Однажды ученик спросил:
— Учитель, часто бывает так, что я прихожу куда-то, хочу встретиться с тем, кто мог бы стать новым клиентом, а его секретарь не пускает меня и даже не говорит ему о том, что я пришел. Научи, как прорваться через секретаря?»
— Прорваться? — улыбнулся Учитель. — Хорошее слово...
Он повел учеников за собой в большой зал, расставил половину из них в цепь поперек зала и велел взяться за руки. Остальным он дал задание: попасть на другую половину зала. Некоторые попытались разорвать преграду силой, но им противостояли не менее сильные партнеры. Порой даже завязывалась небольшая потасовка, и никому из тех, кто применил силу, попасть на другую сторону зала не удалось. Другие подходили, вскрикивали, сделав вдруг испуганное лицо, глядя за спину «противнику». Некоторым из них удалось проскочить, пользуясь испугом партнера. Третьи подходили и начинали щекотать руками «преграду». Так им удавалось преодолеть её. Четвертые не применяли ни силу, ни хитрость, ни щекотку, они долго стояли и что-то говорили тем, кто их не пускал. В конце концов, часть из них тоже прошла на другую половину зала. Когда все, так или иначе, попробовали свои силы, Учитель хлопнул в ладоши и велел им идти по домам и думать над тем, чем они занимались, а назавтра собраться в этом же зале. На другой день Учитель велел им поступить в точности так же, как и вчера. И снова те, которые пытались прорвать цепь силой, ничего не добились. Тем, кто обманул в прошлый раз, сегодня никто уже не верил, и они также остались ни с чем. Когда те, кто вчера щекотал своих соперников, только приблизились к ним, они, вспомнив щекотку и заранее вздрагивая, ослабили хватку и легко пропустили их. Те же, кому вчера удалось уговорить пропустить их, справились с задачей на этот раз еще быстрее.
— Вы видели сами, — сказал Учитель. — Силой ничего не добьешься, обманом добьешься, но только однажды, а действие смеха и убеждения лишь усиливаются со временем.
Forbear to judge, for we are sinners all.
Грехи других судить вы так усердно рвётесь,
начните со своих и до чужих не доберётесь.В вопросах веры все совсем не так, как скажут верующие.
Скользкая дорожка это не действие, а убеждение. То как ты всё воспринимаешь.
Если не можете убедить — сбейте с толку.
Её буквально распирало от желания рассказать об этом во всех подробностях, чтобы, напугав других, самой избавиться от страха. Хотелось описать свою храбрость и тем убедить самое себя, что она и в самом деле была храброй.
Все, что происходит в жизни, есть материализация чьих-то мыслей, я уверен. Они необязательно материализуются буквально, но так или иначе это происходит. Мне многие на это возражают: «Ну вот, я думал, что выиграю в лотерею, но не выиграл. Почему?». А потому, что ты на самом деле и не надеялся, что выиграешь. В моей жизни произошла масса событий только потому, что я еще в детстве убедил себя, что они произойдут. Я промыл себе мозги. Я промыл мозги мировому разуму. Я просто сообщил ему, что то-то и то-то должно случиться. Как Мухаммед Али, который в двадцать лет сказал, что станет величайшим боксером. Он не мог этого знать тогда, он не был пророком, но он определил будущее своей волей.
Убеждают не слова, не риторические формы, не то, как сказано. Убеждает правда, которую осознаешь ты сам. И не важно, кто принес эту правду. Вычитал ли ты её в книге или услышал от случайного человека на улице. Важно, что она всегда будет принесена.
Человек часто добивается невозможного именно потому, что он не знает, что это невозможно. В американском характере есть, по-моему, одна совершенно уникальная черта — убеждение, что все возможно.
В который раз убеждаюсь, народные мудрости частенько врут: если уж сила есть, то ума нужно раза в три больше, чем слабому.
По сути дела я никогда не расставалась с убеждением, что жить — значит принадлежать. Принадлежать семье, принадлежать мужчине.
Побеждать — глупейшее занятие. Не победить, а убедить — вот что достойно славы.
Когда разум и твёрдая убеждённость встречаются в доме уединения и приглашают мышление, между ними начинается тайная беседа.
Пусть каждый старается думать и говорить разумно, но откажется от попыток убедить других в непогрешимости своих вкусов и чувств: это слишком трудная затея.
Когда тебя начинают убеждать в чем-то, что воспринимаешь как само собой разумеющееся, как земное притяжение или воздух, всегда появляются сомнения.
Тем, кто побеждает, не нужно себя в этом убеждать.
Обмен мнениями полезен только тогда, когда можешь переубедить себя, а не другого. С этой точки зрения Довлатов был худшим из всех возможных собеседников. Он и сам не рассуждал, и другим не давал: при нем всякая концепция стыла на губах, как бараний жир.
Сколько времени нужно умному говорить, пока поверят, что он — умен! Глупому же стоит только молчать, и все считают его умным.
Быть может, дав полное выражение страсти, я исчерпал и самою страсть? Ведь духовные силы, как и силы физические, не беспредельны. Быть может, пытаясь убедить другого, каким-то образом жертвуешь собственной способностью верить? Быть может, наконец, я просто устал от всего этого, и, когда угас душевный порыв, в свои права вступил бесстрастный рассудок?
