Конный пешему не товарищ.
И одной матки детки, да не равны.
И на дереве лист на лист не приходится.
В лесу бог лесу не уравнял, в народстве — людей.
Бог и лесу не сравнял. Бог и пальцев на руке не уравнял.
Многие американцы согласятся, что Америка построена на крови. И кровь всё ещё вопиет из её земли. Люди, которые сделали Америку своим Новым Светом, приобрели плохую карму, жестоко обращаясь с местным населением и культурой. Но, высаживаясь на американские берега, они крепко держались за идею равенства. Насилие, которым был проложен путь к равенству, — позорно, но сама идея не стала от этого хуже. Сама идея — чиста, место, где её осуществили, — нет.
Если каждый будет чувствовать себя в безопасности и иметь достаточно свободного времени, большинство людей, которых отупляет нищета, станут грамотными и научатся думать сами, а когда это произойдет, большинство рано или поздно поймет, что привилегированное меньшинство ничего не делает и вообще не нужно, и это меньшинство будет сметено.
Богатые всегда легко рассуждают о бедности. Ведь сытый голодного не разумеет.
Сиди не гавкай! Ведь ты здесь подчиненный!
Верхам – анархия, низы – соблюдайте законы!
Справедливость мироустройства — миф, и никакого такого равенства в природе не существует. Да и сами люди старательно культивируют всевозможные сравнения, а значит, и неравенство.
– Ты нормально?
– Да, сэр.
– Слушай, Пит. Да, мы все так или иначе на этом Теде Гамильтоне свихнулись… Я заметил по себе. Но при этом я отлично понимаю, кто любит мою девочку и кого бы она выбрала, будь в жизни всё по справедливости.
– Но это не так.
– Нет. Нет, не так… Когда я был в твоём возрасте, я по уши влюбился в Эленор Хёрши… Династия Хёрши… Шоколад Хёрши… Прелестная девушка, абсолютно без претензий. Я познакомился с ней на заправке. Но появился тот француз, богатый до ужаса, чуть ли не владелец Франции… У меня не было шансов. Так уж порой бывает, Пит. Не должно быть, но бывает. Порой Голиаф побеждает Давида… Но об этом легенд не создают.
Мы должны говорить от имени тех, кто не может говорить за себя.
Все это превосходно придумано и служит залогом сохранения нации. Какое счастье для народа – иметь двадцать пять герцогов, пять маркизов, семьдесят шесть графов, девять виконтов и шестьдесят одного барона, что составляет в совокупности сто семьдесят шесть пэров, из коих одних величают «ваша светлость», а других «ваше сиятельство». Велика, подумаешь, важность, если при этом кое-где и попадаются кое-какие лохмотья! Нельзя же требовать, чтобы всюду было одно лишь золото. Лохмотья так лохмотья! Зато рядом с ними – пурпур. Одно искупает другое. Велика важность, что на свете есть неимущие! Они служат строительным материалом для счастья богачей. Черт возьми! Наши лорды – наша слава.
Никакого жеманства, фу-ты ну-ты, как у других, в ней не было, но все равно все вылезало наружу. Стоило только мне сделать что-то не так или не так сказать, сразу саркастический тон, нетерпимость. Да перестаньте вы думать о классовых барьерах, скажет. Как богач советует бедняку перестать думать о деньгах.
В жизни невозможно равенство, в смерти невозможно неравенство.
Мы легко согласимся, что разделенность на простолюдинов и аристократов — <...> игра воображения.
Мы с ним слишком разные, чтобы он считал нас равными себе.
Мишаня к тебе после морового поветрия очень сильно переменился — понял, что ты жизнью ради больных рисковала. Для других — есть болезнь, есть и лекарь, все само собой разумеющееся, как если бы: есть туча, есть и дождик, иначе и быть не может. А Мишаня понял. Для воина тот, кто, собой рискуя, другого спас, роднее роднее брата кровного делается. Он, в отличие от остальных, в тебе это увидел и оценил. Бабу по достоинству оценить, с уважением отнестись, с благодарностью… редко это у них бывает, даже у самых лучших. А уж признать равной себе… почитай, никто из них не способен, наш мир — мужской мир. Мишаня же способен, это — редкость, повезло тебе.
Право на неравенство — естественное право человека, оно заставляет его искать путь к деньгам, прилагать для этого усилия. Неравенство — топливо для общественного двигателя. Соревнуясь в успехе, люди делают более эффективной всю экономику.
Тонны лжи о всеобщем равенстве мешают современному человеку понять, что это достойно — желать выделяться среди других, стремиться к успеху и деньгам.
