Цитаты авторства Артуро Перес-Реверте

Книги – это двери, что выводят тебя из четырех стен. Они учат тебя, воспитывают, с ними ты путешествуешь, мечтаешь, воображаешь, проживаешь другие жизни, а свою умножаешь в тысячу раз. Подумай, Мексиканочка, кто еще даст тебе больше за меньшую цену. А еще они помогают справляться со многими неприятными вещами – призраками, одиночеством и прочей дрянью. Иногда я думаю; как же вы справляетесь со всем этим – вы, те, кто не читает?
Фотография – это умение заключать увиденное в рамку, а умение заключать в рамку – способность выбирать одно и отказываться от другого.
Однажды я уйду, так и не узнав тебя. Тогда ты станешь вспоминать мои большие тёмные глаза. Мои невысказанные упрёки. Мои горькие стоны во сне. Мои кошмарные сны, которые ты не умел прогонять. Вот что ты станешь вспоминать, когда я уйду.
Мы никогда не остаемся с книгой наедине, не правда ли? Каждая страница напоминает нам какой-нибудь прожитый день и помогает воскресить те чувства, что его наполняли. Счастливые часы отмечены мелом, печальные — углем...
Стоя в одиночестве перед трупом голландца, я по-иному стал смотреть на мир. И ужасная истина, лишь слабое предвестие которой угадывал я прежде в прозрачно-зеленоватых глазах капитана, ныне открылась мне: тот, кто убивает издали, понятия не имеет о том, что такое убийство. Тот, кто убивает издали, не усваивает уроков жизни и смерти – он не рискует, не обагряет свои руки кровью, не слышит дыхания противника, не видит в его глазах ужас, или злобу, или безразличие. Тот, кто убивает издали, не подвергает испытанию крепость своей руки, силу духа и совесть, не творит призраков, которые потом всю жизнь будут являться к нему по ночам, тревожа его сон. Тот, кто убивает издали, – негодяй, который заставляет других делать за него грязную и кровавую работу. Тот, кто убивает издали, – наихудший из людей, ибо ему неведомы ярость, ненависть, жажда мести, равно как и жалость или раскаянье. И потому тот, кто убивает издали, не знает, чего лишен.
Женщину нельзя оценивать саму по себе. Женщина помимо того — и сверх того — это мужчины, которые у нее были, есть и ещё могут быть. Без этого ни одну невозможно понять... И тот, кто примет весь список, тот и завладеет ключом от ее сейфа. И проникнет в ее тайны.
Хороший игрок помнит ход тысячи партий, своих и чужих, и старается улучшить их новыми вариантами; он изучает своих предшественников, как учат иностранный язык или алгебру.
Я считаю своим достоинством, синьора, что так называемый «практический взгляд на жизнь» мне чужд... Однако у меня нет ни малейшего желания выдавать отсутствие подобного взгляда за нечто высокоморальное. Для меня это, скажем так, вопрос эстетики.
— Симпатичные... — заметила она. — Я про официантов. Кажется, они очень довольны своей жизнью. Может быть, это море так на них действует.
— Это в самом деле только так кажется. Их безжалостно гоняют офицеры и пассажирский помощник. А вызывать симпатию — часть их работы: им платят за то, чтобы они улыбались.
Одежда не только удобство или способ соблазнить. Это даже не элегантность или статус, а некие нюансы внутри статуса. Одежда может быть состоянием Духа, характером, властью. Человек одевается соответственно тому, кем он является, или тому, кем хочет быть.
«Будь же ты вовеки проклят... убирайся в адское пекло... пёс смердящий... солнце ещё не сядет, а я тебя четвертую, честью клянусь... шкуру сдеру заживо...» Забранки довольно витиеватые — даёт себя знать образованность.
Угрызения совести редки у мужчин, если они добиваются денег или обладания, и у женщин, если они через день меняют возлюбленных... И потом, и мы вовсе не испытываем такой благодарности за рыцарские поступки и чувства, как принято думать. И доказываем это, влюбляясь в проходимцев и в грубых мужланов.
— Ты был немыслимо хорош, Макс. Элегантен и обворожителен. Идеал джентльмена.
— Вот уж кем никогда не был.
— Был — и больше, чем почти все мужчины, которых я знавала. Настоящий джентльмен — это тот, кому безразлично, джентльмен он или нет.
В ту пору, когда каждый день был вызовом и схваткой за выживание, сочетание располагающей естественности, хороших манер и осторожной изворотливости открывало ему многие двери.
Большая часть жителей ушла с появлением императорских войск, и покинутые дома обращены в солдатские казармы, а патио и сады — в конюшни. Разграбленная церковь служит теперь пакгаузом и арсеналом, алтарь разломан и пущен на дрова для бивачных костров.