Приятно думать, что когда мы, наконец, устаем от этого мира, существует еще восход солнца.
Всем известно, что прекрасный принц не появится никогда, а Спящая красавица, возможно, давно уже мертва.
Мы все умираем... Смерть — это единственное, что объединяет людей.
Труднее всего расставаться с жизнью, когда она стоит на пороге расцвета.
И тем не менее, как это ни больно, я в своем уме. Вот в чем проблема.
— Но я одинок. И страдаю от этого. Мне хочется быть с теми, кого я люблю, но ничего не выходит. — Он вновь перевёл взгляд на огонь. — Я встречаюсь с ними, остаюсь рядом на какое-то время, а после снова ухожу.
Твое сердце в моих руках, а значит в безопасности.
Люди охотнее верят в Дьявола, чем в Бога и в добро. Не знаю, почему… Может быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче. А говорить, что человеком овладел Сатана, — все равно что объявить его сумасшедшим. <…> Не нужно видеть беса своими глазами, чтобы поверить в его существование.
Страх твой – враг твой.
— Я никогда не лгу, — ничуть не смущаясь, ответил я. – Во всяком случае тем, кого не люблю.
Держись как можно ближе к истине, и тогда ложь прозвучит более правдоподобно.
Ложь иногда бывает спасительно необходимостью. Какой-нибудь умник должен был бы написать учебник вежливого вранья. Изложить в нём основные принципы, оправдывающие спасительную ложь.
То, что я открываю тебе свою боль, еще не означает, что я люблю тебя.
Вслед за болью пришло уныние. Уныние приходит, когда боль нельзя заглушить.
Не бывает ничего не правильного. Бывает только отчаяние.
Что же означает: жить в чьем-то сердце? Ничего. Во всяком случае, мне так кажется. Ведь на самом деле тебя там нет.
Иногда только книги и заставляют меня продолжать существование на этом свете. <...> Они позволяют надеяться, что под обложкой скрывается целый новый мир и если ты туда попадёшь, то будешь спасён.
Обожаю перечитывать книги. Это всё равно что снова и снова слушать любимую песню...
— Ты говоришь мне правду?
— А зачем мне тебя обманывать? Почему я должен защищать тебя от истины?
Мне вдруг пришло в голову, что волосы ее можно сравнить с золотым дождем и что поистине, когда смотришь на того, кого любишь, все поэтические образы мира обретают смысл.
... нельзя отдавать себя во власть кого бы то ни было — ни Бога, ни дьявола, ни человека.
Бездействие — вот настоящее зло.
— Если зло существует в этом мире, но не различается по степеням греховности, стало быть, достаточно совершить один-единственный грех, чтобы оказаться навеки проклятым. Разве не к этому сводится смысл твоих слов? Если Бог есть и…
— Я не знаю, есть ли он, – перебил я Армана. – Но судя по тому, что я видел… Бога нет.
— Значит, нет и греха, и зла тоже нет.
— Это не так, – возразил я. – Потому что если Бога нет, то мы – высшие разумные существа во всей вселенной. Только нам одним дано видеть истинный ход времени, дано понять ценность каждой минуты человеческой жизни. Убийство хотя бы одного человека – вот что такое подлинное зло, и неважно, что он все равно умрет – на следующий день, или через месяц, или спустя много лет… Потому что если Бога нет, то земная жизнь, каждое ее мгновение – это все, что у нас есть.
Всю свою жизнь я прожил среди тех, кто ничего не создавал и не стремился что-либо изменить.
Никто из нас с годами в сущности своей не меняется, со временем мы лишь в большей степени становимся теми, кто мы есть.
Мы меняемся, не изменяясь. Мы набираемся мудрости, но подвержены ошибкам. Сколько бы мы ни существовали, мы остаемся людьми — в этом и наше чудо, и наше проклятие.
Но одно у нас общее — этот талант к страданию, да, талант к скорби, да, и страсть к тому волшебству, к той тайне, что зовётся музыкой.
Эта музыка была написана словно для того, чтобы помогать идти вперед, упрямо и почти мстительно карабкаться в гору. Она зовет вперед, вперед и вперед, не позволяя останавливаться. А затем наступает затишье, как в венском лесу, словно у человека внезапно перехватило в горле от вида города, куда он стремится, и тогда он раскидывает руки в стороны и принимается танцевать по кругу...
Это беспощадная музыка. Идущий человек не собирается останавливаться. Вперед, вверх, дальше... Теперь уже не важно: леса, деревья — все это не имеет значения. Имеет значение только одно: ты продолжаешь шагать... И когда вновь приходит капелька счастья — благоуханного, ликующего счастья, вызваного тем, что шагаешь по плато, — то на этот раз в такт ему звучат шаги. Потому-то путь не заканчивается.
До тех пор пока не перестанет звучать музыка.
Так же как и в восемнадцатом веке, христианский бог был мертв. На смену прежней религии не пришла никакая другая...
Но разве станет мир хуже от того, что никого и никогда не станут именем Бога сжигать на кострах? — спросил я. — Если не будет в людях слепой веры в Бога, ради которой они способны творить подобное друг с другом. Какую опасность таит мир, живущий по светским законам и не допускающий совершения столь ужасных деяний?
Христианство возникло из праха язычества только затем, чтобы придать древнейшим верованиям новые формы.
Мы всегда унижаем своих героев. Мы их ломаем. Ведь они напоминают нам, что означает настоящая сила.
Истина заключается в том, что почти все женщины слабы — как смертные, так и бессмертные. Но когда они сильны, они абсолютно непредсказуемы.
В этой красоте сквозила великая сила. Она окружила меня, как воздух, ветер или вода, но она не имела к ним отношения. Она была гораздо более разреженной и глубинной и, удерживала меня с внушительной силой, тем не менее оставалась невидимой, лишённой ощутимой формы и напряженности. Этой силой была любовь.
Зло – само понятие о нем – происходит от разочарования и горечи! Неужели ты не понимаешь? <...> Единственно подлинная сила заключена в нас самих. Как ты можешь верить во все эти лживые сказки?
Однако в любом семействе встречаются дурные люди, слабые люди, не способные или не желающие противостоять испытаниям жизни и показательно проваливающиеся. Их ангелы-хранители рыдают; демоны, направляющие их, пляшут от радости.
Ненависть — это ад, оставим его людям.
Подчас любовь и ненависть служат одной и той же цели.
Да, память — это проклятие, думал он, но одновременно и величайший дар. Потеряешь память — считай, потерял всё на свете.
Проклятие памяти заключается в следующем: ничто никогда не забывается.