На психологически слабых людей нужно воздействовать убеждением.
Сильные люди просто впитывают целое, и это делает их богаче. Сильные люди просто никогда ничего не отвергают.
Отвержение идет от слабости — ты боишься. Сильным людям хочется впитывать все, что дает жизнь. Религиозное, нерелигиозное, моральное, аморальное, божественное, дьявольское — не имеет значения; сильный человек впитывает все. И он становится от этого богаче. Он обладает совершенно другой глубиной, которой не может быть у обычных религиозных людей; они бедны и мелки.
Посмотрите на обычных религиозных людей, которые ходят в храм, мечеть или церковь. Вы всегда найдете очень, очень мелких людей, в которых нет никакой глубины. Отвергнув какие-то части себя, они стали калеками. В определенном смысле, они парализованные
— Скажите, что вам нужно?!
— Думаешь, это можно объяснить? Для этого нет слов. Ты должна убедить меня, что ты живёшь на сцене, что она только твоя и ты никогда и никому её не отдашь. Так и никак иначе.
С таким талантом убеждения вы и эскимосу сумеете лед продать.
В 1787 году неподалеку от Мулена на постоялом дворе умирал старик, друг Дидро, воспитанный на сочинениях философов. Окрестные священники выбились из сил: старик не желал принять соборование — он был пантеистом. Проезжавший мимо маркиз де Рольбон, который не верил ни в Бога, ни в черта, побился об заклад с муленским кюре, что ему не понадобится и двух часов, чтобы вернуть больного в лоно христианской церкви. Кюре принял пари и проиграл: больной, за которого маркиз взялся в три часа ночи, в пять утра исповедался и в семь утра умер. «Неужели вы так сильны в диспуте? — спросил кюре. — Вы заткнули за пояс всех нас!» — «А я вовсе не затевал диспута, — ответил маркиз. — Я просто запугал его адом».
Так легко убедить других. Так трудно убедить себя.
Когда мне было шесть лет, взрослые убедили меня, что художник из меня не выйдет, и я ничего не научился рисовать, кроме удавов — снаружи и изнутри.
Никогда не принимай «нет» в качестве ответа.
Полную уверенность может дать только полное невежество.
Когда не помнишь, как тебя научили читать книги, то в четыре года думаешь, что всегда читал.
Надежда не есть убеждение, что всё будет хорошо, но уверенность, что всё имеет смысл ― независимо от исхода. (Вацлав Гавел)
— Господа, пожалуйста, съешьте порции и сделайте такие же для тех, кто внизу... Господа... пожалуйста... Прошу вас! Пора начать меня слушать, потому что под нашими ногами умирают люди!
— Так, сволочи, делайте что говорит дама или я буду срать на вашу еду каждый день! Я размешаю дерьмо так, что ни кусочка живого не останется, слышите меня?! Будете жрать дерьмо каждый день и скажите то же самое ублюдкам под вами! Поняли меня?!
— Кажется сработало...
— Очевидно.
— Но я такого не ожидала, думала я справлюсь.
— Они убеждены.
— Дерьмом?
— Гораздо эффективнее спонтанной солидарности.
— Давай попробуем убедить людей наверху.
— Люди наверху меня не послушают.
— Почему?
— Я не могу срать наверх.
Логическим путём можно убедить только тех, кто сам руководствуется логикой.
И в этот раз мне удалось выдать сон за явь. Я убедил себя, что он не умер.
Удивительные вещи можно вбить человеку в голову, если колотить по ней с малолетства.
Немного успокоившись, Загляда убеждала себя, что Тормод жив, только ранен, и это удавалось ей легко. Мысль о его гибели была слишком страшной, душа и сознание Загляды не принимали её.
Тут главное – убежденность в голосе и в поведении, иначе не поверят.
– А все, во что мы поверим, – реально...
Партия велела тебе не верить своим глазам и ушам. И это её окончательный, самый важный приказ. Сердце у него упало при мысли о том, какая огромная сила выстроилась против него, с какой легкостью собьет его в споре любой партийный идеолог – хитрыми доводами, которых он не то что опровергнуть – понять не сможет. И однако, он прав! Они не правы, а прав он. Очевидное, азбучное, верное надо защищать. Прописная истина истинна – и стой на этом! Прочно существует мир, его законы не меняются. Камни – твердые, вода – мокрая, предмет, лишенный опоры, устремляется к центру Земли.
— А как у тебя с Йейтс? Читал «Видение»?
Он говорит, что жизнь — это круг, что мы вертимся на этом колесе жизни и смерти. Этому кругу нет конца, пока кто-нибудь его не разорвёт. Вот ты пришёл и переломил обычный ход вещей. Бум! И мир стал...
— Шире.
— Он притягателен, уверен в своей правоте. И, конечно, неврастеник. И довольно опасный.
— Вы сомневаетесь, что сможете его убедить?
— Всё ещё хуже. Я боюсь, что ему удастся убедить меня.
Не знаю, что, но говорит он это очень убедительно.