Грустна моя дорога на земле,
В слезах и горе я бреду по свету,
Что делать?
Улететь я не могу,
Не птица я, увы, и крыльев нету.
Я шёл, печаль свою сопровождая.
Над озером, средь ив плакучих тая,
Вставал туман...
Этот вальс, этот вальс,
полный смерти, мольбы и вина,
где шелками играет волна.
Я люблю, я люблю, я люблю,
я люблю тебя там, на Луне,
и с увядшею книгой в окне,
и в укромном гнезде маргаритки,
и в том танце, что снится улитке...
Так порадуй теплом
этот вальс с перебитым крылом.
Есть три зеркала в венском зале,
где губам твоим вторят дали.
Смерть играет на клавесине,
и танцующих красят синим,
и на слезы наводит глянец...
А над городом — тени пьяниц...
О, возьми этот вальс,
на руках умирающий танец.
Хранит июльское тепло
загар листвы в притихшей роще,
что отцвело, то отцвело -
давай смотреть на вещи проще.
Гудит берёзовая медь
о том, что мы ночами просим -
нам так не хочется стареть,
приди немного позже осень.
Алеют на щеках рябин
до снега поцелуи лета,
приносит грусть кто нас любил -
такой обряд, и ты не сетуй.
Останешься красивым сном,
и осень жизни неизбежна...
а у того, что мы вернём,
цены уже не будет прежней.
Призрак минувшего лета
В необозримом саду;
Розово-ржавого цвета
Астры ещё на виду.
Ночь разве что затаила,
Неуловимо паря,
Что невзначай нам сулила
Предгрозовая заря.
И, беззащитное, сжалось
Сердце, хоть к ночи светло;
Астрами лишь задержалось
Что безвозвратно прошло.
Я каждую его картину готов воспеть, душа поёт.
Какой простор! Художник дивный!
Какая мощь! Какой полёт!
Российский дух и образ в нём
В пространствах мощных воплощён.
От Бога, видимо дана
Ему эпичность полотна,
И прямота, и простота,
И откровенности черта,
И силы духа высота.
Всё мне кажется,
будто бы по лесу
без тропинки ведёшь меня ты.
Мы в дремучих цветах до пояса.
Не пойму я —
что за цветы.
Не годятся все прежние навыки.
Я не знаю,
что делать и как.
Ты устала.
Ты просишься на руки.
Ты уже у меня на руках.
«Видишь,
небо какое синее?
Слышишь,
птицы какие в лесу?
Ну так что же ты?
Ну?
Неси меня!»
А куда я тебя понесу?..У осаждённого в сраженьях Цареграда
Завоеватели смотрели на Босфор,
Но подсказать не мог им вкрадчивый простор,
Что вместо маяка вдали горит лампада.
Готова с кесарем продолжить бранный спор,
Узрев Армагеддон, одумалась армада;
Для мирового зла небесная преграда
Над человеками заблудшими с тех пор.
В столпотворении насмешливо суровом,
Где умножается всемирная тщета,
Толкутся, помянуть не смея добрым словом
Победоносного Олегова щита,
Но только под Твоим, Пречистая, покровом
В скорбях Святая Русь была и есть свята.
Он Алексей, но... Николаич
Он Николаич, но не Лев,
Он граф, но, честь и стыд презрев,
На псарне стал Подлай Подлаич.
Сам на себя воздвигну клеветы...
Могу ль любить того, кого не любишь ты?
Мечта разложилась бесславно в колбе сферической
Россыпь уникальных порывов мусором стала
Мир там на обочине трассы к финалу инертен
Разбросан раскрошившийся смысл по углам и
задворкам беды не случится
Большой да и маленькой вряд ли,
Раз проба на имеющих право провалена явно
Под дых ударяли любя и желали держаться
Машины, обтекаемых форм, увозили заплаканных...
Город с раскроенным черепом
Больше не сможет петь.
Даже смеяться — челюсти
Сломаны... сбита спесь.
О грядущем ни намека,
Мысли свет и сердца жар
О минувшем — ни следа…
Не пленив мечтой напрасной,
Отражается всегда
Ей, холодной и прекрасной,
Лишь обманчиво глубоко
Подношу я этот дар.
С их зеркальной глубиной
И мерцанье грез лучистых,
Все в очах лазурно-чистых:
И созревшей страсти зной-
И созревшей страсти зной,
Все в очах лазурно-чистых
И мерцанье грез лучистых.
С их зеркальной глубиной
Подношу я этот дар
Лишь обманчиво глубоко
Ей, холодной и прекрасной.
Отражается всегда…
Не пленив мечтой напрасной
О минувшем — ни следа.
Мысли свет и сердца жар.
О грядущем ни намека.
Я подарил тебе на счастье
во имя света и любви
запас ненастья
в моей крови.
Женщина, как море, так взывает,
но мужчины, словно корабли,
только сверху душу задевают -
глубиной они пренебрегли.
Женщина всегда чуть-чуть, как море.