Даже сегодня, в период упадка, обыкновенный человек материально живет лучше, чем несколько веков назад. Но никакой рост благосостояния, никакое смягчение нравов, никакие революции и реформы не приблизили человеческое равенство ни на миллиметр. С точки зрения низших, все исторические перемены значили немногим больше, чем смена хозяев.
Тебя смущал его чин? Я не осуждаю тебя. Мы все гнём перед ними спину. Поэтому так высок их авторитет.
Бог создал людей, а Сэмюэль Кольт уравнял их в правах. Ты веришь, что только кольтом можно их уравнять? Всегда есть детали которые влияют на результат.
— Вот мы и пришли. Это — Куо-Куана.
— Вау! Здесь... здорово! Знаешь, беру свои слова назад. Это место шикарное! Почему кто-то вообще хочет уезжать отсюда?
— Не в этом дело, Сан. Мы [фавны] просили справедливости, чтобы люди признали нас равными себе. А вместо этого нам всучили этот остров и сказали делать на нём всё, что захотим. Но мы не упали духом и выложились на полную, чтобы сделать это место домом для любого из нас. Но как ни крути, этот остров и город остаются напоминанием, что мы всё ещё не равны. Что мы для людей — всего лишь второсортный вид.
— Но если это место и правда может нравиться, почему бы не назвать его домом?
— Ладно. Тогда, «с возвращением домой».
— Могу ли я кое-что у тебя спросить?
— Валяй.
— Зачем ты вступила в «Белый Клык»?
— За тем же, что и ты.
— Но...
— Почему я сражаюсь за фавнов, когда сама похожа на человека? Расслабься, ты не первая спрашиваешь об этом. Я знаю, что выгляжу как человеческая девочка. Годами я росла, считая себя такой. Мы жили в Мантле, вместе со своими вкалывали на шахтах. Но родители желали мне лучшей жизни. У них получилось записать меня в подготовительный класс для поступления в Атлас. Ты только представь это — девочка-фавн из Мантла переезжает в город мечты. Я чувствовала себя принцессой. Но был для этого и ряд правил: не приводить друзей домой, не говорить о родителях, и уж точно ни прикаких условиях не выдавать себя как фавна... Никто не должен был знать об этом.
— Звучит ужасно.
— Вначале всё было не так уж и плохо, хоть и не привычно. Особенно, когда ты только прибываешь туда. Иногда другие двевочки говорили о фавнах — что они животные, что они глупы и воняют... Мне приходилось лишь поддакивать. Я всего лишь хотела чувствовать себя одной из них! Но однажды в новостях сообщили об обрушении одной из шахт. Видимо, один из рабочих случайно опрокинул груз с необработанным прахом — пошла цепная реакция, и... Я была в шоке. А мои «друзья» смеялись. Я не сдержалась. Каждый сантиметр моего тела посинел от отчаяния. Те девчонки, которые играли и общались со мной, тут же испугались, увидев меня такой.
— Мне жаль.
— Не стоит. Потому что потом я повыбивала им зубы.
— ... Ну наконец-то ты заговорила! А то уже второй день от тебя ничего, кроме отрывистых ответов и странных взглядов...
— Сан, ты знаком с «Белым Клыком»?
— Ага. Не думаю, что в нашем мире есть хотя бы один фавн, который не слышал об этих придурках, решающих все проблемы насилием. Стадо дебилов, как по мне.
— Когда-то я тоже была одной из них.
— Стой! Ты была в «Белом Клыке»?!
— Я была частью этой группировки, сколько себя помню. Даже можно сказать, что я родилась среди них. Но тогда всё было иначе, чем сейчас: после войны мы должны были быть символом мира и братства между людьми и фавнами. Только вот, несмотря на обещанное равенство, фавны так и подвергались дискриминации — люди продолжали смотреть на нас сверху вниз. И тогда «Белый Клык» стал голосом нашего народа. И я была там — в первых рядах каждой мирной демонстрации и бойкота. Я правда думала, что наши действия что-то меняют... но тогда я была лишь наивной оптимисткой. И вот, пять лет назад у нас сменился лидер. Сменилась и тактика — мирные протесты стали перерастать в организованные атаки. Мы громили магазины, где не обслуживали фавнов. Воровали поставки у компаний, эксплуатировавших наших братьев. Но хуже всего то, что эти действия сработали — люди начали признавать нас равными себе. Но не из уважения, а из страха. И тогда я ушла — больше не хотела использовать свои навыки в злых целях, даже против людей. Тогда-то я и решила стать Охотницей. И вот я здесь — преступница, скрывающаяся у всех на виду с помощью маленького чёрного банта.
