Роберт был в ярости. Разбил руки в кровь о стену. Так мужчины показывают, что им не все равно.
Ради детей мы иногда идем на крайности.
Пока Эйрис Таргариен сидел на Железном Троне, твой отец был мятежником и изменником. Когда ты займешь трон, правдой станут твои слова.
Какой прок от власти, если ты не можешь защитить дорогих тебе людей?
Тот, кто берётся играть в престолы, или погибает, или побеждает.
Это и значит править. Лежать на постели из сорняков и вырывать их один за другим, прежде чем они задушат тебя во сне.
— Может, за Пейтом послать? Мне твоя воля не указ. Ты мой сын.
— Я еще и король. Маргери говорит, что короля все должны слушаться. Я хочу, чтобы завтра оседлали моего белого скакуна и чтобы сир Лорас поучил меня атаке с копьем. Еще хочу котенка и не хочу есть свеклу, — король, завершив свою речь, скрестил руки на груди.
Как можно быть настолько поглощённым раздумьями о семье, но не замечать, что в этой семье творится?
Любой, кто не из нашей семьи — наш враг.
Если кто-то использует наши лишения себе во благо, я хочу узнать об этом. Если кто-то смеётся над королевой, что шла по улице нагая и вся в дерьме, я хочу слышать это. Я хочу знать, кто эти люди. И где их найти.
Мы убиваем наших лошадей, когда они ломают ноги, и собак, когда они слепнут, а вот оказать такую же милость искалеченным детям у нас духу не хватает.
— Я предупреждала вас, что у Джоффа твёрдый характер.
— Между твёрдым характером и глупостью лежит большое расстояние.
— Ты умный человек, но ты и вполовину не так умён, как думаешь.
— И при этом всё равно умнее тебя.
В игре престолов побеждают или погибают. Третьего не дано.
Слёзы — оружие женщины. Так говорила моя леди-мать. А оружие мужчины — меч. Этим всё сказано, не так ли?
Чем больше людей ты любишь, тем ты слабее.
Твой народ останется тебе верным только в одном случае: если будет бояться тебя больше, чем врага.
— Где же ваша обувь?
— Я отдал её тому, кто больше в ней нуждался. Мы ведь всегда так делаем, не правда ли?
Истинный мужчина делает то, что он хочет, а не то, что он обязан.
— Ты тоже хочешь быть любимой, Санса?
— Кто же не хочет.
— Я вижу, расцвет не прибавил тебе ума.
— Я — регент Джоффри, и я послала ему королевский приказ!
— А он взял и не послушался. У него большая армия — он может себе это позволить.
Так и должно быть. Ведь если злые не бояться королевского правосудия, значит, мы назначили на эту должность не подходящего человека.
— Изгнание — горькая чаша.
— Более сладкая, чем та, из которой ваш отец напоил детей Рейегара. И более добрая, чем вы заслуживаете.
— Я прошу вас наложить на него оковы, отец, ради вашей же безопасности. Вы видите, какой он.
— Я вижу, что он карлик. В тот день, когда я испугаюсь рассерженного карлика, я утоплюсь в бочке красного вина.
— Что до тебя, Тирион, то ты лучше послужил бы нам на поле битвы.
— Нет уж, спасибо. Довольно с меня полей битвы. На стуле я сижу лучше, чем на лошади, и предпочитаю кубок вина боевому топору. А как же барабанный гром, спросите вы, и солнце, блистающее на броне, и великолепные скакуны, которые ржут и рвутся в бой? Но от барабанов у меня болит голова, в доспехах, блистающих на солнце, я поджариваюсь, точно гусь в праздник урожая, а великолепные скакуны засирают всё как есть. Впрочем, я не жалуюсь. После гостеприимства, оказанного мне в Долине Аррен, барабаны, конское дерьмо и мухи кажутся просто блаженством.
Если друзья могут стать врагами, то и враги способны превратиться в друзей.
Будь там за воротами кто-нибудь другой, я питала бы надежду соблазнить его. Но там Станнис Баратеон — скорее я смогу соблазнить его коня.
— Что ты делаешь?
— Молюсь.
— Ты просто идеал.
— О чём ты молишься?
— Чтобы боги смилостивились над нами.
— Над всеми?
— Да, Королева.
— Даже надо мной?
— Конечно, Королева.
— Даже над Джоффри?
— Джоффри мой...
— Замолчи, дурочка. Она просит богов смилостивиться над нами... Боги жестоки, на то они и боги. Мой отец так говорил, когда поймал меня за молитвой. Я помню, как умерла моя мать. Я была глупа. Я не понимала, что смерть окончательна. Я думала, что если усердно молиться, то боги вернут мне мать.
Сразимся, или умрем, или сдадимся и умрем – я знаю свой выбор, воин должен знать свой выбор.
Люди будут шептаться и насмехаться. Пускай. Они так ничтожны, что я их не замечаю. Я вижу то, что для меня важно.
Надеюсь, однажды ты полюбишь кого-то. Полюбишь так сильно, что, закрыв глаза, ты будешь видеть её лицо. Я желаю тебе этого. Я хочу, чтобы ты узнал, каково это — любить всем сердцем. Прежде чем я заберу её у тебя…
— Я говорю им, что особенных не бывает, и они считают меня особенным за мои слова.
— Возможно, они правы.
— Было бы удобно верить в это, не так ли?
Слишком часто порочные богачи недостижимы для правосудия.
– Когда мы с Джейме были маленькими, мы были так похожи. Даже отец не мог нас различить. Я не могла понять, почему с нами обращались по-разному? Джейме учили сражаться на мечах, с копьем, с булавой. А меня учили улыбаться, петь и очаровывать. Он был наследником утеса Кастерли, а меня продали какому-то чужаку словно лошадь, чтобы он ездил на мне, когда захочет.
– Вы были королевой Роберта...
– А ты будешь королевой Джофри! Наслаждайся.
Хороший король понимает, когда копить силы, а когда сокрушать врагов.
— Вы просто солдат, да? Получаете приказ и выполняете? Думаю, в этом есть смысл. Ваш старший брат был лидером, а вас учили подчиняться.
— Меня также учили убивать моих врагов, ваша милость.
— Значит это мы объединяем страну все семнадцать лет? Ты не устаешь?
— Каждый день.
— И сколько мы протянем на одной ненависти?
— Ну семнадцать лет мы протянули.
— Мы превосходим их числом.
— Какое число больше? Пять или один?
— Пять.
— Пять. [показывает раскрытую ладонь]
Один [показывает кулак]. Единая армия, настоящая, под единым началом, с единой целью. После смерти Безумного Короля у нас нет цели. Теперь у нас куча армий, у каждого кто готов платить. И у всех разные цели. Твой отец хочет владеть миром. Недд Старк хочет сбежать и спрятать голову в снег..