Иск Оскара Готлиба, построенный умелой рукой адвоката Людерса, основывался на том, что завещатель в момент завещания не находился «в здравом уме и твердой памяти». К доказательству этого были приложены все старания. Труп Карла Готлиба потревожили и лучшие профессора произвели анатомирование мозга. В представленном по этому поводу в суд протоколе были очень подробно описаны вес, цвет мозга, количество мозговых извилин, начинающийся склероз, но основная задача была не решена.
Сделать прямые выводы о психической ненормальности Карла Готлиба эксперты не решались, хотя – не без влияния Людерса – и нашли «некоторые аномалии».
Но у Людерса про запас имелись еще хорошо подготовленные свидетели. С ними Людерсу оказалось управиться легче, чем с экспертами. Карла Готлиба, стоявшего во главе огромного дела, окружало много людей. Среди них не трудно было навербовать свидетелей, готовых дать за приличное вознаграждение какие угодно показания. Руководимые опытной рукой, свидетели приводили много мелких случаев из жизни покойного, которые подтверждали мысль о том, что Карл Готлиб, возможно, был ненормален.
Студенты прозвали ректора «Вовка — золотая ручка». О его стремлении нажиться даже на мельчайших проступках учащихся ходили легенды. Пожилой насквозь коррумпированный управленец никогда не был снисходительным.
– Точно, – сказал я радостно. – Ты очень правильно говоришь. Именно так со мной и бывает. Я задумываю одно, а потом получается совершенно другое.
– Вот именно, – сказал Эдик. – Так же получилось и с нашим несчастным Гениалиссимусом. У него тоже был свой замысел. Он, когда вместе со своими рассерженными генералами пришел к власти, хотел установить здесь новый порядок. Стал бороться с коррупцией, бюрократизмом, выступать против неравенства.
И самое главное, расставив этих самых генералов на все ключевые места, ввел принцип постоянной сменяемости и омоложения кадров. Генералы, пока не захватили власть, были с его программой согласны. Но когда захватили, их собственные замыслы стали меняться. Они хотели на своих местах сидеть вечно. А Гениалиссимус этого еще не понял и требовал от них работы, дисциплины, отчетов перед народом. А потом решил ввести еще и принцип равенства: от каждого по способности, всем – поровну.
Если взятка делается ни за что – это уже благотворительность.
На палубе «Опричника» в испуге замерли Арон и Василий. А с причала, перебивая друг друга, на них одновременно орали на отвратительном английском языке все три представителя турецкой власти. Они в бешенстве потрясали документами Арона и Васи, угрожающе размахивали руками, вращали глазами, брызгали от ярости слюной и даже топали ногами от возмущения. <...>
А с тремя представителями турецкой власти произошла поразительная метаморфоза: милые, широкие улыбки добрых и гостеприимных хозяев, радостно потрясенных приездом дорогих гостей, сияли на их лицах!
Карташев, совершенно пораженный, пошел к Сикорскому.
— Вы ему взятку дали?
— Как видите.
— Ну, а если бы он вас за это ударил?
— Он?!
Сикорский расхохотался.
— Слушайте, даже стыдно быть таким наивным. Ведь это же полиция!
Ты морочить мне мозги
Даже думать не моги!
Лучше всю свою подлючесть
На работу напряги! А полезешь на рожон —
Выну саблю из ножон!
Ты хотя мне и подруга,
А порядок быть должон!..
Весы Фемиды коррозируют от коррупции первыми.
— Мы с вами единомышленники, мы хотим страну освободить от злокачественной опухоли. Вы понимаете, что это минута историческая? Мы стали людьми значительными, месье Марешаль. Робеспьер и Сен-Жюст, наверное, чувствовали такое же волнение.
— Психиатры это выяснят на суде.
— Каком суде?
— Вашем. Они, наверняка, скажут, что вы одержимый, параноик, но главного не скажут, потому что это слово не принято в юриспруденции. А главное то, что вы дурак, Моро. Но не расстраивайтесь, вы не первый. История уже знавала Савонаролу, ФукеТенвиля. Чрезмерный порядок не менее опасен, чем хаос. Я коррупцию ненавижу, также, как и вашу мораль.
— Так нет же никого в таможне! Кому платить, неизвестно. Хочешь, мы заплатим. Золотом.
