Главное — успеть зажечь свой огонь радости,
У нас одна минута от юности до старости!
И счастье робкое уйдет в чужие края,
Пока больше остальных будешь ценить себя.
И только музыка моя мне протягивает руку.
Под тихий шепот врага «Давай сдавайся»,
Кровь говорит: «Не смей, обороняйся».
Всем для кого я мечта, я обещаю сбыться.
Мне важнее не работа, а радость во время работы.
После нашей смерти, в наших детях – наша победа,
Их руками мы прикоснемся к неизведанному.
Тот счастлив, кто, стоя на развилке, лишь отдыхает заранее, зная, куда идти.
Ты тешишь своё я, вышвырнешь и манишь пальцем,
А он уснул без тебя и больше не просыпается.
Чувствую огонь сквозь бетонные пласты;
Тем, кто жизнью горел, после смерти не остыть!
Надежда моя внутри пошла язвами.
Лезут под ребра слева руками грязными.
Че, принял пивасика? Якобы язык смочил?
Выросли крылья и типа ты уже пожил?
Надо еще два с половою, да этого мало,
Ща догонимся нах*й и полетят ****ла!
А пока папиросочка и серьезные брови,
Расскажи свою повесть, как ты хапнул горя!
Тебе без б все вокруг пожимают лапу,
А местная шпана станет величать «папой».
Обкидался, пречисляй кликухи,
Попонтуйся, в натуре, ты для братухи.
Говорит глупости, зато голос грозный
И ты не забывай главное, что все серьезно.
А я понять не могу, к чему твоя показуха —
Когда тебя мы подняли, ты завизжал как шлюха!
Забейся в угол, жди очередного повода,
Но не забывай о силе сибирского холода!
Хочу чтобы каждую ночь ты до рассвета не мог встать,
Видел над собой его почерневшую мать,
Как она кричит, мечется от угла до двери:
«Я не хочу больше жить, лучше меня забери!»
Чтобы ты слышал его голос у себя в голове,
Чтобы он спрашивал, а ты держал ответ.
«Как оно новое утро, как там дела у ребят,
Блин, как же я хотел быть похожим на тебя.
Ты либо проиграешь, либо станешь выше на уровень.
«Все дороги к лучшему» на краске высечено,
Тут две пары глаз в темноте горели ярче, чем тысячи.
Делали открытия, забыв про холод жуткий,
Бегущие к мечте и не спавшие сутками.
Мы уйдём гордо, со смертью не поспорим,
Оставив на Земле чистую свою историю,
Писанную на листе в горячем бою,
Чтобы ты пришёл, прочёл и написал свою!
На рубеже веков еще со смертью поспорим,
Возьмемся за руки и впишем легенду в историю!
Зачем ты жил, если уйдешь, ничего не оставив?
Вся планета в подсказках, природа предусмотрела,
Бегу по стрелкам, что мы нарисовали мелом.
А что, если я пережил бы всех кого знаю, кого так люблю?
И меня бы держала Земля на себе, нестареющим попросту?
В человеческом сроке увидел бы самый надежный уют
И молил бы, чтоб мне подарили эту волшебную магию возраста.
На пару дней в году рай становится тесным,
Реальность — до тошноты бессмысленной и пресной.
И вы, как всегда, столкнувшись с неизвестным,
Все списываете на погоду и стрессы.
Солнце напишет на окне «Проснись и соверши чудо»
Отдай всего себя делу до полной кровопотери.
Слушаем сердце внутренний индикатор пищит.
Даже в пустыне есть источники — только ищи!
Сколько таких, как ты, хотели ворваться,
Чтобы остановить навеки процесс их кастрации.
Сколько сил потрачено, оно многого стоило,
Но свобода не нужна полюбившим стойло.
Только в опасности, дыханье хищников услышав,
Мы смогли им противостоять в борьбе и тем стать выше.
Мы истратились в наше дело, значит, мы живы в нем.
Бетонные фигуры, сети дорожных развязок,
Города-созвездия освещают планету пустую.
И лишь большие дела сверху заметны глазу,
Без больших дел нас будто бы не существует.
Давай не будем о грустном, давай помолчим.
Ну чё, Отец? Давай налью, да ещё хлопнем?
С душой споём нашей России гимн.
Знаешь, только мне как-то неловко
Перед тобой, батяня, ведь я слова забыл.
А может, ты на самом деле мне добра желаешь?
Да только я не верю тебе, устал от кары.
Вот ты глава, красава, ситуацию-то знаешь,
Навёл чуток порядок, но правосознание старое.
Вместо свободы — тоталитарный нрав,
Признаю обязанность, увы, но не имею прав.
Рядом с этим, по сути, ценным понятием,
Есть слово нигилизм. Так сложно убрать его.
70 лет я был врагом своим, испачкан кровью,
Репрессирован, крылья свободы сломаны.
Молчу, втихую плачу, потом прощаю,
Я безволен, как раб. Я силён, как Бог!
И кто посмеет посягнуть на жизнь мою — того не станет,
Я и есть тот великий русский народ!
Если пульса не будет, значит из игры вышел,
Значит я открыл глаза там, на уровень выше.
По *** абсолютно — хата моя с краю,
Кого и на каком районе у вас убивают,
А за свою жопу пикуй, чтоб была согрета.
Дворовый лай не слыхать за стеклопакетом.
Твой ***зм к Родине тебе на беду.
Битва тысячи, тысячи лет подряд
В самой душе, пули туда не долетят.
Столько же глаз вокруг светятся, ждут примера.
Выживи, стань самым лучшим, первым!
Жизнь обводит в истории даты,
Катастрофами в черные кольца.
Не для поиска виноватых,
А для размаха крыла добровольцев.
Презирая тонущих, я проносился мимо.
Значит, за бортом однажды увижу самых любимых.
Все деньги мира не нужны, встанут на краю,
Если не следует родной улыбки в ответ на твою.
Они хотели бы нас обобрать, но никак одного не учтут -
Никакие суды и законы у нас не отсудят любовь и мечту!
Они хотели бы нас запугать, сломить и окутать отчаянием,
Но любое отчаяние лишь укрепляет сердечную мышцу ночами!
Промах синего врача флоры или фауны,
Мой сын болен синдромом Дауна.
Так ждал, сам вынашивал, будто сокровище наше,
Бьет со спины судьба, меня никто никто не спрашивал -
Буду ли я доволен или рыдать навзрыд,
Отцовская гордость или бесконечный стыд.
Кипит молодежь сочная, ближе к июню,
Я ему платком подтираю пенистые слюни.
И не заставят меня не мечтать о внуке,
Искать повод на себя накладывать сильные руки.
Глупости — слезы лить на кучу сердец,
Кто останется с ним, кроме как его отец.
Ночью приступ с кровью, мутная картина,
Господа неистово благодарю за сына,
Больше жизни люблю, грязь нам летит вдогонку,
за руку его держу, идем потихоньку.
И как думать о будущем мне, сражаясь с метелью,
Растягивая свои 120 рублей на неделю.
Пальцами напишем «Хэппи-энд» на пыльном экране,
Небеса откроют ворота и нас с тобою не станет.