— Куда поедешь?
— Может в Лондон... Навестить старых друзей.
— У тебя нет друзей, Дэймон.
— Ты прав, у меня есть только ты, так что куда мы поедем?
— Стефан, привет.
— Привет.
— Я сегодня готовлю ужин, придёт Рик... и ты приходи.
— Знаешь, у нас с Еленой перерыв... ну, в отношениях.
— Правда?
— Да.
— А звуки сегодня утром говорили об обратном.
— Так клёво не стареть. Мне нравится быть вечно красавчиком.
— Да уж, быть стопятидесятилетним тинейджером всегда было пределом моих мечтаний.
— Анна забрала Елену!
— Да, я понял это, прослушав 600 сообщений на автоответчике.
— Что ты делаешь, а?
— Пытаюсь за тебя восстановить мир.
— Да не нужен мне этот мир...
— Но тогда думай, что сегодня день наоборот.
— Стефан! Пожалуйста, скажи мне, что ты не думаешь, что простое рукопожатие решило все наши проблемы.
— Нет, вообще-то я думаю, что при первом же удобном случае Мейсон Локвуд вонзит кол тебе в сердце, а потом и мне. И все это потому что ты пытался убить его. За что тебе большое спасибо. Ведь у нас так мало проблем.
Друзья не лишают друзей свободы воли.
Если я позволю себе быть неравнодушным, то все, что я почувствую — это боль.
Но один человек продолжал говорить мне, что чувствовать — это нормально, причём неважно, как от этого больно. Говорил, что именно эмоции делают нас людьми. Как хорошие, так и плохие. И просила никогда не терять надежду.
— Он ждал 145 лет только для того, чтобы понять, что Кэтрин он безразличен. В смысле, это, наверное, больно, да?
— Да в принципе и сам он не подарок!
— Как вообще люди понимают, что пришло время двигаться дальше?
— Я не знаю. Думаю, что однажды ты встретишь кого-то ещё и полюбишь его всем сердцем. И это будет означать, что ты пошёл дальше. Даже не осознавая этого.
Почему из-за тебя у меня замирает сердце?
Мы были в этом зале, когда Клаус внушил мне выключить эмоции. Я думал что опустился на дно в 20 — ые, но когда я укусил тебя я не хотел больше чувствовать. Но кое-кто твердил мне, что чувствовать это нормально. Несмотря на боль. Что наши эмоции делают нас людьми. Плохими или хорошими и нельзя терять надежду.
Я сделал выбор, о котором буду сожалеть всю свою жизнь. Но дай мне попытаться все исправить.
Приятно увидеть тебя, Елена. В последний раз...
Все те усилия и время, что ты потратил на то, чтобы заставить нас с братом ненавидеть друг друга, имели обратный эффект... Мы с Деймоном прошли через ад, который гораздо страшнее, чем ты!
Его семья — его главная слабость. И пока она у меня, я могу разрушить его жизнь.
— Ты мне больше нравился, когда всех ненавидел.
— Я и сейчас всех ненавижу, просто мне нравится, что я им нравлюсь...
— Просто дыши. Дыши. Раньше ты не чувствовала такого гнева.
— Я ненавижу ее. Я не думала, что способна так ненавидеть, но я ненавижу ее и ненавижу эту ненависть к ней.
Воспоминания... слишком важны...
— Не хочешь потанцевать?
— Ты же ненавидишь танцы. Обычно тебя нужно умолять.
— Нет, нет, нет, умолять меня нужно, когда я трезвый, а когда я пьяный, ничего такого не понадобится.
— Я мог бы вырвать тебе сердце, даже глазом не моргнув.
— Ага, слышал раньше.
– У меня был шанс убить её, но я засомневался.
– В этом наше главное отличие, мой юный друг. Я не сомневаюсь.
– Я поеду на маскарад и убью её сегодня.
– Ты не убьёшь её.
– Только не строй из себя паиньку.
– Ты не убьёшь её.
– Почему это?
– Я её убью.
— Если ты хочешь победить злодея, ты должен быть умнее его!
— Для того, чтобы победить злодея, нужно быть более крутым злодеем.
Мы сами выбираем свой путь, от этого зависит то, кем мы являемся на самом деле.
— Кэролайн, ты была моим другом, моей совестью, моим путеводным светом. Ты видела во мне свет, когда я видел лишь тьму. Ты спасла меня от отчаяния. Однажды ты сказала, что я влюблюсь без памяти даже не заметив этого. Так и случилось. День за днём, шаг за шагом, год за годом. В тебя.