— Ты ж меня знаешь, Абдулла...
— Дима, у Топтунова дачу отбирают!
— Кто отбирает?
— Ты что, дурак?
— Папочка, у Топтунова дачу отбирают.
— И правильно отбирают, давно пора! С жульем, допустим, надо бороться.
— Ну почему он жулик? Человек умеет жить.
— Ты мне скажи, на какие заработки заместитель директора трикотажной фабрики отгрохал себе двухэтажный особняк?
— Это его дело!
— Нет, наше! Мы будем нещадно бороться с лицами, живущими на нетрудовые доходы!
— Фрэнки, это всё сволочи легавые! Они свистнули лимон! У них такой коррекция! .... Коррупция.
— А сразу трудно сказать?
— Зинаю, зинаю.
— Видите ли, товарищ сержант, у моего друга несколько сдали нервы. Он сейчас сожалеет о случившемся. Мы торопимся в Москву. Не хотелось бы осложнений. Устроит ли вас эта скромная сумма?
— У меня кончились бланки квитанций...
— Не нужно квитанций. Наша вина — безмерна, ваше благородство — безгранично. Конфликт улажен?
— Улажен.
— Дима, не волнуйся! Надо дать следователю в лапу!
— Ну ты с ума сошла! В лапу! Сумасшедшая!
— Надо дать много, тогда он возьмёт!
— Молчать! Смирно! Не допущу! Позор!
— Папа, с твоими поучениями ты бы выступал у себя на рынке!
— Я торгую кулубнику, выращенную своими собственными руками, а за взятки не то что зятя — родную дочь сотру в порошок!
— А я вот не беру взяток! Вот так!
— На одно жалованье живёте что ли?
— Вам никто и не даёт! Место у вас такое, недоходное. Вот кабы вам давали, а вы не брали, так тогда и хвастаться можно было.
Нехорошо-с, молодой человек! — ворчал Прокофий Осипыч. — Ваша речь, может быть, годится для покойника, но в отношении живого она — одна насмешка-с! Помилуйте, что вы говорили? Бескорыстен, неподкупен, взяток не берет! Ведь про живого человека это можно говорить только в насмешку-с.
— Капитал не признает границ.
— Коррупция, по-моему, тоже.
— И поэтому, публикация дневника Серрано ничего не даст. Мне придется уйти в отставку, двух-трех политических клоунов заменят, вас в тюрьму, а по сути дела — ничего не изменится.
— Все же, общественное мнение не стоит сбрасывать со счетов.
— А что изменила афера Лобхеда?
— А дело Никсона?
— Ой, нет, там речь шла не о деньгах, а о морали.
— Значит, существует мораль.
— Что ж, это и останется скандалом века.
Запомните, джентльмены: эту страну погубит коррупция.
— Я никогда не давал взяток.
— Как такое возможно? Ведь ты итальянец!
— Мы хотели бы, чтобы вы направили генеральному прокурору запрос на начало секретного расследования с привлечением Большого Жюри о возможных связях олдермена Гиббонса с организованной преступностью, отмыванием денег и вымогательством.
— Суперинтендант... Тереза, не дури, я понимаю Хью Киллиан, давай раскрутим этот клубок насколько сможем и затянем петлю, но олдермен Гиббонс!..
— Я не закрою дело Киллиана, пока оно не приведет нас к Гиббонсу. Если бы не было Гиббонсов, не кому было бы защищать таких, как Киллиан.
— Как дела?
— Ужасно, ужасно. Ко мне должен нагрянуть Яков Семенович.
— А! О! А! Ой, Яков Семенович! Ой, как страшно. Хех, я не знаю кто это, но мне очень страшно. Просто неизвестность, она пугает.
— Я тоже его не знаю, это проверяющий из министерства. Говорят зверь. Что делать?
— Что делать?! Для начала, Серёга, надо успокоиться. Проверяющий — он же как женщина. Нужно немножко потратиться для того, чтобы получить нужный результат.
— В смысле?
— Ну как в смысле? Ну, дать взяточку.
— Ты что? Это невозможно. Это противоречит моим моральным убеждениям.