— А твои друзья знают об этом?
— Погоди-ка! Если ты [Пенни] приехала на турнир, значит, ты должна знать того хвостатого отброса [Сан], так ведь? Того мерзкого фавна с корабля!
— Почему ты не можешь остановиться?!
— Что?
— Прекрати оскарблять его! Он — личность!
— Ну уж извини! Может быть, ты ещё хочешь, чтобы я перестала называть мусорку — мусоркой, а фонарь — фонарём?
— Прекрати!
— Прекратить что? Он уже нарушил один закон. Дай ему время — и он примкнёт к себе подобным в этом их «Белом Клыке»!
— Ты мелкая невоспитанная хамка!
— Эй, как ты могла сказать такое! Мы с тобой — одна команда, между прочим!
— Только вот ты возомнила о себе слишком многое!
— О, и с какой стати ты это постановила?!
— Да хотя бы с той, что ты на всех фавнов поголовно вешаешь ярлык террористов, не различая их! Если ты видишь, что они внешне отличаются от людей — значит, для тебя они уже отбросы!
— Ага! Так значит, ты это признаёшь — что «Белый Клык» состоит из террористов?
— Я этого не говорила!
— Но из этой мелочи ты готова и дальше раздувать проблему!
— Потому что это и есть проблема!
— Ты хоть понимаешь, что пытаешься оправдать группировку человеконенавистников? Фавны «Белого Клыка» — абсолютное зло!
— Фавны — не зло! По-твоему, почему они презирают людей? Потому что такие люди, как Кардин или вот ты, вынуждают их идти на крайние меры!
— «Такие люди» как я?!
— Ты — расистка!
— Я — жертва!.. Хочешь знать, почему Я не терплю «Белый Клык»? Почему я не доверяю фавнам? Потому что они воюют с моей семьёй уже очень, очень давно. Да, это именно война. С жертвами. Из-за компании моего дедушки я всю жизнь была живой мишенью. С самого детства мне приходилось видеть, как похищают друзей моей семьи, как совершают покушения на совет директоров, как целые поезда с честно добытым Прахом исчезают. Из-за этого мой отец каждый день возвращался домой в бешенстве — и тогда не сладко приходилось и всем остальным. Теперь видишь, почему я ненавижу «Белый Клык»? Они — кучка лжецов, воров и убийц!
— Это всё потому что МЫ не хотим, чтобы вы НАМИ помыкали!!!
— ..."Белый Клык", да? Кучка невоспитанных дегенератов...
— У тебя с этим проблемы?
— Проблемы? С чем же? С безумными психопатами?
— «Белый Клык» — всего лишь группа фавнов, ущемлённых в правах. И они не психопаты.
— «Ущемлённых»?! Да они только спят и видят, как извести всех людей под ноль!
— Потому что их СИЛЬНО ущемляли!
— Что такое неравенство?
— То, что способности и усилия разных людей по-разному влияют на их социальный статус.
Забалтывается в трескучих словесах истина о том, что создание богатства — благо, и неравенство — благо, ведь это соревнование в успехе и достатке. Что равенство возможно только в нищете, а оттуда рукой подать к лагерным баракам и террору.
Женщины живут в стране, которая называется дом. Они ее коренное население. Поэтизированный невнимательными наблюдателями, воспетый романтизирующими его пропагандистами, дом преподносится как противоположность внешнему миру: в нем тепло, когда снаружи холодно; в нем царит любовь, а снаружи — жестокость. Дом — убежище от внешнего мира, островок покоя, безопасности и комфорта (эмоционального, если не материального). <...> Дом для женщины может стать тюрьмой: ее могут держать в нем взаперти, не позволять выходить, или сама она может быть слишком изувеченной, чтобы покинуть его; женщину в нем могут истязать или сжечь живьем; женщина в нем может быть служанкой, выполняющей черную работу и живущей в черном теле; законным имуществом; имуществом, предназначенным для секса; имуществом, предназначенным для воспроизводства.
Протестовать по поводу корриды в Испании, поедания собак в Южной Корее или забоя тюленей в Канаде, продолжая есть яйца кур, которые всю жизнь провели в клетках, или телятины от телят, которые были лишены их матерей — все равно, что обличать апартеид в Южной Африке, прося своих соседей не продавать свои дома чернокожим.
Везде, где есть большая собственность, есть большое неравенство.
Не скрещивай шпаги с тем, у кого её нет!
Ненавижу, когда притесняют по признаку расы, религии или ориентации. Раз это происходит в моей стране, то считайте что я еврейка, атеист и гей.