Море в чем-то женщина чуть-чуть.
Mais quand tu penches la tête
Avec un soupir
Sur mon coeur, mon coeur s'arrête
Et je vais mourir...
Но когда ты голову наклоняешь
Со вздохом
Над моим сердцем
Моё сердце останавливается
И я почти умираюNon! ravi de tes mensonges,
O fille des loups,
Je m'endors noyé de songes
Entre tes genoux.
Après mon coeur que tu ronges
Que mangerons-nous?
О нет, я счастлив во лжи
О, дочь волков
Я засыпаю в думах утопая
Меж твоих колен
Что же мы будем есть
Когда будет изглодано сердце моё?Il est loin le temps des aveux
Naïfs, des téméraires voeux!
Je n'ai d'argent qu'en mes cheveux.
Les ames dont j'aurais besoin
Et les étoiles sont trop loin.
Je vais mourir soul, dans un coin.
И вот, время признаний прошло
Как наивны мы были в дерзких желаньях
Но серебро только в волосах моих
Души, которые мне были нужны
И звёзды — так далеко!
Я умру пьяным, свернувшись в уголке.J'ai rêvé les amours divins,
L'ivresse des bras et des vins,
L'or, l'argent, les royaumes vains,
Moi, dix-huit ans, Elle, seize ans.
Parmi les sentiers amusants
Nous irions sur nos alezans.
Я мечтал о волшебном чувстве
Опьянение рук и вин
Блеск золота и серебра, далёких стран – померк
Мне – восемнадцать, ей – шестнадцать
Среди лёгких путей
Мы выбрали тернистую тропуБыть может, то осень
сквозь ставни ко мне проникла?
Качнулось пламя свечи…
Ставлю вещи на свет
и смотрю, как рождаются тени
в полдень осенний…
Под осенним дождем
зеленую хвою роняют
сосны на берегу,
обступив укромную бухту,
в белых плотных клубах тумана...
Вроде бы камень
рассмотрел в бамбуковой траве —
вот и весь мой осенний день...
Печально смотрю
на вино в бокале хрустальном.
Рубиновый блеск
как дрожащее отраженье
моего влюбленного сердца...
Спичку зажгу —
только тем утолю печали
бесприютной души,
что встречает вечер осенний
и во мглу уходит тоскливо...
Извозчичий кнут
все нахлестывает раз за разом
лошадь по спине —
звук бессмысленный и ненужный
на последнем пути к погосту...
Белопенной волной
подхвачены алые листья —
представляется мне,
будто это лодки рыбачьи
проплывают неторопливо…
Ты помни, время наполняет вечность,
И глупости становятся легендой.
Грехи сегодня – завтра только ревность.
Не торопись, не делай речи догмой.
Мы больше сокрушается, терпя
Зло от любви, чем от вражды победной.
О, зайка,
счастье тебя украшает
лучше любых монист,
лучше любой фигуры:
неотразимы
счастливые люди.
Римляне не отсоединяли себя от тел.
Тело – не временное
пристанище духа,
но дух и есть.
Для христиан тело – не я,
для буддистов, арабов тоже,
для римлян тело рассказывает, кто ты.
Ты то,
что ты делаешь с телом своим.
Христиане зашорили себе взгляд,
мы боимся видеть тела,
мы не хотим до конца понимать,
кто мы,
римляне – нет.
Они разбирали тело,
рисуя портрет души.
Ты уколешься столько раз,
сколько тебе
необходимо.
Но я буду с тобой,
серебристая душа моя.
И ты будешь знать,
что ничего не страшно,
пока создатель пляшет
свои пьяные счастьем
пляски
в некукольном
сердце
твоём.
Овечка волку про любовь толкует:
Как жить не может без него и как тоскует!
Волк говорит: «И я тебя люблю!
Жить без баранины я долго не могу!»
Россия-Русь! Куда б ты ни неслась
Оборванной, поруганной, убогой, —
Ты не погибнешь, ты уже спаслась,
Имея столько Праведных у Бога!..
Кто ждет мужчину у окна,
Мечтая о любови вечной,
Та в очередь поставлена,
И участь у неё — овечья.
Какое счастье думать, что сознаньем
Над смутой гор, морей, лесов и рек,
Над мчащимся в безбрежность мирозданьем
Царит непобедимый человек.
И да и нет — здесь все мое,
Приемлю боль — как благостыню,
Благославляю бытие,
И если создал я пустыню,
Ее величие — мое!
Луна богата силою внушенья,
Вокруг нее всегда витает тайна.
Она нам вторит: «Жизнь есть отраженье,
Но этот призрак дышит не случайно».
Своим ущербом, смертью двухнедельной
И новым полновластным воссияньем
Она твердит о грусти беспредельной,
О том, что свет нас ждет за умираньем.
Здесь время замедляет рваный бег,
И знают ли живущие на свете:
Как пахнет освещённый солнцем снег?
Чем дышит с перевала льнущий ветер?