Человека невозможно вытащить из-под завалов прошлого. Либо ты выкарабкиваешься самостоятельно, либо остаешься под обломками.
Иногда слёзы сами текут, даже после долгих лет разлуки.
Глаза-океаны, а в них крушение.
Но, дойдя до последней черты, когда жизнь уплывает, словно лодка от берега, начинаешь хвататься за смерть, как за спасательный трос, в котором и есть твое избавление: ты просто уцепись покрепче и дай унести себя далеко далеко от того места.
В отношениях между мужчиной и женщиной кто-то один всегда оказывается сильнее другого. Но это не означает, что слабый не любит сильного.
В одиночестве я тосковала, но моя тоска была какой то притуплённой, потому что в ту пору до меня уже дошло значение слова «никогда».
Теперь для меня жизнь — это вечное вчера.
Вправить человеку мозги может только время.
— Как снежинки, — говорила Фрэнни. — Двух одинаковых не бывает, а отсюда кажется: что одна — что другая.
Наша планета больна, ей требуется сложная операция.
У нее затвердело сердце, будто спрятанное на хранение в ледник.
Теперь, когда она вернулась, воспоминания стали ещё слаще на вкус — как цукаты, забытые на полке в чулане.
Ему просто не хотелось расставаться с этой женщиной, ледяной, но не холодной, твёрдой, но не каменной.
— Полной уверенности не бывает...
<...>
Жестокая фраза, способная обескровить надежду.
Куда впитался алкоголь, там черная ткань становилась еще чернее. Это наблюдение показалось ей интересным; она даже записала в дневнике: «Спиртное действует на текстиль точно так же, как на человека».
Истина заключается в том, что граница, разделяющая живых и мертвых, подчас бывает смутной и зыбкой.
Истина оказалась совсем не такой, как нам объясняли в школе.
В каждой избушке свои погремушки.
Неужели жизнь — это не более чем игра на выживание в душном зале, где ты мечешься в четырех стенах, без конца передвигая деревянные плахи?
У него были тёмно-серые глаза. Глядя с небес, я бросалась в них очертя голову.
Когда на тебя обрушивается насилие, думаешь только о том, чтобы спастись. Но, дойдя до последней черты, когда жизнь уплывает, словно лодка от берега, начинаешь хвататься за смерть, как за спасательный трос, в котором и есть твоё избавление: ты просто уцепись покрепче и дай унести себя далеко-далеко от того места.
За её улыбкой скрывался какой-то душевный надлом.
Чудовищное и чудесное оказались неразделимы.
... Я отметила про себя одну из возможностей, которое дает небо. У меня появилось право выбора, и я предпочла сохранить в сердце нашу семью целиком.
Попав на небеса, я первое время считала, что там всем без исключения видится одно и то же...
Почему, спрашивал себя мой отец, люди слепо доверяют копам? Почему не довериться своей интуиции?
У моего отца на письменном столе стоял стеклянный шар, а в нем — утопающий в снегу пингвин с красно-белым полосатым шарфиком на шее. Когда я была маленькой, папа сажал меня к себе на колени, придвигал поближе эту вещицу, переворачивал ее вверх дном, а потом резко опускал на подставку. И мы смотрели, как пингвина укутывают снежинки. А мне не давало покоя: пингвин там один-одинешенек, жалко его. Поделившись этой мыслью с отцом, я услышала в ответ: «Не горюй, Сюзи, ему не так уж плохо. Ведь он попал в идеальный мир».
У неё была кожа лунного цвета и глаза океаны. А внутри – опустошенность, крах, отчаяние.
Когда мёртвые отпустят живых — живые смогут жить дальше.
«Синдром ходячего покойника» – это когда люди смотрят на живых, а видят мертвых.
Мёртвые могут с нами говорить, среди живых мелькают духи, движутся, объединяются и смеются над нами. Они-то и составляют воздух, которым мы дышим.
Когда мёртвые собираются вас покинуть, вы этого не замечаете. Ничего удивительного. В лучшем случае до вас доносится какой-то шепот, а может быть, угасающая волна шепотов. Я бы сравнила это вот с чем: на лекции — в аудитории или в зале — присутствует некая женщина, которая затаилась в последнем ряду. На нее никто не обращает внимания, и вдруг она решает выскользнуть за дверь. Но даже в этом случае её замечает только тот, кто и сам сидит у выхода.
Сначала прикинь, чем рискуешь, а потом действуй.
Тогда мне пришла в голову мысль, что если мы будем пользоваться белоснежными полотенцами, то внезапно станем более солнечными личностями, яркими и счастливыми, отчаянно чистыми.
Знакомство с жертвой преступления — всё равно что знакомство со знаменитостью. Особенно если преступление связано с чем-то гадостным.
Когда долгими часами пытаешься «хоть чем-то себя занять», волей-неволей начинаешь строить козни.
Никакая сила не способна повернуть время вспять.
Потребность высказаться оказалась непреодолимой. Таково было свойство моей натуры: как ни старайся помалкивать, сколько себя ни убеждай, всё без толку.