Зима пробуждает аппетит. Пока на улицах лежит снег, шоколадное пирожное — лучшее лекарство.
О счастье можно говорить минут пять, не больше. Тут ничего не скажешь, кроме того, что ты счастлив. А о несчастье люди рассказывают ночи напролет.
— ... быть может, во всём виновата осень; я ощущаю её сильнее, чем ты. Осенью рвутся пакты и всё становится недействительным. И человек хочет... Да, чего же он хочет?
— Любви.
... человека начинают ценить лишь тогда, когда его больше нет.
Нет ничего утомительнее, чем присутствовать при том, как человек демонстрирует свой ум. В особенности если ума нет.
Как мало мы можем сказать о женщинах, когда счастливы. И как много, когда несчастны.
Герои должны умирать. Если они выживают, то становятся скучнейшими людьми на свете.
Иногда даже страх приносит пользу. Главное — расслабиться. Когда держишь себя в кулаке, обязательно случится несчастье. Жизнь — как мяч. Она всегда сохраняет равновесие.
Человек, который склонен к возвышенным чувства, обманывает обычно и себя и других.
Как хорошо было в старину, когда неправду называли не ложью, а фантазией и когда о чувствах судили по их силе, а не по абстрактным моральным нормам
Не стоит заглядывать чересчур глубоко в душу, иначе скоро наткнешься на решетку, которая ведет в подземные каналы, где текут нечистоты.
Если во всех случайностях видеть проявление судьбы, нельзя будет и шагу ступить.
Просто странно, куда только человека не заносит судьба. Но главное, что она все же заносит его куда-то, где можно начать сначала.
Иногда человек теряет мужество. А иной раз кажется, что к разочарованиям можно привыкнуть. Но это не так. С каждым разом они причиняют все большую боль. Такую боль, что становится жутко. Кажется, что с каждым разом ожоги все сильнее, и с каждым разом боль проходит все медленнее.
Пусть где-то убивают сотни тысяч людей — если ты порежешь себе палец, боль от этого не будет меньше.
Я полагаю, ни один человек не верит, что стареет. Он понимает это, но не верит.
Есть вещи, раздумье о которых не способствует их прояснению. Потому и не стоит о них слишком долго рассуждать. Это только всё портит и усложняет.
— А пока? Что бы вы хотели делать?
— Ни о чём не думать. И как можно дольше.
«Darling». В штатах это слово ничего не значит и значит очень многое. Так называли телефонисток, которых и в глаза не видели, и так называли и женщин, которых любили больше жизни.
... Красота проходит. Старость не многим к лицу. Для нее, очевидно, нужно нечто большее, чем красота.
Приятные воспоминания плохи, потому что это прошлое, неприятные хороши опять-таки потому, что это прошлое.
Чувства не имеют отношения к правде.
Картины — как живые существа. Как женщины. Не следует показывать их каждому встречному и поперечному. Иначе они потеряют свое очарование. И свою цену.
Культура — это тонкий пласт, её может смыть обыкновенный дождик.
Возврата быть не может, ничто не стоит на месте: ни ты сам, ни тот, кто рядом с тобой. Всё, что от этого остаётся в конце концов, — это редкие вечера, полные грусти, — грусти, которую чувствует каждый человек, ибо всё преходяще, а он единственное существо на земле, которое это знает, как знает и то, что в этом его утешение. Хотя и не понимает почему.
Бедняга тот, кто больше ничего не хочет.
С людьми, которые подходят друг другу расстаться просто. Это как кастрюля с притёртой крышкой. Такое сочетание можно нарушить совершенно безболезненно. Но если они не подходят и нужно брать в руки молоток, чтобы подогнать крышку к кастрюле, то легко что-нибудь сломать, когда попытаешься снова отделить их друг от друга.
Тот, кто умеет только ненавидеть или только любить, — завидно примитивен.
... воспоминания чрезвычайно опасны; если ты вступишь на путь воспоминаний, то окажешься на узких мостках без перил, по обе стороны которых — пропасть; пробираясь по этим мосткам, нельзя ни иронизировать, ни размышлять, можно только идти вперед не раздумывая.
Воспоминания — чертовски тяжелый багаж.
Мне нужна была не водка, а кто-то, кто ни о чем не спрашивает, но тем не менее находится рядом.
Алкоголь оказался куда более верным средством сближения, нежели интеллект.
Глупость – ценнейший дар. Но тот, кто её утратил, никогда не приобретет вновь. Она спасает как шапка-невидимка. Опасности, перед которыми бессилен любой интеллект, глупость просто не замечает.
Думаете, люди, которые пишут о картинах, разбираются в них лучше? Скажу вам по секрету: о картинах нельзя писать — как вообще об искусстве. Все, что пишут об этом, служит лишь одной цели — просвещению невежд. Писать об искусстве нельзя. Его можно только чувствовать.
— Я же ничего о тебе не знаю, — сказала она. — И не хочу ничего знать. У каждого свои проблемы, своя история, и посвящать в них другого, по-моему, просто скучно. Скучно до одури.
— После крабов будете есть еще мороженое? — спросил я Кана.
— Я это проделал однажды. Не скажу, чтобы мне это пошло на пользу. Нельзя следовать всем влечениям сразу.
— Очень мудро.
— Ты умеешь готовить?
— Как сказать. Умею поджарить бифштексы и открывать консервные банки.
... у вас была цель. Это спасает.
Бедняги гомосексуалисты! Им приходится сражаться сразу на двух фронтах. Против мужчин и против женщин.
Почему, собственно, мы проявляем гораздо больший интерес к несчастью своих ближних, нежели к счастью? Значит ли это, что человек — завистливая скотина?