— Ну да, отлично, отлично. Лишишься лицензии, придешь домой и скажешь: «Девочки! У папы нет ни работы ни денег, но зато очень много моральных убеждений. Так что кушайте моральные убеждения».
В мире, в котором правит коррупция и высокомерие, сложно придерживаться своих философских и литературных принципов.
Для демократии коррупция в точности тоже самое что и смазка для мотора. У неё тошнотворный запах, она грязная. Но без неё не обойтись.
— Разве у взятки бывает налог?
— Бывает, конечно, если дающий взятку симпатичный, Абдульхей.
Честных людей не бывает, просто нужно дать столько, чтобы человек не смог отказаться. И он возьмёт, обязательно возьмёт.
— Откатай пальчики с этой посудины и сравни.
— Без проблем. Заходи завтра, после обеда.
— А пораньше можно?
— Серёж, ты что, не видишь — я зашиваюсь! Ты что!?
— А взятка ускорит дело?
— И не стыдно?.. Советский человек... служишь в органах.... Ну конечно, ускорит!
— Приятно иметь дело с «оборотнем в погонах».
— Доволен?
— Верну, что вы из казны умыкнули — буду доволен.
— А-а-а... Дак ты не о себе радеешь? Вон оно что... О государевых делах твоя забота?
— Не веришь?
— Ну конечно не верю. Столько лет живу и всё при власти — не встречал таковых. Хотя, кто о радении государю громче всех кричит, те первейшие воры завсегда и есть. И ты таков, Бориска...
— За углом есть паб.
— Взятка?
— Мотивация.
За долгие годы для продажного копа ложь становится инстинктом.
А он тоже добренький был, как и ты, Зимина, ему тоже все это очень не нравилось. Знаешь, брал бабки и плакал, плакал и брал.
Коррупция — это образ жизни.
Все коррупцию ругают. А она строить и жить помогает.
Коррумпированное правительство против организованной преступности. А страдают обычные люди. Классическая история.
— Полиция здесь сильная.
— Полиция, не берущая взяток всегда сильная.
Если людей довести до крайнего состояния, то есть превратить их в живых скелетов, то они не будут в состоянии свергнуть его. Поэтому Путин заберёт всё даже у самых нищих.
Мы всё это уже проходили. Вот эти все лозунги... А разве в перестройку, в девяностых, не так же было? Да было всё точно так же. <...> И тогда была та же самая ерунда! Говорили: «О-о-о! Вы что?! Партийная номенклатура! Жируют! Коррупция! Взятки! Тра-та-та...» И свобода... Вот всё свободы не хватает. Вот как встану с утра — свободы не хватает. Страны нет, нет страны. После этого целая череда этих войн кровопролитных, в которых погибли сотни тысяч людей. Кто за это ответит? Какая, извините за выражение, падла за это ответит? За всё то, что произошло? Где эти люди, которые это «замутили»? Вот — новые выросли... Сопли подотрите, тоже преобразователи, реформаторы России! Без вас, без сопливых скользко! Это — про митинги. <...> Что касается борьбы с коррупцией... Ещё раз повторю, для глухих, ёп-пэ-рэ-сэ-тэ. Да, надо бороться с коррупцией! Коррупция — это плохо! Вопрос только в том — какой ценой. Если ценой разрушения своей страны — то такая борьба с коррупцией не нужна, потому что это скрытая форма войны с собственной страной и с собственным народом. Скрытая форма ненависти к своей собственной стране.<...> Что касается конкретных фактов, то пусть их разбирают... Если есть факты — пусть их разбирают. Только очень часто бывает, что фактов никаких нет, а есть вот сплошное бла-бла-бла...
На Украине после четырнадцатого года произошел, на мой взгляд, как сейчас модно говорить, — «апгрейд» коррупции. Была такая тупая, совковая, ватная коррупция, а стала совсем другая — более европейская, более гибкая, более эффективная, более интересная, в конце концов, более яркая, многоцветная, шумная, и прочая, и прочая, и прочая...
Железные люди коррозируют от коррупции.
Отсутствие контроля за чиновниками порождает чудовищную коррупцию.
Что касается истории с часами — я же не мог не надеть на свадьбу подарок жены. Это наше личное дело, и это никого не волнует. Вряд ли как-то подарки жены мужу или мужа жене могут иметь отношение к антикоррупционной деятельности.