творилось как по волшебству...
В детстве я считала, что книга — это растение из чудесного края, ведь у нее есть листы и корешок. Толстый корешок и много листов — дерево. Тонкая книжка без картинок — трава, а с картинками — цветок. И перед сном я часто думала: что за волшебник выкапывает все книги и приносит нам?
Твоя мать поддержала меня, когда все от меня отвернулись. Она была не только одаренной волшебницей, но и невероятно доброй женщиной.
Некоторые люди говорят, что не осталось в мире красоты и волшебства. Тогда как вы объясните то, что весь мир в одну ночь празднует Новый год.
Мелодия – это как увидеть кого-то в первый раз, физическое влечение, секс… Но потом, когда ты узнаешь человека, нужны слова, их история, всё, чем они живут, и только вместе они способны творить волшебство.
Любовь — это волшебство... Когда ты любишь свой дом, свою семью, своих друзей, то ты можешь найти дорогу к ним, несмотря ни на что...
Не нужно быть волшебником, чтобы творить добрые дела.
Магию можно использовать во имя добра.
… доброе сердце сильнее любой волшебной палочки.
— Я видел вас, мою волшебницу, во сне… и душа моя танцевала козликом.
С последним подсчитанным голосом все волшебники превращаются в обыкновенных политиков.
— А что, если убивать его пошлют волшебника?
— А вот на это я отвечу, — ухмыльнулся Десмонд, извлекая свой длинный меч, — что волшебники умирают, как и все остальные люди, если у них отрубить голову.
Волшебство, избавленное от необходимости врать про то, что чудеса бывают, называют искусством.
Я в детстве тоже хотела иметь волшебную палочку, чтобы сразу стать старенькой, как моя бабушка, получать пенсию и ничего не делать. Хорошо, что у меня не было волшебной палочки.
А ведь ни за одной, из когда-либо раскрытых тайн, никакого волшебства не оказалось.
Жизнь — это что-то таинственное, как и сон, сказка, волшебство, и мы совершенно не знаем, кто мы такие и что с нами вообще происходит. Магия пропитывает всё, и тайнам нет ни начала, ни конца, тайна прямо сейчас смотрит твоими глазами на этот мир. Просто кто-то настолько ко всему привык, что не задумывается над этим, или не хочет, или не может. Однако тайна от этого не перестаёт быть тайной, а магия — магией.
Чем хороша сказка? Она не набор слов. Она — то, что внутри нас, и делает нас людьми. И пока в неё верят, в мире всегда будет место волшебству.
Да, благодаря этому чудесному спасению в подвале, я заново научился волшебству. Я продолжал слушать мамины истории на ночь, но уже заказывал сны себе сам, проживая в них другую реальность. И когда сказка прорывалась из сна в мой день, я уже умел многое. Например, собирал золотую пыльцу с осенних кленовых листьев и переплавлял ее в золото. Все новые монетки я старательно начищал пастой ГОИ и любовался отблесками фантазии, превратившей обычные копеечные медяки в золотые дублоны, сложенные в пиратский сундук. Тысяча чертей и бочонок рома! Мне было весело, когда сундук — пустой коробочек от спичек, — наполнялся монетами. О, какая это была радость! Приходил черед новой сказки, окрашенной в золотисто-рыжие тона. Осень была в любое время года, потому что все золотое было неразменным богатством внутри меня. И это богатство никто не мог отнять — так же, как невозможно отнять у ребенка мечты или у взрослого желание быть счастливым. В любом возрасте можно быть волшебником. Взрослому для этого нужно хотя бы на время превратиться в ребенка, а ребенку — не пускать в себя «взрослые» страхи. Взрослые часто бояться освобождения от тревог, порожденных житейской суетой. Эти тревоги сдавливают бесконечную душу, загоняют ее в клетку — пусть даже из чистого золота, — заставляют страдать, но постепенно душа привыкает к неволе, как птичка к своей клетке. Привыкает к клетке и душа. И когда ее выпускают на волю, она боится сделать первый шаг. Свобода ей кажется клеткой, а тюремная клеть свободой. Взрослому труднее стать волшебником. Почти невозможно. Только в очищенное сердце может явиться этот дар.
Леди Кинсли хотела было обернуться, чтобы еще раз из-за пальм посмотреть на гавань и бухту Рио-де-Жанейро, но вдруг у нее появилось странное чувство, будто бы то, что оказывалось в поле ее зрения, выпадало из времени, становилось волшебным, заколдованным, превратившимся в бесконечность и неподвижность. Город был скован белым молчанием, на пляже беззвучно лежала волна прибоя, как небрежно брошенный у края моря кусок кружева, резные листья пальм, большие и молчаливые, словно врастали в жаркий полдень.
— Очень славный мальчик. Но все-таки учитывай, он немного недотепа!
— О да, — с удовольствием ответил маг. — Я вижу. Из таких получаются самые лучшие волшебники.
В науке есть волшебство, в каждой пластиковой баночке транквилизатора есть яблоко для моей спящей красавицы.
Всё возможно. Что в одно время волшебство, в другое — наука.