— Я помню, как говорила это. Мы танцевали на моём выпускном. Так забавно, что у нас в памяти остаются именно такие вещи. Я помню, как ты сказал, что когда я буду готова принять тебя и ты будешь готов. Я готова. Думаю, часть меня была готова с того мгновенья, когда я впервые увидела тебя. Таинственного незнакомца, в коридоре нашей школы. Я всегда буду помнить это мгновенье. Даже спустя сотни лет я буду помнить его. За нас обоих.
— В какую игру ты играешь, Кэтрин?
— А ты хочешь поиграть?
— Я не могу играть, пока не знаю правил.
— А нет никаких правил, Стефан. Нет никаких правил…
— А ты винишь себя?
— Когда я хочу, это чувство всегда рядом.
Видишь ли в чем дело, ярость — это действительно мощное оружие. Но чувство вины... Оно уничтожит тебя.
— Я просто хочу сказать, что не всех можно испортить. Вдруг она добрая и всё тут.
— Не бывает просто добрых. Вот увидишь.
— Я хочу поблагодарить тебя. За то, что ты спас мне жизнь.
— Это мелочь. Я каждый вторник этим занимаюсь.
— Можешь любить Елену сколько захочешь, можешь защищать её. Но у меня есть то, чего у тебя никогда не будет.
— Да? И что это?
— Её уважение.
— Помнишь, как в детстве мы играли в прятки?
— Вспомнил это, потому что жульничал?
— А вот и нет.
— Конечно жульничал. Ты прятался в кабинете отца, хотя знал, что нам туда нельзя.
— Ну, может разок.
— Нет, постоянно.
— Тогда почему ты не мог найти меня?
— Мне было страшно. Я не хотел нарушать правила.
— Или надеялся, что отец поймает и накажет меня.
— Нет. Я не боялся быть пойманным. Я боялся за тебя, Стефан. Но почему ты вспомнил прятки?
— Потому что ты меня не найдёшь.
— Как мне известно, жених и невеста написали собственные клятвы.
— Не писали.
— Ладно, хорошо. Сочиняйте. Живо.
Поэты и философы, которых я когда-то любил, били неправы. Смерть приходит не ко всем, течение времени не притупляет воспоминаний и не обращает тела в прах. Меня признали мертвым и установили на холодной земле могильный камень с моим именем. Он символизировал конец земного пути, но на самом деле моя жизнь тогда только началась. Kaк будто я долгие годы спал, прозябал в темноте, а потом проснулся, и мир оказался ярче, вольнее и интереснее, чем я когда-либо воображал.Люди, которых я знал, продолжали существовать так же, как я раньше. Они тратили свои короткие жизни на посещения рынка, возделывание полей и поцелуи украдкой, после заката солнца. Для меня они стали всего лишь тенями, значащими не больше чем испуганные белки и кролики, который скачут по лесу, не осознавая мира вокруг.
Но я не был тенью. Я был жив — и одновременно неподвластным страху смерти. Я победил смерть. Я большее не был случайным гостем в этом мире. Я был его хозяином, и вечность должна была склониться предо мной…
— Ты любишь ее? Кэролайн?
— К чему это? У тебя остались чувства к ней?
— В моей жизни и так слишком много женщин. Так Кэролайн и есть та причина, по которой меч Рейны пронзил твою грудь? Ты защищал ее?
— Нет. Я защищал Деймона.
— Тогда отпусти ее, Стефан. Отпусти ее. Или проведешь вечность, принося в жертву все хорошее, что было между вами, ради брата. Поверь мне, я провел вечность наблюдая, как так же поступает Элайджа ради меня.
Я подумал, раз уж ты передала мне ген потрошителя, кстати, спасибо тебе за это, мы могли бы это обсудить.
Ты можешь захватить мой город. Ты можешь разрушить мой дом, но ты не тронешь мою машину.
— Стефан, поторопись, мы опоздаем в школу!
— Школа?
— Да, школа. Знаешь, такое заведение, о котором мы вечно забываем.
— Я ничего не чувствую.
— Я тебе не верю.
— Мне все равно.
— То есть ты не помнишь свои ощущения, когда мы с тобой танцевали, когда моя рука касалась твоей талии?
— Нет.
— А это? Когда наши пальцы касались?
— Ничего.
— А это? Твое сердце правда отказывается вспоминать?
— Какое сердце?